— Вообще-то я не о том, — усмехнулся Скотт, — ну ладно, ответ принимается. — Он заставил Кристиана наклониться вперед, прослушал его дыхание, проверил сердце и пульс. — Итак, ты не пьешь… сколько же дней? Четыре?
— Пять, и ты это знаешь.
— Решил проворить, считаешь ли ты.
— Считаю, но не потому, что хочу выпить, — огрызнулся Кристиан, — а потому, что хочу выйти из этой комнаты.
— Терпение, друг мой, терпение.
— К черту терпение! — Он сбросил руку Скотта со своего запястья. — Пульс у меня в порядке, сердце и легкие тоже! А вот мышцы слабеют от бездействия и мозг превращается в кашу. Мне не нужно спиртное, мне нужно вырваться отсюда!
— Позволь узнать, что ты будешь делать, когда вырвешься отсюда? — любезным тоном осведомился Скотт.
Мгновение Кристиан пребывал в замешательстве:
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал. — Скотт убрал стетоскоп и закрыл чемоданчик. Подойдя к креслу-качалке, он повернул его к Кристиану и сел. — Чем ты собираешься заниматься?
— У меня есть дела в «Кроникл».
— Но ты же сам столько раз говорил, что терпеть не можешь ходить в издательство.
— И что? Есть обязанности, от которых я не могу совсем отказаться. Не хоронить же мне газету.
— А я думал, как раз хочешь. Разве не это ты сказал мне совсем недавно?
Кристиан раздраженно провел по волосам своими длинными пальцами.
— Я сказал, что не хочу быть издателем. И еще я сказал, что стараюсь иметь с «Кроникл» как можно меньше дел. Но хоронить газету? Этого я никогда не говорил! Она нужна слишком многим — кому-то, чтобы зарабатывать себе на жизнь, а кому-то, чтобы заворачивать рыбу.
Скотт усмехнулся:
— Сьюзен говорит, что для рыбы лучше подходит «Геральд». Особенно страницы частных объявлений.
— Слушай, Скотт, у меня никогда не было намерения покончить с газетой. Просто я не стремлюсь соперничать с Грили из «Трибьюн», Беннет из «Геральд» или даже Рэймондом из «Таймс». «Кроникл» несла на себе печать моего отца и моих братьев и несет ее до сих пор. Об этом постоянно заботятся те люди, которые руководят ею. Я бы так не смог. Что касается публикаций, то я редко бываю согласен с точкой зрения «Кроникл». Так было всегда. Сотрудники дважды в неделю терпят мое присутствие в издательстве, но тут уж ничего не поделаешь — у меня тоже есть определенные дела. Я подписываю бумаги, которые кладут передо мной, отвечаю на вопросы, сам что-то спрашиваю и в целом поощряю их труд. Именно им, а не мне газета обязана своим престижем. Я всего лишь единственный уцелевший на войне сын учредителя, — он втянул ртом воздух и медленно выдохнул, успокаиваясь. — Ну а теперь, когда с этим все ясно, может, выпустишь меня отсюда? Мне надо работать.
Скотт не знал, как быть. Несмотря на заверения друга о необходимости появиться в издательстве, он никак не мог отделаться от навязчивой картинки — Кристиан лежит вдрызг пьяный под ближайшим столом. Из тона Кристиана явствовало, что его отношение к газете сводится исключительно к чувству долга перед памятью тех, кому она действительно была небезразлична. Он умолчал — возможно, намеренно — о собственном вкладе в это издание, но именно благодаря влиянию Кристиана Маршалла и его незаурядной личности «Кроникл» стала заметна в определенных светских кругах. Он заставил публику заговорить о газете, сделал ей лицо и не торопился разубеждать тех, кто считал мнение «Кроникл» его личным мнением.
Кристиан забронировал на сезон кресло в партере театра Уоллака и ложу в Академии музыки, частенько посещал места сборищ светской элиты, бега в Гарлеме и нью-йоркский яхтенный клуб. Повсюду он рекламировал «Кроникл», умалчивая о собственных взглядах и притворно интересуясь светской жизнью.
Эта суета требовала постоянного напряжения, и Скотт очень опасался, что если Кристиан не похоронит газету, то газета в первую очередь похоронит его.
— Посмотрим, — наконец сказал он, — почему бы нам не подождать до конца праздников? Послезавтра уже Рождество. Пусть твоя газета отдохнет до Нового года.
Кристиан вскинул руки.
— Кто, черт возьми, назначил тебя моим опекуном? Тебе не кажется, что это просто смешно? — Вскочив с кровати, он беспокойно заходил по комнате. — Мне надо привлечь тебя к суду, вот что!
— Ты постесняешься это сделать, — невозмутимо парировал Скотт.
Кристиан искоса глянул на друга.
— Вот именно. Надо мной будет смеяться вся авеню, если не весь город. — Он помолчал. — У меня есть светские обязанности, Скотт. Внизу, наверное, десятка два приглашений ждут моего ответа.
— Приглашений было двадцать восемь, — сказал Скотт, — и на все уже ответили. Ты послал свои сожаления.
— Да как ты посмел!
— А вот как. У мисс Холланд прекрасный почерк. Она позаботилась обо всей твоей корреспонденции. Ты много потеряешь, если не оставишь ее на должности секретарши.
— Просто неслыханно! Ты окончательно прибрал к рукам мою жизнь, причем с помощью моей же прислуги! Боже, избавь меня от гуманистов!
Скотт остался безучастным к этой вспышке бессильной злости и продолжил как ни в чем не бывало:
— Мы со Сьюзен хотели бы на Рождество пообедать с тобой.
— Что? — язвительно спросил Кристиан, поднимая брови. — А себе самому ты разве не послал мои сожаления?
— Приглашения мы не присылали. Мне кажется, в нем нет необходимости, ведь обедать мы будем здесь.
Кристиан тряхнул головой.
— Нет, — твердо заявил он, — категорически нет. Я запрещаю! Я не буду принимать вас со Сьюзен здесь, в спальне. Моя столовая внизу. Мы будем обедать там.
— Отлично, — добродушно отозвался Скотт, — значит, увидимся на Рождество. Скажем, в семь, идет? Полагаю, моя дочь тоже приглашена?
— Почему у меня такое чувство, как будто меня обошли на всех поворотах?
Скотт засмеялся:
— Потому что так и есть, дружище.
Кристиан перестал ходить по комнате, присел на край кровати и, нагнувшись вперед, крепко сцепил руки. Ночная рубашка провисла у него между колен.
— Не знаю, как убедить тебя в том, что я не собираюсь напиваться до бесчувствия, если ты выпустишь меня из этой комнаты. Ты же не можешь держать меня здесь вечно, Скотт! Мне кажется, до сих пор я выказывал похвальное терпение в отношении твоих варварских методов. Но всему есть предел. Если ты разрешаешь мне сойти в столовую на Рождество, значит, можешь дать мне ключ прямо сейчас, черт возьми!
— Обещай мне, что близко не подойдешь к издательству. Забудь про газету и про светские обязанности. Займись каким-нибудь приятным делом.
Кристиан сузившимися глазами уставился на нос друга, прикидывая, как он будет смотреться, если его чуть-чуть свернуть набок.
— Не искушай меня! — предупредил он.
Скотт, почти явственно ощутив силу кулака Кристиана, потер переносицу указательным пальцем и смущенно улыбнулся:
— Как насчет рисования? Ты мог бы открыть свою студию и…
— Послушай, еще слово, и ты вылетишь отсюда! И даже дверь мне для этого не понадобится. Вполне сойдет и окошко.
— Понял.
— Надеюсь.
— Так что насчет газеты?
Кристиан вяло выругался.
— Ладно, — раздраженно сказал он, — я сделаю вид, что газеты не существует. Справлялась же она без меня все это время, значит, продержится и еще немного.
Скотт кивнул, вытащил из своего жилетного кармана ключ от спальни и бросил его Кристиану.
— Если хочешь, можешь его проверить.
— Обязательно проверю. Однажды меня уже надули.
— Знаю, мисс Холланд мне рассказала.
Кристиан подошел к двери, вставил ключ в замочную скважину и только тогда отозвался:
— И ты, конечно, похвалил ее?
— Разумеется.
Дверь открылась. Кристиан выглянул в коридор.