Сейфы вмонтированы в стену коридора - длинная цепь серо-стальных прямоугольников с цифровыми пультами, над каждой дверью - глазок телекамеры. Сейф номер девять. Все останавливаются. Лучше, чем в банке, с уважением говорит Присяжни, и господин Раппопорт мгновенно приобретает преувеличенную благородную вальяжность. Поддернув манжеты, он начинает устанавливать комбинацию цифр, производя в уме необходимые вычисления - у сейфа скользящий код. Проходит минуты две, все молчат, только сержант громко сопит. Готово, говорит господин Раппопорт. Дверца бесшумно открывается. Аки душа младенца, говорит Присяжни и всем корпусом разворачивается к господину Раппопорту…
-Надеюсь, ты не принимаешь меня за полного идиота? - Присяжни повертел в руках картонную упаковку с надписью «Платиборское светлое», заглянул в дырку - пусто; вздохнул, встал, подошел к холодильнику, открыл и закрыл дверцу; вернулся за стол. Был уже четвертый час дня. - Я не хуже тебя понимаю, что он тут ни при чем. Но он-то не должен понимать, что я понимаю. Он должен меня бояться, а боятся, как правило, дураков, особенно дураков, облеченных властью. Н-да… Вот я его и припугнул, и он поверил, представь… и дал информацию… и хотел бы я знать, что нам с этой информацией теперь делать…
Да, информация была, что называется, чуть теплая. Если из потрясающего многословия господина Раппопорта выделить сухой остаток, то получается вот что: во-первых, директор регулярно, по крайней мере, раз в неделю, посещал режимный сектор и отпирал сейф. Во-вторых, директор, человек, как известно, семейный, имел малолетнюю любовницу, которая вертела им, как хотела. И есть основания полагать, что эта самая любовница то ли вчера, то ли чуть раньше дала директору отставку. Наконец, работа с исчезнувшими носителями ЭЛТОР должна была начаться еще месяц назад - согласно подписанному директором плану; но потом директором же она была перенесена на более позднее время, а неделю назад - вообще отложена до особого распоряжения. Что касается имени и прочих координат любовницы, то господин Раппопорт этого не знал. А кто может знать? Возможно, секретарша, шофер… Пока ни того, ни другого не нашли - не было дома. Уик-энд…
-Да, - сказал Андрис, - да-а… А что мы будем делать с информацией по нашей узловой теме?
-Уже есть информация? - криво усмехнулся Присяжни.
-По крайней мере, есть пара логически непротиворечивых гипотез, - сказал Андрис. - И что самое смешное - обе нас ни к чему не обязывают. Очень может быть, мы будем знать, что происходит, и не будем иметь ни малейшего представления, что нам с этим делать…
-А я вообще не знаю, что делать, - сказал Присяжни. - Тебе хорошо, ты там с цифирками балуешься. Слушай, ведь все меняется так, что головы повернуть не успеваешь… думать - разучился… Не могу я думать по-новому, а по-старому - бесполезно… большая часть моего опыта уже ни к чему, понимаешь? - я не могу на него опереться, хуже того - он уже начинает мешать… я чувствую себя каким-то динозавром…
-Диноцефалом, - вставил Андрис.
-…три четверти моего опыта сегодня уже не нужны, а та четверть, которая осталась, годится на то, чтобы постигать четверть того, что происходит - потому остальное я вижу, слышу, знаю, что это существует… но я этого не понимаю… Дожил. Я уже не говорю, что законы устарели - до дыр. Я - устарел. До дыр. До дыр, понимаешь? Моральный износ сто пятьдесят процентов…
-А мне нравится, что все так круто меняется, - сказал Андрис. - Помнишь, что было, когда ничего не менялось? Хотя…
-Именно что «хотя», - сказал Присяжни.
Я уже не говорю, что законы устарели - до дыр. Я - устарел. До дыр. До дыр, понимаешь? Моральный износ сто пятьдесят процентов…
-А мне нравится, что все так круто меняется, - сказал Андрис. - Помнишь, что было, когда ничего не менялось? Хотя…
-Именно что «хотя», - сказал Присяжни. - Логики нет в переменах. Мне так кажется, - он опять потянулся к картонке, потряс ее и с досадой швырнул в угол, - несколько лет назад произошло что-то такое, чего мы не заметили, или заметили, но не узнали… короче, что-то лопнуло, оборвалось, и… даже не в том дело, что тормоза пропали, хотя и это тоже… что-то появилось в мире, чего мои глаза не видят, но - нюхом чую: серой запахло…
-Серой… - проворчал Андрис. Видеть Присяжни в таком состоянии приходилось не часто. Что же, вполне может быть, и серой… вполне может быть… - Как наш бомбист себя чувствует?
-Что ему сделается - лежит… Лихо ты его.
-Да уж… Показания?
-Заперся. Только то, что на горячем допросе. Измором придется брать. Его сейчас на наркотиках держат - для расслабления. А там посмотрим…
Он говорил что-то еще, но Андрис вдруг отключился. Для подтверждения версии, что все происходящее - чьи-то (кристальдовцев?) злоупотребления методом доктора Хаммунсена, оставалось последнее: убедиться, что записи «мелодии» пользуются популярностью… даже меньше: что именно доктор сочинил то, что Андрис слышал на мосту… и если так… сейчас без четверти четыре, доктор уже должен быть в кабинете…
-Алло? - спросил доктор.
-Доктор, опять я, - сказал Андрис.
-Нашли? - задохнувшись, спросил доктор.
-Нет, - сказал Андрис. - Нет еще. Найдем. Тут - другое… Я хочу попросить вас вот о чем: не могли бы вы сейчас воспроизвести противонаркотическую запись?
-По телефону? - удивился доктор.
-По телефону.
-Но… впрочем, ладно. Сейчас.
Шаги, металл - замок? - опять шаги, шуршание, непонятные звуки… мелодия; шуршание - доктор взял со стола трубку - мелодия зазвучала громче и отчетливее. Да - та самая - тревожная, с глубокими, пробивающими стены, ударами огромного барабана… та самая, звучавшая на мосту из плейеров шептавшейся парочки, та самая, под которую шло действо откатников…
-Спасибо, доктор! - крикнул Андрис в трубку. - Достаточно!
Шорох - и тишина. Потом - голос доктора:
-Господин Ольвик… видите ли… я не хотел говорить, но, понимаете… если вам поможет?
-Слушаю, - сказал Андрис.
-Дело в том, что у Радулеску была любовница, совсем девочка… лет шестнадцать. Я видел ее сегодня в компании молодых людей…
-Вы знаете, как ее зовут?
-Да, Сандра Шиманович. Живет на улице Загородной, семь, квартира тоже семь. Или жила… это он снял ей…
-Понятно. Спасибо, доктор. А откуда?..
-Дело в том, что она ушла к Радулеску от меня, - сказал доктор и повесил трубку.
Так, подумал Андрис. Проклятые наркоманы… была какая-то мысль, и я ее забыл… кому-то позвонить?..
-Запиши, - сказал он Присяжни.