Вокруг было тихо. Лишь за стылыми бронированными стенками танка мокро ворочалась сырая, промозглая и грязная глухомань дикого и кошмарного игрового пространства, непонятно почему привлекающая толпы продвинутых юзеров из уютного и устроенного европейского пансиона.
А Мэт тем временем решил проверить — его ли эта, вновь приобретённая способность, или, всё-таки, его дрона. Перебив Валетчика-Стекляруса на полуслове, типа: «Мне надо срочно сходить пос-сетить одно место, а то давно сижу безвылазно». Он вышел с Острова, снял обруч и перчатки и, действительно отправился, куда надо по делам.
Мать, закончив варку и готовку, сидела теперь в горнице, в кресле — смотрела телевизор и вязала что-то большое, тёплое и пушистое. Мет прошёл в туалет, расположенный на восток от его комнаты, не доходя кухни налево. Вошёл внутрь, закрыл за собой дверь, поднял крышку унитаза, расположенного у западной стены их совмещённого санузла. Приспустил штаны, и только было, собрался делать то, зачем сюда явился, как неожиданно обнаружил на западе и немного внизу, тёпленькую, слегка лохматую, бесцветную точку. Ту самую, которая вызвала у него столько беспокойства на Острове. Причём сразу понял, что именно ту самую, а не какую-то другую. Точка была явно очень далеко, но хуже видимой не стала. Вот тебе и на!
И тут на него навалилась усталость, словно он только что мешок картошки затащил на пятый этаж. И хоть он никогда не жил на пятых этажах, и ни разу не таскал туда ни картошки, ни чего бы то либо ещё такого тяжёлого, но что усталость должна быть именно такая, даже и не усомнился. Как зомби развернулся и сел на унитаз, прямо на холодный край фаянсовой вазы и глубоко задумался.
Что-то в нём изменилось, пока он болел. Что-то… «Что-то, что-то, что-то, что-то, что-то есть у бегемота…» А может и не тогда, когда болел, а тогда, когда гнусные «инквизиторы» творили с ним непонятную мистическую гадость, пока… что? Стоп. Вспоминаем. Сначала была рубка с боевиками, которых привёл этот, святоша, блин. Святой блин. А потом он вырубился. Тыц, и всё. В смысле, всё отнялось. И он оказался дома, а его дрон в Среднеземной Фактории. И кто его туда припёр? Чё-та туману тут напудрено… И вот он два года психом ходил, и даже не удосужился разобраться, что к чему. Ну, а как ты тут разберёшься, когда всё в забытьи да в тумане, и на Остров низя? Да-а… Точка, точка, запят о чка…
Стоп. А, может, всё началось ещё тогда, когда этот беглый военный шипеть на него стал? То-то в мозгах тогда так свербело, что даже зрение плыло, как у пьяного. В-в-в-в… Вот же ш-ш, задачка! Поди, теперь разберись, где вируса подхватил… Ва-ва-ва, ва-ва-ва… ни хрена не понятнова… У-у-у-у… паразиты инквизиторские!
— Петя, у тебя всё в порядке? Ты чего там воешь?
Тьфу ты, блин! Этого ещё не хватало.
— Ма, всё нормально! Что уж и повыть нельзя у себя дома, да?
— Нормально? А то смотри, позалазил на остров свой, может, опять припадок начинается. Давай, я скорую вызову, а?
Мэт соскочил с унитаза — с неё станется — быстро смыл за собой, оделся и вылетел вон.
— Да, ма! Я не маленький, что ты… Нет у меня никаких психов.
— Нету? — мать подозрительно смотрела ему прямо в глаза снизу вверх. — Ну-ну… Тут недавно про компьютерных наркоманов передавали по Даль-Тиви, говорят, очень страшная болезнь, и ничем не лечится. Смотри, затянет тебя в виртуал, и не вылезешь обратно! Скорей бы уж ты женился, может, жена тебя от острова твоего отвадит.
— Фу-у-у… Ну, а если, она сама к Острову пристрастится, а? И будем с ней на пару в инете сидеть, как два голубка.
— Тьфу, на тебя, накаркаешь ещё! И что у вас за детки тогда будут? С антеннами вместо ушей и линзами вместо глаз? Ох, горе ты моё, перерослое, когда же ты повзрослеешь?
— Что ты, ма! Чем позже повзрослеешь, тем позже постареешь. Дольше проживёшь.
— Как бы ни так! Просто будешь старым дитём… Иди-ка ты лучше борщику свеженького поешь. Или картошечки с мясом. А то целый день куски хватаешь. Так заработаешь себе гастрит, и будешь потом старым дитём с гастритом.
— Вот, ни за что не женюсь, пока не найду себе девушку, которая так же хорошо готовит, как ты!
— Эх ты, жених. Иди уж, кушай горяченькое, а я пока повяжу. По-си-жу и по-вя-жу.
На кухне Мэт налил себе полтарелочки свежего душистого борща, положил в него пол-ложечки густой свежей сметаны, отрезал от свежей булки хлеба хрустящую горбушку и не спеша, помешивая и пошвыркивая, всё съел с большущим удовольствием.
— Спасибо, ма! Во, борщец!
— На здоровье, Петя! Ещё наливай, если хочешь.
— Не, ма, всё. Я чайку…
Он вскипятил воду и заварил себе крепкого чаю из зелёного листа, прямо в чашке. Достал из холодильника кусок сырокопчёной колбасы, твёрдой, как деревяшка. Остро оточенным ножом отрезал от него пять тонких, полупрозрачных ломтиков и очистил их от кожуры. Сунул один в рот и стал, причмокивая жевать, прихлёбывая горький, крепкий чай без сахара мелкими глотками. Хм… ничего, ощущеньице. Встал и подошёл к окну, держа кружку в руке.
За окном в темноте и холоде сыпалась тонкая и сухая снежная пыль, льдисто сверкая в конусе света от уличного фонаря, висящего на столбе у калитки в их двор. Звёзд не было видно, как не было видно и самого неба — на его месте в вышине колыхалась какая-то неоднородная полутёмная мгла. Хрум-хрум, взик-взик — какой-то спешащий прохожий тенью проплыл по заснеженному тротуару вдоль их забора.
«Раз снег визжит, значит под тридцать…», — он отвернулся от морозного окна и сел на табуретку, лицом на запад, глазами в пол. Взял очередной ломтик колбасы, сунул его за щеку и осторожно отхлебнул из горячей кружки, тихонько крякнул и поднял глаза. Ну и, что у нас там…
Тёплая лохматая точка… Она была не тёплая, не лохматая, и совсем не точка. Но других определений для её обозначения он подобрать не мог. И ничего страшного в ней не было. Совсем ничего. Ну, и какого он тогда так позорно бежал от «Боржча»? Лучше надо было зайти вовнутрь, и выяснить, что это такое. Может это… Вот, блин, он даже представить себе не мог, что это может быть. Валетчик, наверное, уже целую теорию составил бы на эту тему, он парень умный. Да… Умный-то, умный, но какой-то сломленный. Видно укатали его тени подземелий в те роковые странствия по Четвёртому Бастиону. Не надо его привлекать к решению этой задачки. И не надо больше звать его Валетчиком. Он теперь Стеклярус, пусть им и остаётся.
Точка слегка пульсировала, мерцала, и казалось, росла. Ну-ну. Он отставил полупустую кружку и быстро проглотил полупережеванную колбасу, когда ощутил внутри себя движение лёгкого голубого мотылька пламени. Ну-ну, а этот-то чего тут разволновался? Мотылёк нервно трепетал, словно собирался куда-то лететь. «Хм, — подумал Мэт, — интересное явление». Затем, по какому-то наитию, мысленно дунул на огонёк и сказал ему: «Ну, лети!» Тот мгновенно сорвался с места, как-то удивительно быстро преодолел разделяющее громадное расстояние и слился с лохматой точкой. Отчего та мгновенно посинела и обрела объём. Объём колыхался и вибрировал, растягивался и ниспадал, и совершил ещё много непонятных мгновенных телодвижений и трансформаций, пока не превратился во что-то наподобие надутого кубика. Этакий синий, мерцающий, колышущийся квадратный со всех сторон клубочек. Мягкий, маленький клубочек. Живой.
— Хо, — сказал Мэт, — интересно, интересно…
Синий клубочек колыхнулся, поворочался из стороны в сторону, и… уставился на него. Непонятно чем, но точно — уставился. Мэту стало весело и щекотно одновременно, и он улыбнулся Синему, как старому знакомому, и сказал ему:
— Ш-ш-ш-ш…
— Ш-ш-ш-ш, — согласился Синий.
— Зд о рово! — сказал Мэт.
— Зд о рово! — подтвердил Синий.
— Ты кто — эхо? — весело поинтересовался Мэт.
— Я кто — эхо? — очень натурально удивился Синий.
— Ого! — в ответ удивился Мэтт. — Ты что, меня понимаешь?
— Я кто? — повторил Синий на автомате.
Мэт немного замялся и не ответил сразу.
— Кто я!? — с нажимом потребовал тот. — Кто я!? Кто я!? Кто я!?
— Стоп машина! — с улыбкой прервал его Мэт. — Чего развякался тут — «кто я, кто я»? Если ты глюк, то тебе по барабану. А если не глюк, то обязательно разберёмся, кто.
— По стене ползёт паук, пригляделся — это глюк!
— Молодец! Кто тебя этому научил? — на душе было легко и свободно, словно нарыв, давивший на него изнутри, наконец, лопнул.
— Корней… Ты не Корней. Он большой и красный, а ты большой и белый. Плохо, ничего не помню… А где другие?
— Кто? — с неподдельным интересом спросил Мэт.
— Другие… Были другие… Не помню. Меня кто-то дёргает, не пойму, кто. Перебивает управление. У него высокий приоритет, не могу полностью перехватить. Могу видеть. Показать?
— Что показать? Может, попробуешь объяснить по порядку? Кто другие, какой Корней и чего он дёргает…
Внезапно, перед его взором возник чёткий образ дрона, сосредоточенно на него смотрящего. От неожиданности Мэт вздрогнул, выхватил Синего из объёма и спрятал внутри себя. Он так и не понял, почему это он испугался, но зато понял кого. Он его сразу узнал. Невзирая на столь долгий перерыв и все старания забыть. Педро Крот. Тот самый, которому они продали взрыватели с Валетчиком два года тому назад. И тот самый, который послал их в смертельную экспедицию в подземелья опасного Четвёртого Бастиона.
==== ====
Часть третья
*
Некоторое время Мэт сидел за кухонным столом и тупо пялился в кружку с недопитым зелёным чаем. При этом покачивался из стороны в сторону и невразумительно бормотал. Невразумительно потому, что никак не мог уразуметь, что такое с ним сейчас произошло. Нет, он всё ясно осознавал и представлял, так сказать, «умозрительно». Но вот описать… Это было выше его лексических возможностей. Да и умственных тоже. По-простому говоря, у него не было подходящих слов и понятий, чтобы выразить случившееся ужасное явление. Ужасное потому, что он только что, реально, видел происходившее за многие тысячи километров от себя. Видел не по телевизору, не через Интернет, и не каким-либо ещё понятным техническим способом. Чему бы он сроду не удивился и уж тем более не испугался. Видел он неизвестно как, и неизвестно, через что — через какой-то синий огонёк, который был неизвестно чем. Более того, это неизвестно «что» с ним разговаривало, задавало вопросы и даже предложило посмотреть на Педро Крота в интерьере. И действительно показало в интерьере и во всей красе! В этом интерьере он сразу узнал таверну сталкеров «Боржч». Отсюда можно предположить, что непонятное тепло, так напугавшее его у «Боржча» и далее, напрямую связано с этим неприятным персонажем — с Кротом. Может тогда и вся мозголомка, случившаяся с ним два года назад в Четвёртом Бастионе, тоже имеет прямую связь с Педро Кротом? И истинной целью их тогдашнего с Валетчиком похода было сломать ему мозги, а не устанавливать какие-то там «маячки»? Что за дела творятся на Острове? Во что это там заигрались всякие «педро» со «святыми луками»? Что за борщ со сметаной там варится? И кто виноват в том, что из его жизни вычеркнули два года? Два года «психоломки».
Он отхлебнул несладкий чай, поморщился и отхлебнул ещё.
Однажды ему довелось попасть в автомобильное происшествие. Он тогда только начинал самостоятельно ездить на своей машине, и навыка управления у него ещё не было. На скользкой дороге его занесло и, пока он не справился с ситуацией, успело несколько раз развернуть вокруг своей оси и еле-еле не размазало о каменную стенку. Тогда его удивил один момент — во время самого происшествия он нисколько не испугался, не потерял хладнокровия и действовал быстро и уверенно. Но затем, когда всё уже было позади, его стало немилосердно трясти так, что он не сразу смог завестись и поехать дальше. И вот тогда-то он испугался по-настоящему.