Все, кто мог смотреть, смотрели на него. Тони лежал на четвертом этаже; этаж охранялся полицейским постом - два пожилых, черных от усталости сержанта с автоматами подпирали собой дверь - даже в самый острый момент Присяжни, а потом сменивший его подполковник федеральной полиции Пратт не снимали пост - хотя теперь это не имело, наверное, никакого смысла. В палате на четверых лежало тринадцать человек, пробраться между койками было почти невозможно. Повязка на голове Тони пропиталась кровью - хирург сказал, что так надо, пусть оттекает, не пугайтесь. Глаза были открыты. Когда Андрис попал в поле его зрения, он сморщил лицо в улыбке.
-Привет, - сказал Андрис. - Молчи. Говорить буду я.
-Х-х-х… - выжал из себя Тони. - У-ить-са…
-Увидеться? - переспросил Андрис. Тони согласно мигнул. - С ней? - Тони опять мигнул. - Очень сложно. В городе особое положение, проход только по пропускам. Дня через два - можно будет устроить. Хорошо?
Тони молчал, глядя в потолок. Потом чуть качнул головой.
-Если ты опасаешься за себя, - сказал Андрис, - то зря. С тобой все в порядке. Через неделю сможешь ходить. Может оказаться так, что я уеду, не дождусь твоей выписки - вот тут записаны все мои координаты, приезжай. Очевидно, тебе понадобится дополнительное лечение, я устрою. Жить будешь у меня. Сообщить твоим родителям, что ты прооперирован? Нет? Сам сообщишь? Хорошо. Что тебе еще сказать? Кажется, мы с тобой оказались правы… в основном вопросе. Вот и все. Ладно, поправляйся. Я пойду.
Он похлопал Тони по плечу, встал и пошел к выходу. Ничего нельзя сделать, сказал он себе. Ты же понимаешь - ничего. Даже нельзя остаться здесь, при нем… Дремучие инстинкты: хочется, чтобы все было здорово, и тогда можно будет лечь на горячее сиденье грузовика или на груду палых листьев - и лежать, вдыхая запах свежести и тлена - такая смесь… Хочется, чтобы все было хорошо, даже если все плохо и, вероятно, будет еще хуже… Цугцванг, подумал он. Но очень хочется выиграть. Или хотя бы - вничью. Вничью - с судьбой…
Час назад столичное телевидение внезапно прервало передачи. Через несколько минут на волнах радио началось завывание глушащих станций. Телефонная связь отключилась.
А десять минут спустя над городом прошло звено боевых вертолетов.
-Все это весьма тривиально, дорогой мой Ольвик, - сказал Линдерман, пожевывая заушник очков. - Притом учтите, что это фрагментик большого явления. Для того, чтобы цыпленок вылупился, скорлупа должна разлететься вдребезги. Так вот это - одна из трещинок…
-Скорлупа - это мы? - спросил Андрис.
-Именно. Мы - скорлупа. Нас видно, мы ощутимы, по нам можно судить о форме предмета, его консистенции, цвете… Так вот, я о другом. Человек вообще гораздо сложнее и тоньше, чем он может себе позволить. Я имею в виду тело. Наши глаза воспринимают отдельные кванты света. Ухо способно воспринимать и инфразвук, и ультразвук. Нос, рецепторы носа ничуть не уступают собачьим. И так далее. Мы сами излучаем свет, радиоволны, имеем магнитное поле, электрическое, звучим во всех диапазонах - я уже молчу о сумасшедшем букете запахов. Да, мы все это не воспринимаем - сознанием, корковым концом анализатора. Но за подсознание я не поручусь. Возьмем самое грубое - феномен толпы. Люди в толпе звереют. Почему? Звуки и запахи. Сознание отключается, активизируются программы подражания. Или, скажем…
Открылась и закрылась дверь наверху, по лестнице застучали каблуки. Андрис потянул из кобуры револьвер. Впрочем, походка была знакомая - Юсуф.
-Это я, - сказал Юсуф из-за угла.
Впрочем, походка была знакомая - Юсуф.
-Это я, - сказал Юсуф из-за угла.
-Слышу, - сказал Андрис. - Заходи. Ну, что?
Юсуф подошел, сел на свободный стул. Вздохнул, посмотрел на Андриса, на Линдермана, на Марину. Марина сидела спиной к ним, не оборачиваясь, но видно было, что она слушает.
-Кто-то пробился на коротких волнах, - сказал Юсуф. - В столице уличные бои, артиллерийская стрельба, центр блокирован танками, на президентский дворец пикируют самолеты… Судя по всему - военный мятеж.
-Что спецназовцы? - спросил Андрис.
-Приказов сверху не поступало. Пратт приказал им взять под контроль аэропорт… но мне кажется, все бессмысленно.
-Конечно - против танков…
-Я сняла третий уровень, - сказала Марина.
-Да-да-да, - Линдерман встал, шагнул к ней; остановился, повернулся: - Господа… господа офицеры, как вы полагаете… военные, если придут к власти?.. Впрочем, что это я… - он махнул рукой, отвернулся и наклонился к экрану. Марина что-то вполголоса сказала ему, и он так же вполголоса ответил.
-А что в городе? - спросил Андрис. - Студенты?
-Шок, - сказал Юсуф. - Это же ужас, что… Пришли - помогали выносить из подвала… там не горело почти, доступ воздуха маленький, только через вентиляцию, а когда рвануло, вся вентиляция к хренам собачьим… Они там, в подвале, почти все целенькие - мальчики, девочки. Задохнулись. Выносили их… двести шестьдесят семь… хороший подвал был, вместительный… А на первом этаже сгорели - сгорели все в пепел. Лучше, чем в крематории. А с третьего этажа начиная - только наружные стены остались; перекрытия, перегородки, лестницы - все в золу. Вот так. Хорошо нам было - с мальчиками и девочками воевать. Весело. А как появились настоящие… смешно, ей-богу.
Смешно, согласился Андрис. Противный, скользкий внутренний смех - как от слабости или от щекотки. Или от прикосновения чего-то холодного… Он вдруг почувствовал, что не может представить завтрашний вечер. Завтра не будет, провоцируя себя, подумал он. Никакого ответа. Как перед ватной стеной…
-Да, забыл, - сказал Юсуф и полез в карман. - Держи вот… на всякий случай.
Он протянул Андрису удостоверение личности. Эдвард Ковальский, год рождения тысяча девятьсот сорок девятый, место проживания… фотография, печать…
-Спасибо, - сказал Андрис.
-Всё в картотеке, так что бояться нечего. Можешь еще усы сбрить. И вот - тоже…
Марина Ковальская, год рождения тысяча девятьсот семьдесят шестой…
-Ты нас что - поженил? - удивился Андрис.
-А что мне оставалось делать? В памяти была лакуна как раз для супружеской пары. Вот я и подобрал… Живете вы в отеле «Германик», в номере одиннадцатом, уже неделю. Вот карточка гостя…
-А настоящие Ковальские?
-Уехали вчера. Только они не Ковальские… впрочем, неважно.
Махинации с гостиничными компьютерами были стопроцентно проходимы: персонал подсознательно так полагался на электронную память, что переставал запоминать постояльцев. Вполне объяснимый психологический феномен, которым, случалось, пользовались умелые люди. Вот как Юсуф, например…
Вернулся Линдерман, сел.
-Все это довольно интересно, - сказал он.