Граф Ржевусский с удивлением поглядел на него.
¾ Что с вами?
¾ Вы... вы даете мне честное, благородное слово графа Ржевусского, что все, что вы сказали сейчас — святая правда?..
¾ Я никогда не лгал! — гордо ответил один из варшавских феодалов.
¾ В таком случае... я боюсь, что ваш сын, действительно, или уже погиб, или на краю гибели.
¾ Во имя Пречистой Девы, что означают ваши слова?! Вы что-нибудь знаете?
Как изменилось это холодное, надменное лицо! Сколько чисто отцовской любви и страха засветилось в глазах!..
¾ Знаю. Слушайте, граф.
И Путилин, шаг за шагом, начал рассказывать ошеломленному графу о приезде Ракитина, о том, как этот человек умолял его спасти молодого человека.
Лицо графа было смертельно бледно. Пот проступил на его лбу.
¾ Это... это — правда? — с трудом пробормотал он, дослушав рассказ великого добровольного сыщика.
¾ Правда, граф.
Маленький золоченый столик, на который опирался магнат, упал на блестящий паркет зала.
¾ Так... так где же мой сын, ваше превосходительство? — с ужасом прошептал он.
¾ Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы одарили ее.
Граф взволнованно подошел к Путилину.
¾ Простите меня. Вы, как умный человек, отлично поймете те чувства, которые обуревали мной. Я — против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве каждый отец не относится любовно-ревниво к своему детищу?
¾ Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом. Надо спасать вашего сына.
¾ Да, да! — рванулся польский магнат к своему врагу-начальнику русской сыскной полиции. — Теперь и я вас умоляю, спасите Болеслава!
¾ Я весь к вашим услугам. Угодно вам переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.
¾ Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына — если это только не поздно — я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль — «Рго Christo morior» — «умираю за Христа».
Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:
¾ Libertas, serenissime?
¾ Amen! — ответил граф. — Аминь!
Быстрее молнии Путилин прикрыл рукой свой орден и, когда отворилась дверь и на пороге ее показалась фигура толстого, упитанного патера-ксендза, громко, по-польски обратился к магнату:
¾ Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству...
¾ И, взвесив все это, какое наказание?
Минуту в комнате со сводчатым потолком царило молчание.
¾ Mors... Смерть! — погребальным эхом пронеслось по помещению, где заседал тайный трибунал святых отцов.
¾ Sic. Так. Но все это было contra... «против» обвиняемого. Не найдется ли голос и pro, «за» него?
¾ Прошу благословения святых отцов во главе с вами, ваша эминенция, но я думал бы, это наказание не соответствует преступлению, которое юноша собирается совершить.
¾ Как?! — в один голос воскликнули заседающие.
¾ Виноват, я не так формулировал мою мысль, — смутился престарелый служитель католического Христа. — Я хотел сказать, что тут — juventas... молодость... Любовь... легкомыслие... кроме того, ради высокочтимого графа Сигизмунда Ржевусского нам бы следовало пощадить жизнь его единственного сына... Он оказывал столько услуг нашей святой церкви...
¾ Ваши ответы? — обратился к святым отцам его эминенция.
¾ Отдавая должное любвеобильному сердцу моего сослужителя во Христе, я считаю, однако, необходимым резко разойтись с ним во мнениях, и вот по каким причинам. — Послышался елейно сладкий голос доносчика-предателя, исповедника Н-го костела. — Во первых, primo: в то политически смутное время, которое мы переживаем, нам нужны верные католики, а не перебежчики-ренегаты. Если сегодня ради прекрасных глаз «москальки» обвиняемый готов переменить религиозную веру, то... поручитесь ли вы, святые отцы, что назавтра, ради еще более прекрасной наружности новой еретички, он не променяет и свою политическуюверу, свое народное credo? Где же наш политический патриотизм?
¾ Верно... Верно, — прокатилось под мрачными сводами.
¾ Я продолжаю, secundo, во-вторых: допустим, юноша раскается... Ужас объял его душу... Он будет просить о помиловании. Но... Откуда мы его выпустим? Это вы приняли в соображение? Разве это наше тайное прибежище под рекой Вислой, где мы укрепляем веру и тайно собираемся для важнейших решений, уже не должно составлять величайшего секрета для наших врагов? А если выпущенный безумец — граф предаст нас?.. В таком случае для чего же было изобретать название «Unum est hoc iter ad mortem...».
¾ Верно... Верно! Смерть, смерть! — послышались теперь уже возбужденные голоса.
¾ Но какая?
¾ Я полагал бы... мы думали бы... Поцелуй Бронзовой Девы!
Тот, кто заступился за обвиняемого, в ужасе закрыл лицо руками.
¾ Это — чересчур жестоко, — еле слышно вылетало из-под капюшона.
¾ Приведите сюда обвиняемого! — бесстрастно отдал приказ старший из судей — духовных лиц.
Прошло несколько минут. Где-то послышался резкий скрип двери, раздались гулкие шаги по каменным плитам коридора, дверь в судилище распахнулась и на пороге вырисовалась высокая стройная фигура молодого человека.
¾ Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! — сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.
Голова молодого человека гордо откинулась назад. В глазах засверкало бешенство. Он сделал несколько шагов по направлению к своим неведомым судьям и резко спросил:
¾ Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев.
¾ Вы слышите? — прошептал настоятель Н-го костела.
¾ Меня обманным образом — по подложной записке — залучают в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам надо от меня? Что должна означать вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа, — извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно меня выпустить на свободу!
¾ Вы спрашиваете, кто мы. Мы — тайный трибунал, блюдущий высшие интересы св. церкви, — еще более сурово проговорил его эминенция.
¾ Это... что же такое, нечто вроде Совета Десяти великой, святой Инквизиции? — насмешливо спросил молодой граф.
Но, помимо его воли, смертельная бледность покрыла его лицо.
¾ Вы можете богохульствовать, перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.
¾ Перед... смертью? — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, св. отец?
¾ Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно: вы изрекли величайшую хулу на церковь. Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй Бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.
¾ Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся.
«ГЕРОИЧЕСКОЕ» СРЕДСТВО. ПИСЬМО К КАШТЕЛЯНУ Н-го КОСТЕЛА
Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину этого, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только... в шесть часов утра!
При виде его вздох радости вырвался у меня из груди.
Путилин шаг за шагом ознакомил меня со своим визитом к старому магнату.
— Скажу тебе, доктор, откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью: у меня, ведь, было нешуточное подозрение на участие в деле исчезновения молодого графа самого отца.
Лицо Путилина было угрюмо-сосредоченное.
— И если я прежде не тревожился за его жизнь, то теперь я уверен, что жизнь его висит на волоске. Это дело куда серьезнее дела об исчезновении сына миллионера Вахрушинского с «белыми голубями и сизыми горлицами».
— Как? Опаснее даже этого?
— Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут смерть, и наверное, лютая, мучительная.
— Прости, Иван Дмитриевич, но я не вполне тебя понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому графу с такой уверенностью, точно ты знаешь, где он находится.
— Да, я это знаю.
— Как?! Ты этознаешь?
— Еще раз повторяю, знаю. Знаю так же, как знал на второй день розысков, где находится молодой Вахрушинский.
— Так, ради Бога, в чем же дело?
— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.
— Разве это так трудно?
— Поразительно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простолюдинов, или же из мещан — купцов российской закваски. Случается нарываться на дьяволов в шелковых одеяниях.
Я, каюсь, хлопал глазами.
— Всю эту ночь я выслеживал их.
— Кого? Этих дьяволов?
— Да. Среди них я заметил необычайное волнение: они, кажется, приготавливаются к кровавому каннибальскому пиру. В поисках я чуть не утонул в этой проклятой Висле... Однако я еле стою на ногах. Я засну два часа, а затем мне придется прибегнуть к героическому средству.
— Ты думаешь обратиться к содействию властей? — Мой друг усмехнулся, отрицательно покачав головой.
— Нет, доктор, это было бы самое нежелательное. К этому прибегнешь ты, если... если со мной случится несчастье.
— Ну, что? — взволнованно спросил граф Сигизмунд Ржевусский Путилина, приехавшего к нему с условленным паролем «Pго Christo morior». — Но, Боже мой, что с вами, ваше превосходительство? Вас не узнать... Вы ли это?
Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард.
— Мои бакенбарды, до времени, спрятаны, граф, — усмехнулся Путилин. — Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.