Ласситер и Джейн отнеслись к моему плану куда серьёзнее. Но дошли до такой степени отчаяния, что в конце концов согласились с ним.
Сначала они утверждали, что мормоны из колена Данова ни за что нам не поверят: как же разлюбезный Ласситер вдруг причинит вред ненаглядным жене и дочери? Я велел им перестать мыслить так, как обычно мыслят правильные, высокоморальные, скучные людишки, и вообразить себя в шкуре двуличных, злобных, жадных мерзавцев. Разумеется, поверят! Они бы точно так и поступили с собственными жёнами и дочерьми.
Никто ничего не сказал, но всем было совершенно очевидно, что и я поступил бы так же.
Действительно, я держал револьвер у виска слабоумной крошки и готов был вышибить ей мозги прямо на мостовую.
Получилось бы, конечно, некрасиво, но я совершал вещи и похуже.
Мы вышли в палисадник. Никто не стрелял. Я сделал ещё шаг вперёд.
Следом появились Ласситер и Джейн. Они пятились задом: стрелку на крыше придётся ранить женщину, чтобы попасть в её мужа.
Из ночных теней выступили люди в капюшонах. Пятеро, все вооружены. Весьма своеобразные, надо сказать, у них были ружья: на концах длинных стволов красовались толстые керамические муфты, похожие на сдобный рулет. Глушители. Слышал о подобных приспособлениях, но никогда их не видел. Полагаю, из-за них значительно страдает точность. Выстрел получается тихим (и кошка ухом не поведёт), но стрелок обычно промахивается. Лучше уж духовое ружьё Мориарти, чем подобная нелепая конструкция.
— Переговоры, — сказал я.
Главарь кивнул, и кончик его идиотского колпака завалился набок.
Забавно, но зловещий наряд совершенно ничего не скрывал. С масками зачастую так и выходит. Конечно, лицо запоминается лучше всего, но внешность не ограничивается носом или глазами: есть ещё руки и ноги, живот, манера держаться, поднимать пистолет, закуривать сигару.
Передо мной стоял старейшина Енох Дж. Дреббер.
— Вы же не хотите, чтобы эти милые дамы пострадали, — громко заявил я, сочтя наш контракт расторгнутым.
— Мне нужна только одна их них, — отозвался Дреббер, поднимая ружьё.
С такого расстояния он мог пальнуть в грудь малютки и одним выстрелом прикончить нас обоих.
— Рэч он не нравится! — сказала девчонка. — Рэч кинет в него какашкой!
Старейшина вытаращился на нас из-под своего капюшона. Девчонка подняла мадам Сюрприз, нащупывая в тряпичной утробе металлическую рукоятку.
Второй револьвер Ласситера выстрелил, и кукольная голова разлетелась на куски.
Громила справа от Дреббера рухнул замертво.
— Ты следующий, — сообщил я главе мормонов.
На самом-то деле Рэч наверняка целилась в него, но старейшине вовсе не обязательно было об этом знать.
Стрелок на крыше решил, что наконец-то настал решающий момент. У него, видимо, весь вечер руки чесались. На сафари у меня случались неприятности с такими вот молодчиками: до того боятся ни разу не выстрелить, что готовы палить по полковому водоносу из винтовки, годной для охоты на слонов. А потом с гордостью хвастают, что пристрелили хоть кого-то.
Ласситер, разумеется, двигался быстрее любого водоноса-бхишти, к тому же ему не надо было возиться с длинным и тяжёлым до нелепости ружьём.
Нетерпеливый стрелок обрушился на увитую цветами решётку возле крыльца.
Трое из семи. Осталось четверо.
— Старейшина, бросайте оружие! — приказал я.
Рэч показала мормону язык.
Дреббер затрясся, кивнул, и бандиты покидали ружья.
— Всё оружие! — нахмурился я.
Они принялись потрошить пояса, сапоги и потайные карманы. На землю со звоном посыпались однозарядные пистолеты и метательные ножи.
— А теперь забирайте своих мертвецов и кыш отсюда!
Четверо бойцов из колена Данова молча подчинились.
Сверзившийся с крыши увалень весил больше двухсот фунтов (его многочисленные жёны, видимо, хорошо готовили); труп пришлось волочь вдвоём.
Дальше по улице налётчиков ждала повозка: мы услышали грохот колёс по мостовой.
«Неплохо сработано», — подумал я. Если, конечно, всё уже закончилось.
Рэч приплясывала вокруг нас. Наверное, надо извлечь из мадам Сюрприз железные внутренности сорок пятого калибра. Когда я вернул куклу девочке, она обняла её с прежней радостью, хотя игрушка и лишилась головы.
Во взгляде Джейн читалось нечто похожее на восхищение. Обычно в подобные моменты я делаю соответствующее предложение. Сомневаюсь, однако, что благодарность Ласситера простирается так далеко.
— Полковник Арбетнот, как мы можем отплатить за вашу услугу?
— Вы можете умереть, — произнёс знакомый голос. — Да, именно умереть.
IX
Я кипел от злости.
Мориарти не снизошёл до объяснений, но я и сам всё понял.
Разумеется, профессор знал, что мормоны из колена Данова попытаются сэкономить денежки и сами явятся убивать супругов.
И разумеется, намеренно упомянул адрес Лоуренсов.
И разумеется, весь вечер следил за моими мучениями и ни во что не вмешивался, пока опасность не миновала.
И разумеется, извлёк выгоду из случившегося.
Облачённый в чёрный наряд Мориарти трусил к нам через улицу, склонив голову набок. У него тоже неподалёку была припрятана повозка, а на облучке восседал кучер, китаец Бац.
Профессор участливо расспросил соседа, который всё ещё старательно строил из себя тяжелораненого. На него, объяснил он скандалисту, ополчились за какие-то воображаемые грехи высокопоставленные заговорщики-масоны, и только моё вмешательство их спугнуло. Конечно же, идти в полицию очень рискованно — влиятельные негодяи подкупили служителей порядка. Сосед немедленно заторопился домой, задёрнул шторы и спрятался под одеялом от неизбежной судьбы в лице кровожадных масонов.
Затем Мориарти собственноручно занялся убийствами.
Меня он в свои манипуляции не посвятил. Пришлось, пока профессор занимался с Ласситером и Джейн, сидеть в задымлённой гостиной вместе с Рэч. Девчонка от души радовалась, что можно не ложиться допоздна, и терзала изрешечённое пулями фортепиано и меня песней про бабочку.
В конце концов, после длительных переговоров, Мориарти сделался счастливым владельцем золотых копей в Сюрпрайз-Вэлли (в ход пошли многочисленные подставные компании). Он превратился в самого важного господина в Эмбер-Спрингсе, такие вот дивные дела.
Джим Ласситер (он же Джонатан Лоуренс), Джейн Уизерстин (она же Хелен Лоуренс) и малютка Фей Ларкин (она же Рэчел Лоуренс) были мертвы — сгорели дотла вместе с «Лавровой ветвью» на Стритхем-Хилл-роуд. По всей видимости, взрыв газа. Соседям, несомненно, будет о чём почесать языки.
Трупы у профессора были наготове. Это поразило меня сильнее всего. Нам с Бацем пришлось укладывать их на кровати, а уже потом вспыхнула та роковая спичка. Подозреваю, он просто тихо укокошил трёх прохожих подходящего возраста. Однако сам Мориарти заявил Джейн, что это якобы выкраденные из анатомического театра несчастные бедняки, умершие от «естественных причин». Джейн не усомнилась, женщины вроде неё всегда верят в подобную чушь.
Профессор принёс с собой целый мешок документов: паспорта, свидетельства о рождении, письма за последние двадцать лет, использованные билеты на пароход, чековые книжки и даже фотографии. Ласситерам — Лоуренсам следовало с самого начала обратиться к нему за фальшивыми личинами — это обошлось бы дешевле золотых копей. Мориарти оставил мистеру и миссис Рональд Лембо из Оттовы небольшое состояние в двести тысяч гиней (удивительно, правда?). Деньги лежали в швейцарском банке «Кауттс». Не баснословное богатство, но на проценты можно жить вполне безбедно. Хотя я бы промотал всё за неделю.
Джейн назвала профессора прекрасным человеком, но Ласситер-то всё понял. Американец согласился на сделку, хотя прекрасно видел, что его загнали в угол. Думаю, это именно из-за Мориарти Дреббер наткнулся на беглецов на улице. Конечно, моему работодателю выгодно было перевернуть жизнь владельцев золотых копей с ног на голову.
Рэч его боялась. Она совсем не глупенькая, эта малышка, просто не такая, как все. Девчонке придётся выучить новое имя — Пикси, а Джейн и Ласситера называть тётей и дядей, но они ведь ей и так неродные.
Чета Лембо получила новую жизнь, документально подтверждённую с момента рождения и вплоть до настоящей минуты. Заодно они вдруг выяснили, что провели в Лондоне уже несколько дней. Причём в «Кларидже»! Там остались их чемоданы со всем гардеробом. Я ни минуты не сомневался: служащие обязательно «узнают» постояльцев и за завтраком предложат им «обычные любимые блюда». Семейство не торопясь путешествовало по миру, их ждали гостиницы в Париже, Стрелсау и Константинополе. Далее их путь лежал на восток и заканчивался в австралийском Перте.
По пути обратно на Кондуит-стрит я спросил у Мориарти о судьбе Дреббера и Стэнджерсона:
— Если кого-то и следует прикончить, так именно этих проходимцев.
— А кто заплатит нам за их убийство? — улыбнулся профессор.
— Этих двоих я укокошил бы безвозмездно.
— Не дело раздавать задаром то, за что можно получить деньги. Миссис Хэлифакс, например, никого не балует «за счёт заведения». Нет, незачем подвергаться риску, охотясь на мормонов из колена Данова. К тому же, как вам теперь известно, упомянутый в нужный момент адрес может оказаться куда более смертоносным оружием, чем револьвер или нож.
Я ничего не понял и так ему и сказал.
— Старейшина Дреббер упомянул ещё одного врага своей клики, некоего мистера Джефферсона Хоупа. Этот Хоуп не скрывается, а, напротив, сам преследует мормонов. Он затаил на наших клиентов смертельную обиду. История приключилась в Америке, давным-давно. Не хочу в столь поздний час вдаваться в утомительные подробности.
— Дреббер надеялся встретить здесь Хоупа.
— Скорее, боялся, что тот наткнётся на него. Теперь это почти неизбежно. Я послал мистеру Хоупу, который трудится в Лондоне кебменом, анонимную телеграмму. В ней упомянут некий пансион на Торки-Террас, где проживают Дреббер и Стэнджерсон. Полагаю, скоро наши друзья отправятся поездом в Ливерпуль, а оттуда отплывут в Америку, так что я посоветовал Хоупу поторопиться.
Мориарти усмехнулся.
Если вы читали в газетах про убийство в Лористон-гарденс, отравление в гостинице «Холлидей» и про некоего кебмена, умершего «в заключении», вы всё поймёте. Когда профессор рассчитывается с долгами, не остаётся ни долгов, ни должников.
Вот так я в конце концов обосновался на Кондуит-стрит и сделался членом семьи. Глава «убойного» подразделения и второй по значимости человек в фирме, я отлично понимал, насколько выше располагается номер первый. В меня стреляли, меня едва не удавили, но, самое главное, меня не допустили до «взрослых дел». Я оказался в положении малютки Рэч: она достаточно большая, чтобы устроить в нужный момент кое-кому неприятный сюрприз, но слишком маленькая, чтобы её снисходительно терпели и гладили по головке. Простому парню с ружьём и стальными нервами не дозволяется участвовать в сделках.
Но я знал, как расквитаться. Я начал вести дневник. Все факты записаны, и они станут достоянием гласности.
И тогда посмотрим, кто покраснеет. Нет, даже не покраснеет, сделается пунцовым.