Хилвара оно совершенно игнорировало. Оно не повиновалось ни единой из его команд и мозг его был глухо запечатан для всех попыток Хилвара проникнуть в него. Только позже Олвин осознал, какое это преимущество — иметь слугу, не подчиняющегося более никому в мире.
Когда мобиль вплыл в Эрли, Сирэйнис уже ждала их.
Она казалась чем-то обеспокоенной и более неуверенной, чем когда-либо, и Олвин припомнил выбор, перед которым они его и поставили. В треволнениях последних нескольких дней он почти забыл о нем. Ему не хотелось тратить силы на решение проблем, время которых еще не пришло. Но теперь срок подступил вплотную: ему предстояло принять решение, в каком из двух миров он хочет жить.
— Олвин, — начала Сирэйнис. — Есть много такого, о чем я вам еще не рассказывала, но теперь вам придется это узнать, чтобы понять наши действия.
Давным-давно, Олвин, Человек мечтал о бессмертии и, наконец, добился своего. Но люди забыли, что мир, отринувший смерть, должен отринуть и жизнь.
Способность продлить свое существование до бесконечности может принести удовлетворение отдельному индивидууму, но она же приносит застой сообществу людей. Много столетий назад мы принесли наше бессмертие в жертву развитию, но Диаспар все еще тешится ложной мечтой.
Вот почему наши пути разошлись — и вот почему нам уже никогда не соединиться…
Хотя Олвин почти ожидал именно этих слов, удар, тем не менее, был силен. И все же он отказывался признать крушение своих планов, как бы смутны они ни были, и теперь воспринимал слова Сирэйнис только частью сознания. Он понимал и фиксировал в памяти все, что она говорила, а сам в это время мысленно снова возвращался в Диаспар, пытаясь представить себе все препятствия, которые могут быть воздвигнуты на его пути.
В комнате было очень тихо, так тихо, что Олвину слышны были странные жалостные звуки, издаваемые в полях за поселком какими-то неведомыми животными. Наконец почти шепотом он произнес:
— Чего же вы хотите от меня?
— Мы надеялись, что сможем предоставить вам выбор — остаться здесь или вернуться в Диаспар. Но теперь это невозможно. Произошло слишком многое, чтобы мы могли теперь оставить решение в ваших руках. Даже на то короткое время, что вы пробыли здесь, у нас, ваше влияние на умонастроение людей оказалось в высшей степени дестабилизирующим. Нет-нет, я вас не упрекаю. Я совершенно уверена, что вы не имели в виду нанести нам ущерб. Но было бы куда лучше предоставить создания, которые встретились вам в Шалмирейне, их собственной судьбе…
— А что касается Диаспара.. — Сирэйнис раздраженно пожала плечами. — О том, куда вы отправились, там знает слишком много людей. Мы не успели вовремя предпринять необходимые действия. И, что уже совсем серьезно, — человек, который помог вам открыть Лиз, исчез. Ни ваш Совет, ни наши агенты не смогли обнаружить его, так что он остается‘потенциальной угрозой нашей безопасности. Возможно, вы удивлены, что я все это вам рассказываю, но, видите ли, я делаю это без малейшей опаски. Боюсь, Олвин, что теперь перед вами выбора нет — мы просто должны отослать вас в Диаспар с искусственным набором воспоминаний. Они сконструированы для вас с огромной тщательностью, и, когда вы возвратитесь домой, вы не будете помнить о нас ровным счетом ничего. Вы будете убеждены, что испытали скучные, но опасные приключения в каких-то пещерах, где своды постоянно обрушивались за вашей спиной и вы остались живы только потому, что питались какими-то малоаппетитными сорняками, а воду с трудом добывали из редких подземных ключей. Таким образом будет устранена тайна, которая могла бы привлечь новых исследователей. Они будут думать, что о нашей земле они знают уже все, что только можно узнать.
Сирэйнис посмотрела на Олвина умоляющими глазами:
— Мы очень сожалеем, что это необходимо, и просим у вас прощения, пока вы нас еще помните. Вы можете не принять наш вердикт и нашу логику, но ведь нам известно множество фактов, которые вам неведомы… По крайней мере, у вас не будет никаких сожалений, потому что вы будете верить, что открыли все, что можно было обнаружить.
Так ли это? — подумал Олвин. Он сильно сомневался, что сможет снова погрузиться в рутину городского существования, даже если и убедит себя, что за стенами Диаспара нет ничего, достойного внимания. И, более того, у него не было ни малейшего желания подвергать себя такого рода эксперименту.
— Когда вы намереваетесь произвести со мной эту… операцию? — спросил он.
— Немедленно. Вы уже готовы. Откройте мне свое сознание, как вы это уже делали прежде, и вы ничего не почувствуете до тех пор, пока снова не окажетесь в Диаспаре.
Некоторое время Олвин молчал, потом тихо произнес:
— Я хотел бы попрощаться с Хилваром.
Сирэйнис кивнула:
— Да, я понимаю.
Она прошла к лестнице, что вела вниз, внутрь дома, и оставила их на крыше одних.
Олвин заговорил со своим другом не сразу. Он испытывал огромную грусть и в то же время самую непоколебимую решимость не позволить, чтобы все его надежды пошли прахом. Еще раз взглянул он на поселок, в котором обрел известную долю счастья, на поселок, который ему, возможно, уже не увидеть снова, если те, кто стоит за Сирэйнис, все-таки добьются своего. Мобиль все еще парил над травой у одного из раскидистых деревьев, а бесконечно терпеливый робот висел над ним, Несколько ребятишек сгрудились вокруг этого странного пришельца, но из взрослых никто, казалось, не проявлял ни малейшего любопытства к экзотическому аппарату.
— Хилвар, — прервав молчание, сказал Олвин, — мне очень жаль, что все так получается…
— Не вини мать, она только выполняет то, что ее попросили сделать, — ответил Хилвар.
— Тогда скажи мне вот что. Как твои люди могут меня остановить, если бы я попытался уйти от вас с нетронутой памятью?
— Это будет нетрудно. Если бы ты попытался уйти, они бы овладели твоим сознанием и заставили бы тебя вернуться…
Именно этого Олвин и ожидал и это его не обескуражило. Ему страшно хотелось довериться Хилвару, который — это было ясно — расстроился от предстоящего расставания, но он не решился подвергнуть риску свой план. Очень тщательно, выверяя каждую деталь, он снова прокрутил в уме единственный путь, который мог привести его обратно в Диаспар на условиях, которые его устраивали.
Он протянул Хилвару руку, тот крепко сжал ее, но не мог, казалось, вымолвить ни слова.
— Пойдем, встретим Сирэйнис внизу, — предложил Олвин. — Я бы хотел еще повидать кое-кого из жителей Эрли, прежде чем уйти от вас…
Хилвар молча последовал за ним в прохладу дома, а потом и на улицу, в кольцо из цветного стекла, окружавшее дом. Сирэйнис ждала их там, и вид у нее был спокойный и решительный. Она знала, что Олвин попытается что-то утаить от нее, и снова мысленно перебирала в памяти все предусмотренные ею меры предосторожности.
— Вы готовы, Олвин? — спросила она.
— Совершенно готов, — отозвался Олвин, и в голосе у него прозвучало нечто такое, что заставило ее внимательно посмотреть на юношу.
Он повернулся к Хилвару и быстрым шепотом, который Сирэйнис не могла услышать, произнес:
— До свиданья, Хилвар! Не тревожься… я вернусь…
И снова обратился к Сирэйнис:
— Я не возмущаюсь тем, что вы собираетесь совершить. Вы, несомненно, верите, что это лучший выход из положения, но, с моей точки зрения, вы ошибаетесь. Диаспар и Лиз не должны оставаться навечно разобщенными. Придет, думаю, день, когда они отчаянно будут нуждаться в помощи друг друга. Вот поэтому-то я и направляюсь домой со всем тем, что мне удалось узнать, и я не думаю, что вам удастся меня остановить.
Он не стал дожидаться ответа и правильно сделал. Сирэйнис даже не шевельнулась, но он тотчас же почувствовал, что его тело перестает ему повиноваться. Сила, столкнувшаяся с его волей, оказалась куда более могущественной, чем он ожидал, и это навело его на мысль, что Сирэйнис помогало огромное число людей. Беспомощно двинулся он обратно к дому, и на какой-то ужасный момент ему даже подумалось, что великолепный его план провалился.
Но как раз в это время сверкнул металл кристаллических глаз руки робота мягко сомкнулись вокруг него. Земля ушла у него из-под ног, и на мгновение он увидел Хилвара, застывшего в изумлении, с глуповатой улыбкой на лице.
Робот перенес его на несколько десятков футов гораздо быстрее, чем человек смог бы пробежать это расстояние. Сирэйнис потребовалось всего лишь мгновение, чтобы понять его ход, и он перестал извиваться в руках своего робота, когда она сняла контроль над его телом. Но она еще не была побеждена, и тотчас же наступило то, чего Олвин боялся и с чем приготовился сражаться изо всех сил.
В его мозгу боролись теперь две совершенно различные сущности. Одна из них умоляла робота отпустить его на землю. Настоящий Олвин, у которого перехватило дыхание, ждал, лишь вяло сопротивляясь силам, которых — он знал — ему не одолеть. Это был азартный расчет: невозможно было заранее предсказать, что робот, этот его ненадежный союзник, станет исполнять те сложные приказы, которые он ему отдал. Он сказал роботу, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не повиновался его, Олвина, командам, пока они не очутятся в безопасности, в Диаспаре. Такова была его воля. Если она окажется выполненной, то это означало бы, что Олвин вручил свою судьбу силам, которым не страшно вмешательство человека.
Без малейшего колебания робот устремился вдоль тропы, которую Олвин так тщательно нанес на карту в его памяти. Часть сознания юноши все еще гневно умоляла, чтобы его освободили, но он уже понимал, что спасен. И тотчас это поняла и Сирэйнис, потому что конфликтующие силы в его мозгу перестали бороться друг с другом.
15
…Олвин не успокоился до тех пор, пока вокруг него снова не оказались стены пещеры движущихся дорог, Его возвращение стало ничем не примечательным повторением путешествия в Лиз. Через сорок минут после того, как он покинул станцию отправления, он оказался в усыпальнице Ярлана Зея.
Слуги Совета, задрапированные в официальные черные одеяния, которые были их формой на протяжении столетий, уже ждали его. При виде этого Комитета «по встрече» Олвин ничуть не удивился и почти не испытал тревоги. К этому времени он преодолел уже такое количество всевозможных препятствий, что еще одно не меняло дела… С тех пор, как он оставил Диаспар, он узнал столько всего, что с этим огромным знанием пришла и уверенность, граничащая с высокомерием.
Кроме того, теперь у него был могущественный, хотя и не совсем надёжный союзник. Лучшие умы Лиза не смогли противостоять его планам.
Трудно сказать почему, но он считал, что и у Диаспара дела пойдут не лучше.
— Олвин, — обратился к нему предводитель городских прокторов, — у нас есть приказ следовать за тобой, куда бы ты ни направлялся до тех пор, пока Совет не выслушает твое дело и не вынесет свой вердикт.
— И в чем же меня обвиняют? — спросил Олвин. Он все еще переживал волнение, связанное с побегом, и как-то не мог всерьез воспринимать новый поворот событий. А по поводу того, что Шут выдал его тайну, он испытал лишь мимолетное раздражение.