¾ Да вот... о милейшем ротмистре... — ответил Путилин, садясь в карету.
Через минут пять мы были в особом помещении участка, где находился труп несчастной жертвы гнусного, страшного злодеяния.
Путилин отдернул кисейку, которой была прикрыта бедная девочка, и обратился ко мне:
¾ Твое мнение, доктор?
Бедный ребенок! Я как сейчас его вижу. Головка херувима с длинными белокурыми локонами... Лицо ужасно: выражения такого страшного физического страдания мне еще никогда не приходилось наблюдать.
Я взял труп на руки и поднес его к яркому свету окна. Проклятые проколы были видны до удивительности, и весь труп, обескровленный до капли, казался восковым, прозрачным.
¾ Мне приходится только присоединиться к мнению моих коллег, — с дрожью в голосе ответил я. — Какое подлое изуверство!
¾ Эти страшные проколы наносились живой или мертвой девочке?
¾ Судя по отпечатку на ее лице невыносимых физических мук, мы должны прийти к заключению, что ее истязали живую.
¾ Чем сделаны эти раны-проколы?
¾ Каким-нибудь орудием вроде круглого острого стилета, шила...
С невыразимо тяжелым чувством покинули мы эту комнату, где лежал трупик несчастной мученицы. Всю дорогу до тюрьмы, куда мы прямо отправились, перед моими глазами стояло страшное лицо девочки.
Подойдя к одиночной камере заключенного преступника Губермана, провинциальный коллега великого сыщика сказал ему:
¾ Вы, высокочтимый Иван Дмитриевич, поболтайте с ним без меня, мне надо навести кое-какие справки в канцелярии.
С протяжным скрипом открылась перед нами дверь камеры.
¾ Вы стойте в коридоре, у дверей... — обратился Путилин к надзирателю и двум конвойным солдатам.
При нашем входе человек, сидевший в позе глубокого отчаяния на табурете перед привинченным к стене столом, испуганно вздрогнул и быстро встал.
Это был Губерман, тот страшный изверг естества, которому молва и судебное следствие приписали такое жестокое преступление.
Невысокого роста, коренастый, уже пожилых лет, он обладал лицом далеко не симпатичным. Что-то алчное сверкало в его узких глазах, в которых застыл теперь и большой испуг.
¾ Здравствуйте, Губерман! — произнес великий сыщик, подходя к нему и не спуская с его лица пристального взгляда.
Еврей-дисконтер молча поклонился, с недоумением глядя на Путилина.
¾ Я — Путилин.
Лишь только мой друг назвал себя, как ростовщик вздрогнул. Его словно качнуло.
¾ Вы — Путилин?! Знаменитый Путилин? — пролепетал он.
Я заметил, как краска бросилась ему в лицо, но вместе с тем какая-то радость сверкнула в его глазах.
Путилин усмехнулся.
¾ Оставляя в стороне эпитет «знаменитый», покончим просто на Путилине. Ну-с, а теперь давайте поговорим с вами. Вы догадываетесь или, быть может, знаете о цели моего приезда сюда?
Обвиняемый ростовщик отрицательно покачал головой.
¾ Нет? Тем лучше. Изволите видеть, ваши сородичи упросили меня взяться за частное расследование вашего дела.
¾ О, господин Путилин! — рванулся к нему Губерман. — Спасите меня! Клянусь вам, я не повинен в этом страшном убийстве!
¾ Я постараюсь сделать для вас все, что могу, но при условии, что будете со мной вполне откровенны.
¾ Спрашивайте все, что угодно, я ничего не утаю от вас!
¾ Вы клянетесь, что выне совершали этого преступления. Допустим, я хочу вам верить Но.. можете ли вы убежденно вашей святой Торой поклясться, что никто другой из ваших сородичей не мог совершить этого?
¾ Могу! Могу поклясться, чем хотите. У нас нет, не существует ритуальных убийств. Это страшная клевета на еврейство.
¾ Скажите, у вас много врагов?
¾ Больше, чем друзей, господин Путилин.
¾ Эти враги — на почве вашей профессии ростовщика?
Губермана передернуло.
¾ Я, видит Бог, никого не грабил...
¾ Позвольте: вы уже забыли и нарушаете ваше обещание говорить мне одну лишь правду. Предупреждаю вас: еще одна ложь — и я бросаю ваше дело. Итак, отвечайте: ваши враги на почве ваших деляческих операций?
¾ Да... — не поднимая головы, прошептал ростовщик.
¾ Вы многих разорили?..
¾ Я их не разорял. Они, должники, сами себя разоряли... Они брали деньги... Векселя... Неустойки.. Опись... продажа с молотка...
¾ И много, я спрашиваю, таких, которые «сами себя разорили», благодаря знакомству с вами?
¾ Много.
¾ Не из евреев?
¾ Нет.
¾ Вы помните ваших русских клиентов всех хорошо?
¾ Нет... Где же упомнить, господин Путилин?..
¾ Но особенно лютых врагов знаете? С кем за последнее время вы имели столкновение из-за сведения денежных расчетов?
Губерман начал, медленно обдумывая, перечислять фамилии.
¾ Кто-нибудь из них грозил вам местью?
¾ Ах, господин Путилин, это были обычные фразы о том, что я захлебнусь проклятым золотом, что мне отольютсяих слезы...
Ростовщик схватился за голову и вдруг как-то завыл-зарыдал.
¾ Ай-ай-ай... — вырывалось у него с рыданием. — И правда это! Сбылось их проклятье... Золото, кажется, действительно и сгубило меня. Все бы теперь отдал за свободу, за то, чтобы снять с себя такое страшное обвинение.
Путилин с сожалением поглядел на еврея.
¾ А такого вы не знаете? — тихо спросил он у него.
¾ Нет, что-то не помню...
¾ Я вам опишу приметы его.
И когда он описал эти приметы, получил тот же отрицательный ответ.
¾ В ночь накануне обнаружения трупа в вашей выгребной яме вы не слышали подозрительного шума, лая собаки во дворе?
¾ Может быть, и лаяла собака, не знаю. Мало ли когда она лает. Я нарочно ее приобрел, чтобы она охраняла двор.
Путилин погрузился в раздумье.
¾ Неутешительно, — пробормотал он, вставая. — Ну, прощайте, Губерман, а лучше — до свидания.
ДОМИК С ДВУМЯ ОКНАМИ
Когда мы подъехали к дому Губермана и вошли во двор, лицо Путилина было мрачно и темно, как и наступающая ранняя ночь.
¾ Темное дело... темное дело... — бормотал он. Дом был опечатан. Собаки уже не было на цепи. Великий сыщик принялся за детальный осмотр двора.
Он тщательно осмотрел выгребную яму, собачью будку.
¾ Смотри, доктор, — обратился он ко мне. — Кто бы мог подумать, что евреи кормят собак костями от свиного окорока!
Он держал, улыбаясь, большую обглоданную кость. Потом, подняв глаза вверх, посмотрел на забор.
¾ Однако, здоровый забор! Чуть не полторы сажени вышины. И с гвоздями наверху. Да, через такой не перескочишь!..
Медленно, шаг за шагом он стал обходить его, пробуя каждую тесину.
¾ Крепко... крепко... — шептал он.
Вдруг его рука, которой он с силой надавливал забор, провалилась, и он слегка покачнулся, подавшись вперед.
¾ Что с тобой? — бросился я к нему.
¾ Ничего особенного. Одна доска в заборе оказалась оторванной. Смотри.
Путилин нажал доску рукой, и она совершенно свободно выдвинулась вперед, держась на верхних гвоздях.
¾ А ну-ка, не пролезу ли я в сие отверстие? — усмехнулся Путилин. — Попробуй и ты.
Хотя и с трудом, но мы оба протиснулись и вскоре очутились по ту сторону забора.
Перед нами было пустое место — не то поле, не то огород.
Липкая, густая грязь — почва была, очевидно, глинистая — покрывала все это унылое, мрачное место.
Мой гениальный друг низко склонился над землей, словно стараясь что-то заметить, отыскать.
¾ Так... так...
¾ Ты что-нибудь нашел, Иван Дмитриевич? — тихо спросил я его.
¾ Кое-что... Иди за мной.
Мы прошли несколько десятков саженей. Вдруг он остановился и показал мне рукой на небольшой домик в два окна.
¾ Скажи, пожалуйста, — домик! Я думал, на этом пустыре нет никакого жилья... Темные окна. Интересно знать, обитаем он или нет...
Великий сыщик еще ниже склонился над землей, внимательно во что-то вглядываясь.
¾ Стой там, где стоишь! — бросил он мне и потонул во мраке темной ночи.
Два раза мне мелькнул свет его фонаря. Прошло минут пять-десять. Тревожно-тоскливое чувство овладело мною. Незнакомый город. Это мрачное место... Это загадочно-отвратительное убийство несчастного ребенка.
¾ Ну, вот и я! — раздался голос Путилина. — Таинственный домик сейчас пуст, но обитаем. Мне приходит странная фантазия, доктор, проникнуть во внутренность этого жилища. Что ты на это скажешь?
¾ Как? В чужой дом?
¾ Именно.
¾ Но для чего?
¾ А это другой вопрос, на который я тебе не сумею определенно ответить, ибо... ибо еще только зондирую почву.
¾ Но подумай, ведь тебя могут счесть за разбойника?
¾ Очень может быть. Но я ведь ничего не украду у них. Однако довольно шутить. Дело в следующем. Мы должны составить маленькую диспозицию. Слушай: сейчас же поезжай с моей карточкой к моему почтенному коллеге и скажи, что я прошу его отрядить с тобой двух его агентов для того, чтобы они продежурили часть ночи во дворе губермановского дома.
На его вопрос, где я, ты ответь полным незнанием.
Вы втроем будете стоять близ забора. О проходе — ни звука им.
Лишь только ты услышишь мой сигнальный свисток, немедленно веди их через отверстие и бросайтесь к этому домику. До свидания, доктор!
¾ А если свистка не будет?
¾ Тогда терпеливо ожидайте моего появления.
¾ Ах, Иван Дмитриевич, не сносить тебе твоей буйной головушки! — в тревоге за моего великого друга вырвалось у меня.
¾ Ну уж, во всяком случае, не в Минске мне ее сложить! — тихо рассмеялся он.
Прежде чем рассказать вам о том, как я принимал с двумя агентами участие в этой памятной мне страшной ночи, я приведу вам рассказ моего гениального друга с его слов.
ЖЕЛТЫЕ ТУФЕЛЬКИ. РИТУАЛЬНАЯ ЧАША. С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ В ПОДВАЛЕ
— Я, —рассказывал Путилин, — внимательно обошел крохотный домик, стараясь изыскать способ, как бы лучше, незаметнее в него проникнуть. Непреодолимая сила влекла меня туда. Какой-то таинственный голос властно мне шептал: «Иди туда, иди туда!»
Дверь была закрыта на засов, на нем болтался большой висячий замок.
Со мной не было инструментов, которыми я мог бы открыть дверь. Мне не оставалось ничего более, как влезть в таинственный домик через окно. Я так и поступил. Я тихо разбил окно и через секунду очутился в темной комнате. При свете моего фонаря я огляделся. Большая, грязная комната, в которой, кроме стола, трех стульев и постели, не было ровно ничего. Рядом с этой комнатой находилась другая, поменьше, совершенно пустая.
Быстрым взглядом окинув все это, я поспешно спустил над разбитым окном жалкое подобие занавески — кусок выцветшего ситца. Я вновь с удвоенной энергией принялся осматривать две жалкие конуры. Ничего, абсолютно ничего подозрительного. А между тем... между тем ведь мужские следы совершенно ясно были замечены мною от выпертой нарочным путем доски губермановского дома вплоть до дверей этого домика.Кому было надо совершать путешествие этим пустырем? И почему обитатель таинственного жилища проник столь необычайным образом во двор еврея-ростовщика?
Размышляя, выводя мою кривую, я вдруг запнулся ногой о какой-то неровный, скользкий предмет.
Мне мой фонарь осветил его. Это было железное кольцо подпольного люка. Сердце радостно, забилось у меня в груди. Победа, победа! Авось там — хоть йота улик.