— Давние друзья, сказал, а фамилию вспомнить не мог. Хотел я его в вытрезвитель направить, да некогда было. Заявился — лыка не вяжет, — военком открыл картотеку: — Тебе всех моряков или тоже Юру?
— Всех.
— Всех так всех. У нас их не густо.
Военком пересчитал и подал Бирюкову небольшую стопку учетных карточек. «Гаврилов Иннокентий Иванович. Воинское звание — «мичман», — прочитал Антон в одной из них и заглянул в графу «Домашний адрес», чтобы убедиться, тот ли это Гаврилов, который «традиционно» отметил День Военно-Морского Флота и учинил в клубе драку. Адрес совпадал. Антон вспомнил рослую фигуру Гаврилова с огненно-рыжей шевелюрой, усмехнулся тому, как иногда случай сводит людей.
Ни один из моряков не жил ни в Ярском, ни даже близко от него. Не было среди них и носящих имя Юра. Вздохнув, Бирюков отложил последнюю карточку, задумался, и вдруг, по необъяснимой ассоциации, рядом с Гавриловым возник рыжеволосый Граф-Булочкин, каким он представлялся по словесному портрету, сделанному подполковником на утреннем оперативном совещании.
— Скажите, товарищ майор, — обратился Антон к военкому, — как выглядел этот… который моряка Юру искал?
— Худой, длинный, — занимаясь своим делом, ответил военком. — Собственно говоря, я особо к нему не приглядывался.
— А волосы у него какие?
— Густые… по-моему, рыжеватые, — военком не сдержал любопытства: — Собственно, что случилось?
— Наше областное управление разыскивает опасного рецидивиста. Похоже, он-то и спрашивал моряка Юру.
— Что ж вы раньше молчали?
— Сами только сегодня утром узнали.
Военком досадливо рубанул рукой воздух:
— Как сердце чувствовало! Уже было трубку телефона взял, чтобы вызвать машину из вытрезвителя, а потом думаю: пусть катится на все четыре стороны, — и в сердцах ругнул себя: — Вот шляпа!
Весь остаток дня Бирюков пытался логически обосновать связь между Графом-Булочкиным, моряком Юрой, флотской пряжкой, пуговицей и колодцем. Раздумывая, чертил на бумаге кружки и стрелки. От кружка «Граф» стрелка упиралась в кружок «Юра», затем в «пряжку», «пуговицу» и ныряла в «колодец». Первый и последний кружки Антон обвел жирными линиями, а кружок «Юра» — пунктиром. Моряка с таким именем в районе не было, но он раньше мог здесь быть, коль его ищет Булочкин. Следовательно…
Резко зазвонил телефон. Подполковник Гладышев срочно приглашал к себе. Едва Бирюков вошел в кабинет, как он спросил:
— Предполагаешь, Булочкин наведывался в военкомат?
— Так точно.
— Сейчас мне звонил военком. Вспомнил, что этот рыжий тип ищет в нашем районе какого-то моряка не первый раз. В прошлом или позапрошлом году — точно военком не помнит — он уже был у них с подобным вопросом.
— Ребус какой-то, — сказал Антон.
— Уголовному розыску сплошь и рядом ребусы приходится разгадывать. Иногда такая шарада подзакрутится… — подполковник достал пачку «Казбека», постучал по ней папиросой и неторопливо прикурил: — Насколько мне известно, закоренелые наркоманы не употребляют спиртного. Булочкин — наркоман, а в военкомат пришел пьяным. Упускать его нельзя. Вполне возможно, что этот «граф» окажется необходимой для нас ниточкой от колодца. Настораживает меня флотская пряжка, пуговица и… моряк Юра.
— Я только что об этом думал, — опять сказал Антон и передал подполковнику содержание разговора с управляющим аптекой.
— Выходит, неладно у Графа с нервами, — подполковник стряхнул с папиросы пепел, помолчал: — Хотя наркоманы, как и алкоголики, изобретательны до удивительности. Не глотает ли Булочкин мепробамат вместо наркотика?..
С работы Бирюков уходил поздно. В дежурной части райотдела была полнейшая тишина. О Булочкине новых сведений не поступало.
6. Заключение экспертизы
Гаврилов явился в райотдел по повестке Славы Голубева, которому Кайров передал материал о драке возле клуба, но Бирюков, встретив его в коридоре, пригласил в свой кабинет, чтобы выяснить, не знает ли бывший мичман кого из моряков по имени Юра. От Гаврилова на три версты несло сивухой. Видно, несмотря на раннее время, он уже успел где-то опохмелиться.
О флотской службе Иннокентий Иванович заговорил охотно. Знакомых моряков у него было «тысяча и один». Были среди них и Юры, однако никакого отношения к району они не имели. На флоте, включая срочную службу, Гаврилов «оттрубил» пятнадцать лет, а после увольнения в запас четвертый год «тянул лямку» по снабженческой части в райпо. С пьяной откровенностью он признался, что с флота его «ушили за неумеренное употребление антигрустина».
— Судя по вашему поведению, урок, как говорится, не пошел вам впрок, — сказал Антон. — Надо исправляться, мичман.
— Горбатого могила исправит, — басом прогудел Гаврилов и громко расхохотался, будто невесть как удачно сострил.
— В могиле исправляться поздно.
— Работа у меня такая. У нас же, снабженцев, как? Не подмажешь — не достанешь. А когда мажешь, и сам намажешься.
— Это до поры до времени. Попадете на глаза начальству…
— Я, когда под турахом, обхожу начальство стороной. Да, если честно, начальству лишь давай-давай!.. Мы ж, снабженцы, как шахтеры, — Гаврилов опять хохотнул. — Можно сказать, из-под земли дефицит достаем. Рабочий день у нас ненормированный, труд рисковый…
Беседу прервал телефонный звонок — начальник райотдела приглашал к себе. Проводив Гаврилова, Антон подошел к окну и закрыл форточку. По стеклу барабанили крупные дождевые капли.
В кабинете начальника, кроме подполковника Гладышева, сосредоточенно читающего какой-то листок, сидел Борис Медников. Рядом, на стуле, лежал его мокрый плащ.
— Испортилась погодка, — пожав влажную от дождя руку Бориса, сказал Антон. — Не размок, пока к нам шел?
— Не сахарный, — равнодушно проговорил Медников и покосился на пачку «Казбека», лежащую у подполковника на столе. — У нас дождик, как слеза, чистый, а вот над Лондоном, скажу тебе, постоянно висит смог. Чуть всевышний побрызгает, и с неба словно ведро разведенной сажи плеснули. Представляешь, каково англичанам живется?..
Подполковник дочитал обратную сторону листа и стал закуривать. Заметив просящий взгляд Медникова, подвинул к нему пачку «Казбека». Медников прижег папиросу, блаженно затянулся и, поперхнувшись дымом, надсадно закашлял.
— Не торопись, Боря, — улыбнувшись, пошутил Антон.
— Угощают чем попало… — вытирая появившиеся от кашля слезы, с упреком сказал Медников. — Кто «Памир» подсунет, кто — «Казбек».
Подполковник засмеялся, опять взял бумагу, которую только что читал, и подал ее Бирюкову. Едва взглянув на текст, Антон понял, что это заключение медицинской экспертизы.
Большую часть текста занимали служебные титулы экспертов и перечисление представленного на экспертизу. Само же заключение было лаконичным. Найденные в колодце кости принадлежали мужчине двадцати пяти — тридцати лет, роста приблизительно один метр семьдесят сантиметров, физически хорошо развитому. Из характерных примет указывались два вставных передних зуба и старая травма голеностопного сустава ноги, на которую при ходьбе мужчина должен был хромать. Особо отмечался пролом черепа. Но эксперты не смогли установить, произошел он до смерти или после. Пролежали кости в колодце около шести-семи лет. Труп был засыпан теплой влажной землей, поэтому быстро разложился.
Когда Бирюков дочитал заключение, Медников поднялся, взял со стула свой плащ и мрачно сказал:
— Я ухожу. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться.
— Подожди в моем кабинете, — попросил Антон.
Вторично просмотрев заключение, подполковник отложил его в сторону и заговорил, обращаясь к Антону:
— Завтра с утра поезжай в Ярское. Обстоятельно поговори со стариком Стрельниковым. Мне думается, если к нему найти подход, он припомнит многое из того, что другие давно забыли. Со всей серьезностью отнесись к показаниям бригадира Ведерникова, который дал задание Столбову засыпать колодец. Учти, Ведерников, опасаясь ответственности за то, что поздно закрыл колодец, возможно, начнет крутить, сваливать свою вину на Столбова. Не каждое его слово принимай за чистую монету. Однако и не забывай, что предвзятость вредит еще больше, — подполковник в который раз уже взял листок с заключением экспертизы. — Настораживает земля в колодце. Как будто умышленно ее туда засыпали…
— Как со Столбовым быть? — спросил Антон.
— Смотри по ходу дела. Потребуется, допроси официально, с протоколом. Прислушайся, что народ в деревне говорит, но сплетен не собирай. Словом, действуй, как сотрудник уголовного розыска. Время пока не ограничиваю, однако слишком не тяни. Если преступник местный, нужно не дать ему времени опомниться, если залетный — оперативность и в этом случае не повредит. И еще одно: не настраивай себя, что это непременно преступление. Иди от обратного. Жизнь полна случайностей.
Когда Бирюков вернулся в свой кабинет, по оконному стеклу все еще барабанил дождь. Не обратив внимания на хмурое замечание Медникова, что так долго заставляют себя ждать только короли и невоспитанные люди, Антон стал собираться в Ярское. Складывая в папку чистые листы протоколов допроса, спросил:
— Боря, ты знаком с таблетками мепробамата?
— Покейфовать хочешь? — усмехнулся тот.
— Понимаешь, один тип закупил в нашей аптеке тьму этих самых таблеток. Для чего ему столько могло потребоваться?
— Людские потребности безграничны, — философски изрек Медников. — Лекарство импортное, толком еще не изучено.
— В качестве наркотика его нельзя применять?
— Люди находят лекарствам самое невероятное применение, — с серьезным видом начал Медников. — Недавно приходит на прием ветхая такая старушка и просит: «Сынок, пропиши каких-нибудь противозачаточных таблеток от головной боли». Выпучил я на нее глаза, а она доверительно поясняет: «Внучка на выданье, затанцевалась, того и гляди принесет подарок в подоле. А с таблетками — милое дело. Дам ей перед танцами парочку, у меня и голова не болит».
— Ты анекдоты не рассказывай, — засмеялся Антон.
— Что анекдоты. Обрати внимание, как по осени в аптеках чуть не килограммами аспирин покупают. Знаешь, для чего? В качестве антисептика применяют при солении разных там грибочков да огуречков.
— То аспирин, а то импортное лекарство.
— Мепробамат при употреблении в больших дозах может вызвать расслабление скелетной мускулатуры и состояние вроде шокового. В какой-то степени это заменяет, конечно, наркотик, — сказал Медников и поднялся, собираясь уходить.
— А что к заключению экспертизы можешь добавить? — задержал его Антон. — Так остроумно написано, что не поймешь, то ли от удара по черепу человек скончался, то ли его живого в колодец сбросили.
— На нашем месте ты не лучше бы сострил. Был бы труп, а то — разрозненные кости.
— Неважнецкие ваши дела.
— Твои, по-моему, не лучше, — в тон Бирюкову ответил Медников.