Чтобы стать незаменимым.
— А что вам нужно? — прошептал Шэм.
— Ну, даже не знаю, — сказал Элфриш. — Чего же нам не хватает? Палубы у меня надраены, повара есть, команда тоже, чего еще пожелать, ума не приложу! Хотя погоди-ка. — Он сделался задумчивым. — Есть одна вещь все же. Вот какая. Покажи нам на карте то место, где ты видел руину. О которой никто из твоей команды не должен был даже заикаться. А заодно расскажи мне о том, что ты нашел на том поезде. А то слухи о тебе и о твоей находке тянутся за тобой аж от самого Боллона. О том, где встретили свой конец эти бедняги, капитаны Шроаки. и еще расскажи мне подробно — только очень подробно, — о том, что ты привез этим Шроакам.
Видишь ли, мы здесь, на этом поезде, питаем к их истории кое-какой интерес. Все ж таки знакомое имя. Хотя, признаться, я уже не думал услышать его когда-нибудь снова; с другой стороны, не годится пропускать мимо ушей, что там затевают эта умники, молодые Шроаки. Конечно, не я один к ним прислушиваюсь, но, пожалуй, я один из немногих, у кого в их деле особый интерес.
Мне не нужны их эксперименты. Вот путешествия — другое дело, особенно те, в которые отправляются, получив таинственное посмертное послание, путешествия за немыслимыми сокровищами — они мне по вкусу. Такой внезапный отъезд поневоле наводит на мысль, что ты что-то упустил, а это не самая приятная мысль, верно?
— Что? — сказал Шэм. — Что упустил? — Но Элфриш молчал. Вместо ответа он извлек из своего кармана маленький флатоаппарат Шэма.
— Здесь есть один снимок, который меня особенно интригует, — сказал он. — О-со-бен-но. И это не пингвины. Понимаешь, я и думать не думал, что они соберутся так рано, эти Шроачата. А то бы я давно уже сам пыхтел за ними вслед. Но они нас опередили. Зато мы знаем, что ты в последнее время часто разговаривал с ними.
И если ты, — тут его голос зазвенел, подобно холодной, остро заточенной стали, проникающей до костей, зашебуршал, точно лапки ужасно противного насекомого, — если ты не хочешь, чтобы тебе вскрыли вены и подвесили тебя рядом с поездом так, чтобы твои ноги волочились по земле на медленном ходу, а кровь проникала в почву, будя мелких кусачих тварей, которые выберутся из своих нор и будут есть тебя, начиная с пальцев ног и заканчивая кишками и прочими внутренностями, знаешь, что ты должен для меня сделать? Сказать мне, куда направляются Шроаки.
Глава 49
— Так что же они делают? — С тех пор, как они чудом ушли из устроенной крушителями ловушки, Деро только о них и говорил, да еще об опасности, которой избежали Шроаки-Потомки.
— Я же говорю тебе, я не знаю, — сказала Кальдера. — Ослабь-ка чуток давление, а то в головном двигателе перебор намечается. Они заманивают поезда, разбивают их на части и грабят, я так думаю.
Поезд изогнулся на подъеме — плоская почва рельсоморья была здесь, гм, не совсем плоской. Они ехали мимо прудов и ручейков, мимо косматых деревьев, укоренившихся прямо между рельсами. Время от времени их сучья задевали за обшивку поезда, и тогда в вагоне слышался стук, как будто кто-то снаружи просил его впустить.
— Так они поступают с поездами, — продолжал Деро. — А с людьми? С теми, которые в поездах? Что, если бы они нас поймали?
— Что это? — сказала Кальдера. Железные рельсы впереди имели такой вид, словно они разбегались в стороны из одной точки. Этой точкой служил холм, вернее, островок, торчавший из моря рельсов. Правда, острова обычно не бывают прозрачными. У них не бывает филигранных силуэтов, и они не блестят.
— Это узловой мост, — сказал Деро.
Рельсы сближались, смыкались, спаивались, извивались, подныривая друг под друга, взмывая вверх на балках и опорах, на быках и шестах, образуя до смешного сложный узел.
— Это узловой мост, — сказал Деро.
Рельсы сближались, смыкались, спаивались, извивались, подныривая друг под друга, взмывая вверх на балках и опорах, на быках и шестах, образуя до смешного сложный узел. Он напоминал железный скелет какого-то гигантского чудовища. Внутри него, на разной высоте над уровнем рельсов, Шроаки разглядели два-три старых состава. Недвижные, заброшенные, старомодные. Безжизненные, как давно высосанные и брошенные пауком мухи.
— Давай объедем, — предложил Деро.
— Это не так просто, — ответила Кальдера. Она уже гнала поезд с линии на линию. — Все здешние рельсы растекаются от него в разные стороны. Как воск от свечи. Нам понадобится не один час, чтобы проложить обходной маршрут. А нам надо на ту сторону, и побыстрее. — Она показала рукой.
— Значит?
— Поедем насквозь.
Колеса застучали иначе, когда они въехали на рельсы внизу холма. Здесь, в воздухе, на путях, поддерживаемых шаткими железными опорами, они услышали, как глухой сердечный ритм сменился более показным, звонким и музыкальным. Воздушные рельсы превратились в искусственные небеса. Шроаки скользили под ними под дождем из конденсата, падавшего на них с изнанки верхних путей.
Вверху рельсы, внизу рельсы. Они поднялись уже на шесть, семь ярдов, сотрясая головоломку подпорок, переводя стрелки, проталкиваясь к самой сердцевине. Они испуганно переглядывались, чувствуя, как раскачиваются под ними пути.
— А эта штука не завалится? — прошептал Деро.
— Нет, о ней наверняка заботятся ангелы, — ответила Кальдера.
— Будем надеяться, — сказал Деро.
— Будем.
Сквозь рельсы наверху пробивались солнечные зайчики. Поезд Шроаков был весь пестрый, как будто шел через лес.
— И кто только ухитрился здесь разбиться? — спросил Деро, глядя на заброшенные поезда, которые, казалось, приросли к рельсам. Один был уже недалеко. Они приближались к нему.
— Неосторожные люди, — сказала Кальдера. — Невезучие. — Она оглядела антикварные очертания поезда. — Правда, их никто не разбивал. Их здесь… упокоили. — Поезд был тяжелым, мощным, его очертания хранили следы эстетических представлений древности. У него не было ни трубы, ни других следов выхлопных органов; сзади торчала рукоятка. Заводной.
— Может, тут вот что произошло, — предположила Кальдера. — Поезд, наверное, из Камми Хамми. Они проехали половину, завод кончился. А ручку-то тут не повернешь — слишком мало места.
Поезд висел над ними на крутой боковой ветке, словно хищник, следя за каждым их движением. Из его окон свисали стебли плюща и колючие плети ежевики. В них запутались — по крайней мере, в окнах переднего вагона, — какие-то инструменты, попорченные дождями шлемы и кости. Пышная флора заняла все пространство внутри поезда, вытеснив наружу мертвецов.
— Еще пара стрелок, — сказала Кальдера, — и мы выйдем наружу с другой стороны. — Сквозь замшелый, продуваемый всеми ветрами рельсовый палимпсест она уже видела открытое рельсоморье.
— Какой отсюда замечательный вид, — сказал Деро. Они были на вершине. Вибрация их колес сотрясала рельсы. Узломост раскачивался. Кальдера стиснула зубы. Вдруг за ними раздался громкий треск. Звон металла, не выдержавшего напряжения. Стон. И тут же рельсы затряслись еще сильнее.
— Что это было? — спросила Кальдера. Поглядела в зеркала. Вскрикнула: — Ой!
Старый состав давно отвык от тряски. Проржавевшие болты не выдержали напряжения и полопались. Тормоза отказали уже давно. Внезапная вибрация привела к тому, что некогда крепкие колесные замки разжались.