Никто так до конца и не исчерпал все таланты и функции этой машины. В сущности, робот до некоторой степени стал вторым «Я» Мастера. И, не будь его, вера в «Великих», по всей вероятности, благополучно почила бы после смерти Мастера. Вдвоем они довольно продолжительное время блуждали зигзагообразным курсом среди звездных облаков, и курс этот привел их — ясно, что не случайно, — назад, к тому миру, из которого вышли предки Мастера.
В чем, собственно, состоял смысл догмы Мастера, ни Олвин, ни Хилвар так и не смогли разобраться. Огромный полип отчаянно старался посвятить их в суть дела, но многие из его слов не содержали ровно никакого смысла и, кроме того, у него была привычка повторять предложения и даже целые пассажи в такой стремительной и совершенно механической манере, что за мыслью невозможно было уследить. И вскоре Хилвар приложил все силы, чтобы увести разговор от этих топких теологических болот и сосредоточиться на достоверных фактах.
Мастер и горстка его самых верных адептов прибыли на Землю в те дни, которые предшествовали падению городов, а порт Диаспара еще был открыт для пришельцев из других звездных систем. Была ли догма Мастера принята на Земле с терпимостью, оставалось неясным. Но, по крайней мере, она не встретила бурной оппозиции, и после долгих блужданий эти фанатики нашли себе окончательное пристанище среди лесов и гор Лиза.
На закате своей долгой жизни Мастер вновь обратил мысли к дому, из которого был изгнан, и попросил вынести его из помещения на воздух, чтобы он мог смотреть на звезды. Теряя последние силы, он подождал восхода Семи Солнц и под самый занавес жизни набормотал еще много такого, что должно было в будущем вызвать к существованию новые груды книг с толкованиями. Снова и снова он распространялся о «Великих», которые сейчас временно покинули эту Вселенную, но которые в один прекрасный день, несомненно, вернутся, и обязал своих фанатиков приветствовать их по возвращении. Это были его последние более или менее разумные слова. После этого он уже не отдавал себе отчета в окружающем, но перед самым концом произнес еще одну фразу, которая пережила столетия, гвоздем засев в головах тех, кому довелось ее услышать: «Как славно смотреть на цветные тени на планетах Вечного Света!» После чего и умер.
По смерти Мастера многие из его последователей плюнули на догму, но кое-кто остался ей верен. По мере того, как проходили столетия, она все усложнялась. Сначала верили, что эти «Великие», кем бы они ни были, скоро вернутся, но время шло и надежда на это все тускнела и тускнела. В этом месте рассказ полипа стал очень путаным — похоже было, что правда и мифы переплелись уже нерасторжимо.
Огромный полип стал последним учеником Мастера по весьма тривиальной причине: он был бессмертен. Миллиарды индивидуальных клеток, из которых состояло его тело, естественно, умирали, но прежде чем этому произойти, они воспроизводили себе подобных. Через длительные интервалы чудище распадалось на мириады клеток, которые начинали жить автономно и размножались делением, если окружающая среда оказывалась для них подходящей. В такие периоды полип уже не существовал как разумное существо-единство. В должное время какая-то загадочная биологическая сила снова собирала вместе рассеянные компоненты огромного тела и полип начинал новый цикл существования.
Вера в «Великих» на ее поздних стадиях стала отождествляться с поклонением Семи Солнцам. «Великие» упрямо отказывались появляться, и были сделаны попытки послать сигналы на их далекую родину. Уже и в незапамятные времена эта сигнализация стала всего лишь бессмысленным ритуалом, а теперь ею занималось животное, да еще робот, не умевший забывать.
…Когда непостижимо древний голос затих в спокойном воздухе, Олвин понял, что охвачен жалостью. Преданность не к месту, верность, от которой никому не было никакого проку, в то время, как многочисленные солнца и планеты рождались и умирали… — он никогда не поверил бы такой истории, если бы непреложные свидетельства в ее пользу не находились у него перед глазами. Собственное невежество сильнее, чем когда-либо прежде, опечалило его. На некоторое время для него высветили крохотный кусочек прошлого, но теперь тьма снова сомкнулась.
История Вселенной должна состоять из массы таких вот несвязанных ниточек, и никто не мог бы сказать, какая из них важна, а какая — тривиальна. Фантастическая легенда о Мастере и «Великих» была, по-видимому, просто еще одной из бесчисленных легенд, которые каким-то странным образом сохранились с Начала. И все же само существование огромного полипа и каменно молчаливого робота не позволяло Олвину отбросить всю эту историю как просто волшебную сказку, построенную на самообмане и чистом безумии.
Его интересовала связь между роботом и полипом, между этими двумя сущностями, которые, отличаясь друг от друга по всем статьям, на протяжении целых эпох поддерживали свое невероятное партнерство. Почему-то ему верилось, что из этих двоих робот был более важен. Он был наперсником Мастера и, должно быть, до сих пор хранил все его секреты.
Олвин кинул взгляд на таинственную машину, которая по-прежнему пристально его разглядывала.
— Почему твой робот не хочет с нами разговаривать? — обратился он к полипу, когда Хилвар на какую-то секунду замешкался с очередным вопросом. В ответ он услышал именно то, что почти ожидал услышать:
— Мастер не желал, чтобы робот говорил с любым другим голосом, а голос самого Мастера теперь молчит…
— Но тебе-то он станет повиноваться?
— Да. Мастер оставил его в нашем распоряжении. Мы видим его глазами, куда бы он ни направился. Он наблюдает за механизмами, которые поддерживают существование этого озера, содержит его воду в чистоте. И все же будет правильнее назвать его нашим партнером, а не слугой…
Над этим Олвин задумался. Некая идея, совсем еще туманная, полуоформившаяся, стала зарождаться в его мозгу.
— Уверены ли вы, — медленно выговаривая слова, обратился он к полипу, хотя адресовался и к роботу, — что, оставаясь здесь, вы в самом деле исполняете волю Мастера? Ведь он хотел, чтобы мир узнал о его учении, а пока вы скрываетесь здесь, в Шалмирейне, оно было утеряно… Мы нашли вас по чистой случайности, а ведь могут быть многие другие, кто хотел бы услышать о Великих…
Хилвар метнул на него быстрый взгляд. Он не понял намерения Олвина. Полип же, казалось, взволновался, и ритмичная пульсация его дыхательных органов дала мгновенный сбой. Затем последовал ответ — голосом далеко не бесстрастным:
— Мы обсуждали эту проблему много лет. Но мы не можем покинуть Шалмирейн, поэтому мир сам должен прийти к нам, какого бы времени это ни потребовало…
— У меня возникла куда лучшая идея, — живо сказал Олвин. — Это верно, что вы должны оставаться здесь, в озере. Но ведь нет никаких причин к тому, чтобы с нами не отправился ваш компаньон. Он может вернуться, как только сам этого захочет или как только понадобится вам. С тех пор, как умер Мастер, многое изменилось, произошли события, о которых вам следует знать, но о которых вы никогда не узнаете и которых не поймете, если останетесь здесь…
Робот не шелохнулся, но полип, в агонии нерешительности, полностью ушел под воду и оставался там несколько минут. Вполне возможно, что в это время у него происходил беззвучный диалог с его партнером.
Наконец полип снова появился из озера. Он стал значительно меньших размеров, а движения его приобрели какой-то хаотический характер. Прямо на глазах у Олвина и Хилвара изрядный пласт этого сложного полупрозрачного тела оторвался от целого и тотчас вслед за этим рассыпался на дюжину комочков, которые быстро рассеялись. Создание начало распадаться.
Когда оно снова заговорило, его голос был уже неустойчив и понимать его стало куда трудней, чем прежде.
— Начинается следующий цикл, — выдохнуло оно каким-то дрожащим шепотом. — Не ожидали его так скоро… осталось всего несколько минут… стимулирование слишком сильно… долго нам вместе не продержаться…
Олвин сообразил, что действовать нужно быстро, иначе представившаяся возможность пропадет, быть может, всего на несколько лет, но, вполне возможно, и на столетия.
— Так что же вы решили? — жадно спросил он — Робот отправится с нами?
Наступила мучительная пауза, в течение которой полип пытался заставить свое расползающееся тело повиноваться.
Речевая диафрагма затрепетала, но никакого явственного звука не последовало. Затем, словно в отчаянном жесте прощания, существо очень слабо шевельнуло своими дрожащими щупальцами и снова уронило их в воду, где они немедленно оторвались и уплыли. Через какие-то минуты трансформация закончилась. Не осталось ни одного кусочка величиной более дюйма. А вода кишела крохотными зеленоватыми точками, которые, казалось, жили и двигались по своему разумению и быстро исчезали в пространстве озера.
Олвин был подавлен поражением, даже если и не до конца представлял себе цель, к которой стремился. Была упущена, и вряд ли теперь повторится, ошеломляющая возможность… Он печально глядел на озеро, и прошло некоторое время, прежде чем его сознание восприняло сигнал извне — это, оказывается, Хилвар нашептывал что-то ему на ухо.
— Слушай, мне кажется, что в этом споре ты выиграл…
Олвин стремительно обернулся. Робот, который до сих пор праздно висел в воздухе, не приближаясь к друзьям более чем на два десятка футов, беззвучно переместился и теперь парил где-то в ярде над головой Олвина. Неподвижные глаза, полем зрения которых была, по-видимому, вся передняя полусфера, ничем не выдавали, на что направлен его интерес. Но Олвин не сомневался, — почти не сомневался, — что внимание робота было сосредоточено именно на нем.
Робот ждал следующего его шага. Наконец-то он был теперь под контролем Олвина! Он мог последовать за ним в Лиз, а может, и в Диаспар, если не передумает… Ну, а пока именно он, Олвин, был его временным хозяином!
14
Возвращение в Эрли заняло у них три дня отчасти потому, что Олвин, в силу собственных причин, не торопился. Физическое исследование страны отступило теперь на второй план, вытесненное более важным и волнующим проектом: медленно, но верно, он находил общий язык с этим странным, одержимым интеллектом, который стал теперь его спутником. Олвин подозревал, что робот попытается использовать его в своих собственных целях. Он не мог до конца разгадать его мотивы, поскольку робот по-прежнему упорно отказывался заговорить с ним.
Тем не менее, в других сферах он проявлял большую склонность к сотрудничеству. Он повиновался любым командам, которые не требовали выдачи какой-нибудь информации. Спустя некоторое время Олвин обнаружил, что может повелевать этим устройством с такой же легкостью, как и роботами в Диаспаре — одними мысленными приказаниями. Это был огромный шаг вперед. А немного спустя это создание — о нем трудно было думать, как просто о машине, еще больше ослабило свою настороженность и позволило Олвину пользоваться своими тремя глазами. Словом, оно не возражало против любых пассивных форм общения, но решительно пресекало все попытки сойтись поближе.