Никто не знал, откуда их таких брали или где их обучали, но чтобы связаться с гвардейцем нужно было быть или беспробудно пьяным или просто сойти с ума от вседозволенности.
Так может, Подмастерье — просто переодетый гвардеец? Правда, непонятно, зачем ему может понадобится обычный крестьянин, но, может быть, у них что-то вроде оброка, как у крестьян? Скажем, найти и посадить в тюрьму двух заговорщиков и четырех болтунов. Вот и приходится крутиться.
Да и та история с розовым зайцем? Зачем Подмастерью понадобилось убеждать Якоба, что тот ошибается? Проверял? Зачем?
Якоб отгонял мысль, которая лежала на поверхности. Что все дело в Ирме, что он, Якоб, выручив ее, ввязался в дворянские игры, от которых всегда бежал.
"Ничего, вот доедем до столицы, только ты меня и видел, господин Подмастерье"
***
— Август.
— Да, Ваше величество.
— Что за история произошла вчера вечером на улице… кхм… Старого Кладбища?
— А что за история?
— Август.
— Группа молодых дворян, пьяных, со знаками Лиги Освобождения, напали на сержанта Вашей личной гвардии, Рудольфа цу Токенблатта…
— Опять? Господин цу Гроссабгрунд, мне кажется или каждый, кто задирал сержанта Токенблатта за последние недели оказывался лигистом? Что это означает?
— Лигисты — большие задиры. Или их слишком много развелось в столице.
— А мне кажется…
— Нет. Лигисты. Во всем виноваты лигисты.
— И что мне предлагаете делать? Семья Гольденхирш требует возмездия.
— Может, казнить его?
— Сколько можно? Это и так третий раз за месяц. Ладно, объявите им, что обидчик казнен, покажите отрубленную голову… запас еще есть?
— Есть.
— А сержант Токенблатт пусть сменит фамилию и… прекрати ухмыляться! И передай своему защитнику чести невинных девушек, что если в течение этой недели он не найдет Ирму, то у нас пополнится запас отрубленных голов. Твои люди могут работать только под угрозой смерти. И еще… Что это за рыжая дрянь носится по столице?
***
— Вот так, Рудольф. Ты же меня знаешь… Но ты знаешь и нашего доброго короля. Если он пообещал отрубить голову — он отрубит…
— Да, господин генерал.
— Поверь, я все понимаю…
— Да, господин генерал.
— Я знаю, что ты искал бы девушку и без угроз, но… Ты же знаешь нашего доброго короля…
— Да, господин генерал.
— Рудольф, не обижайся…
— Да, господин генерал.
— Рудольф… И меня не обижай.
— Да… Август.
— Ты найдешь девчонку?
— Да.
***
Друден. Столица Нассберга.
Якоб задрал голову, пытаясь рассмотреть верх крепостной стены. Высоко…
Стена, из крупных серых камней, уходила ввысь футов на тридцать. Друденских футов, конечно.
У ворот в квадратной въездной башне толпились люди, прибывающие в город. Да что там толпились: въезд в город был плотно забит. Ворота закрыты, стражников на посту нет.
— В столице всегда так? — повернулся Якоб к безмятежно дремавшему Подмастерью.
— Ага, — беззаботно откликнулся тот из-под шляпы, — На час точно. Яблоко хочешь?
Ушлый попутчик успел поблуждать между узких кривых улочек пригорода и принес полмешка яблок. Красных и кислых.
— Нет, благодарю.
— Якоб, так что ты думаешь про короля Вальтера?
Вот, опять.
— Дай Бог ему долгих лет жизни и здоровья.
— А если правда?
— Послушай, уважаемый, что ты хочешь услышать от меня? — Якоб резко повернулся и наткнулся на твердый взгляд светлых глаз, блестевших в полутьме под шляпой.
— Что хочу? Хочу узнать одну вещь: если в стране начнется борьба короля Неца и его противников, что ты будешь делать?
— Коров пасти пойду. Это все дворянские игры, и крестьянину там делать нечего. От него все равно ничего не зависит.
Подмастерье пробормотал что-то неразборчивое.
***
— Ты можешь хотеть играть в эту игру, Якоб, можешь не хотеть. Но она уже играет в тебя.
***
— Уважаемый, ты хочешь сказать, что они не одинаковы? Что есть разница между королем генералом Нецем и аристократией?
— Есть, — уверенно заявил Подмастерье, — Ты и сам это знаешь. Как впрочем и любой крестьянин. Ведь вы любите короля, хотя и не признаетесь в этом. Ведь так?
— Ну так. От аристократии крестьяне ничего хорошего не видели… От генерала Неца тоже немного, но немного — чуть больше чем ничего. Да и генерал Нец всего добился сам, поднялся из низов. Аристократы же дали себе труд только появиться на свет.
— Понятно… А как насчет Микаеля цу Гольденберга? Вам он должен нравится больше генерала, ведь он — бывший крестьянин, поднявшийся на вершину самостоятельно.
Якоб подумал. А правда, почему цу Гольденберг, о котором не слышал только ленивый и глухой, не пользуется такой любовью в народе, как генерал Нец? Вроде бы, одинаковая судьба: один — разбогатевший крестьянин, сумевший купить себе титул герцога, второй — солдат, дослужившийся до генерала и получивший корону. Один уже получил власть, другой — хочет получить. Почему Неца любят, а Гольденберга — нет?
— И почему?
— А ты подумай. Наша очередь.
Стражник у ворот привычно поймал медную монету, лениво оглядел повозку, глянул на Подмастерье, на Якоба… Взгляд мгновенно заострился и похолодел.
— Господин сержант! — заорал он, направляя на Якоба ствол мушкета.
От ворот, утирая лоб, бежал крупный стражник в обшитой галуном треуголке.
— Что такое, зелень красная?!! Ты же видел, с кем я…
В воротах мелькнула и исчезла спина, в черном мундире.
— Мало того, что гвардеец из меня, сине-красная голубизна, все соки выпил, так еще и ты! Что случилось?
— Вот! — стражник ткнул мушкетом в побледневшего Якоба.
— Так… — сержант сдвинул треуголку на затылок, — Интересно…
— Что случилось, господа? — Якоб осторожно отодвинул от лица ствол.
— Что случилось, что случилось… Вылезай, парень. Ты арестован.
Глава 19
— За что? — спокойно спросил Якоб. А что беспокоиться? С двумя вооруженными стражниками не справишься.
Любая, самая неимоверная сила, разбивается о того, кто вооружен ружьем.
Положим, стражника Якоб успел бы… А вот сержант успел бы выстрелить. И наоборот.
— Вылезай, вылезай…
— Прошу прощения, уважаемый…
Сержант и стражник синхронно вздрогнули: они оба ухитрились не заметить в повозке Подмастерье. Тот упруго соскочил на землю, лениво потянулся:
— Может быть, вы МНЕ скажете, за что хотите арестовать этого, ручаюсь, законопослушного юношу?
Стражники затоптались на месте, невольно вытягиваясь во фрунт. Казалось, они разговаривают не с обычным крестьянином, а с собственным начальством.
— Да, понимаете ли, уважаемый, мы тут не причем, — сержант повел глазами и привлек в качестве поручителя икону святого Христофора над воротами, — Шварцвайсские монахи. Они на каждые ворота привезли описание крестьянина, которого нужно задержать. Вот в точности ваш спутник. И повозка такая же…
— Сколько хочет уважаемый за то, чтобы признать, что ошибся и мой спутник НЕ похож на описание?
Между пальцами Подмастерья замелькали ловко перебираемые монетки. Грош, два гроша, полталера, зильбергрош…
— Талер! — решился сержант.
Серебряная монета блеснула в его руке. Такая же перекочевала к молодому стражнику.
— Мы с моим спутником можем въехать в столицу?
— Да! — сержант махнул рукой в сторону открытых створок.
— Я отниму еще немного вашего драгоценного времени. Уважаемый, — Подмастерье приблизил свое лицо к лицу сержанта, — вы ведь не станете никому говорить о том, что ОШИБОЧНО приняли моего спутника за преступника? Вы просто не видели никого похожего. Ведь так?
Стражник дернулся было, но сержант коротким зверским взглядом остановил его:
— Да, уважаемый. Мы просто никого не видели.
В руке сержанта оказался еще один талер. Подмастерье шагнул к стражнику, быстро глянул на святого Христофора, улыбнулся уголком рта:
— Разумеется, вы тоже не видели никого похожего.
Парень тоже получил монету, которую не глядя опустил в кошелек.
Подмастерье вспрыгнул в повозку:
— Поедем.
Якоб, который все время разговоров со стражей просидел, не шевелясь, заговорил только когда повозка проехала башню:
— Зачем?
— Ты мне нравишься, Якоб. Совсем не хочется, чтобы ты угодил в подземелья монастыря. Поверь, нет там ничего хорошего…
После чего Подмастерье задумчиво добавил:
— И никого…
Якоб молча протянул Подмастерью четыре талера. Тот хмыкнул и взял только два:
— Поверь, парень, я потратился чуть меньше, чем ты думаешь.
— Хорошо еще, что стражники взяли деньги, — задумчиво сказал Якоб.
— Хорошо, — качнул шляпой Подмастерье и неожиданно добавил, — Мздоимство погубит эту страну.
— Почему?
— Потому что сегодня они отпустили за деньги невиновного, а завтра отпустят преступника. Хотя человек, конечно, хороший…
Повозка въехала в столицу и остановилась ненадолго.
— Ну что, парень, вот ты и в славном городе Друдене, столице нашего, не менее славного, королевства. Что чувствуешь?
Якоб повел носом:
— Пахнет тут. Чем-то.
***
— Господин сержант, — молодой стражник отряхнул крошки с голубого сукна мундира, — Вы и правда не скажете никому о том, что этот парень проезжал через наши ворота?
— Не я, — сержант забросил в рот сало и хрустнул луковицей, — а мы. Видишь разницу?
— Но почему?
— Потому что брать взятки и без того грешно, а брать их и не делать того, за что заплатили — грех вдвойне.
Он отпил из кружки, вытер усы:
— Ну что, сколько мы с тобой взяли за смену?
Молодой подумал, что сержант как хочет, а он врать монахам не станет, ведь те обязательно приедут и спросят. Вздохнул, полез за кошельком:
— Ну, два талера с… ЧЕРНОТА ЗЕЛЕНАЯ!
Из кошелька на дно бочонка, за которым оба стражника присели перекусить после дежурства, посыпались глиняные черепки. Ни одной монеты.
— Колдовство… — выдохнул сержант и судорожно дернул завязки своего.
Все деньги были на месте. И два серебряных талера.
***
Монахи обязательно спросили бы…
***
— Зелень!!!
Брат Лепус еле успел убрать голову после выстрела: огненный шар ударил в стену около щели.
— Давай!
Брат Люпус не глядя выстрелил и мгновенно спрятался. Ответного выстрела не последовало.
Тишина.
Два тяжело дышащих монаха осторожно выглянули в щель.
— Устала?
— Не знаю…
На площадке разгромленного постоялого двора, издевательски залитого солнечным светом, не шевелился никто. Особо и некому было.
Обугленные трупы крестьян. Вон тот, кажется — хозяин двора…
Мертвые лошади.
Мертвый шарук.
И брат Тарандрус. Мертвый.
Демоническая тварь успела разрубить ему копытом горло прежде, чем братья Люпус и Лепус застрелили ее.
Где же ведьма?
Ворота двора были не просто раскрыты — взорваны, дымящиеся обломки валялись вокруг. Неужели ведьма успела убежать?
А как все просто казалось…