— Никак нет, господин майор.
Фойзе отечески похлопал его по плечу.
— Иди, Лазарев, свободен.
Провожая взглядом удаляющегося старлея, Фойзе заявил:
— Я своих ребят тебе, Кузя, не отдам. Да они и не пойдут. Обойдёшься без моих… демонов.
Несмотря на этот инцидент, расстались Кузя с Мухой мирно и вполне довольными друг другом. Кузьмин обещал вернуться на следующие соревнования во всеоружии и непременно отвоевать Феникса.
И вот не дождался Кузя реванша.
Фойзе подавил желание тут же позвонить другу — благо, была возможность — потому что знал: как только Виктор придёт в себя после увольнения, сам с ним свяжется и всё расскажет, если будет такое желание.
А сейчас нужно было выполнять очередную работу. Подполковник включил коммуникатор, вызывая взводных.
Глава 3
Особняк Ревнёвых в городке с земным русским названием «Солнечный» выглядел старинным родовым поместьем, чуть ли не в стиле девятнадцатого века. Хозяин дома любил тяжёлую деревянную мебель, сделанную вручную (одно кресло стоило с хороший аэрокар), любил тканевые портьеры вместо жалюзи — пусть и синтетические, не собирающие пыль, но тканевые. Любил ковры на стенах, хотя в местном климате они смотрелись просто дико — звезда Сиана, вокруг которой вращалась планета Каджеро, давно превратила планету в жаркие джунгли. Во всём остальном Андрей Ревнёв был вполне современным человеком, если не считать ещё гипертрофированной честности, заложенной в него с детства отцом. Впрочем, всё это не мешало ему быть лучшим другом и партнёром Ореста Кледнера последние лет двадцать.
Тяжёлая деревянная дверь, по старинке, на петлях, открылась легко — старинной она только выглядела.
— К вам можно, шеф? — заглянул в дверь Орест.
С того дня, как он вернулся на Каджеро после шестилетнего отсутствия, он иногда полушутя называл своего друга и партнёра «шефом». Обычно Андрей шутку не принимал и почти всерьёз злился. Он был убеждён, что этим словом Орест принижает свою роль в работе общей компании и саму их дружбу. Однако поддразнивать его Оресту нравилось, и он не обращал внимания на уже привычную реакцию.
На этот раз реакции не последовало. Андрей поднял голову и устало взглянул на вошедшего:
— Заходи.
Орест рывком открыл дверь, вошёл и уселся напротив, не дожидаясь приглашения. Он всегда так входил в этот кабинет — широко распахивая старомодную дверь, словно в не полностью открытую мог и не пройти. Это смотрелось бы естественно, если бы при своём крупном сложении он был ещё и полным. Но спортивной подтянутой фигуре Ореста Кледнера многие завидовали ещё со времен их учебы и до этого дня.
— О чём размышляешь, шеф? Неужели всё о семейных проблемах?
Андрей шумно вздохнул и решительно выключил виртуальный монитор, полупрозрачной завесой отделяющий их друг от друга.
— Я должен размышлять об отчётах, хотя ты их уже и видел, и всё перепроверил, а ещё я должен размышлять о том, что в Солнечном растёт потребление воды, а обеспечить такое количество наша станция не в состоянии, и надо что-то делать… Но да, вместо этого я думаю только об этой блажи!
— О какой? — осторожно спросил Орест.
Андрей махнул рукой.
— Ника. Думаешь, она тогда пошутила, что хочет уехать? Вот, сейчас жду очередного «серьёзного разговора».
Нике, старшей дочери Ревнёва, недавно исполнилось семнадцать лет. Год назад в разговоре за обедом Андрей шутливо пообещал после школы выдать её замуж, а она в ответ бросила фразу: «После школы я на Землю улечу!»
Орест эту фразу помнил. Он догадывался, что Андрей и его жена Майя будут, скорее всего, против, но сам тогда вздохнул с облегчением. Нике нечего делать на Каджеро, пока она не встанет на ноги и не поймет, чего хочет на самом деле. Как это в своё время сделал он сам. Правда, он решился покинуть насиженное место далеко не сразу. Только тогда, когда понял, что дальше «партнёра по бизнесу» он никогда не продвинется, оставаясь в тени Ревнёва даже в их общем деле, в «Артемиде». А вот когда уехал, добился, чего хотел — и немного того, чего никогда не хотел, — тогда и стало возможным вернуться, на равных. Почти на равных.
Ника тоже должна уехать. В первую очередь, ради себя.
— И чего ей не хватает? Вот скажи, чего тут может не хватать моей дочери? — Андрей подался вперёд, встретил укоряющий взгляд Ореста и опустился обратно в своё кресло. — Тьфу. Нашёл, кого спросить. Хотя нет, ты мне всё-таки скажи — вот ты уехал, всё бросил, оторвался от дома, вот чего ты добился? Зачем было всё рвать и сжигать, чтобы потом возвращаться?
Орест перевёл взгляд на зелёную, не по-земному яркую листву за окном.
Конечно, трудно понять, зачем оставлять то, что держало тебя, как паутина, затянуло, как болото — если для тебя это не болото и не паутина. Для Ревнёва эта планета и эта семейная туристическая компания были своим собственным бизнесом и одновременно домом. Говорят, нельзя превращать работу в дом и особенно наоборот, но Андрею это удалось в обе стороны. Он решил, что эта планета станет для него и тем, и другим двадцать лет назад, когда впервые ступил на её поверхность, и у него получилось.
Это было хорошее время. Тогда казалось, что на Каджеро, заросшей джунглями планете, под чужим солнцем, начинается новая жизнь. Так и вышло. У Андрея были деньги, у его отца — связи, которые позволили довольно быстро оформить планету в собственность. Собственность Андрея, конечно. Но зато «Артемида», компания, которую они с Орестом создали на Каджеро, была детищем обоих. Сеть сафари, охота на диких зверей неземных джунглей — трудно было заставить эту махину работать с нуля, но они это сделали. И неизвестно, кто сюда вложил больше сил и идей. Сейчас как-то мелко считаться, да и зачем? Это уже не имеет значения.
Орест начал чувствовать себя неуютно, когда «Артемида» набрала обороты, вырвалась за пределы Каджеро, когда сеть их сафари раскинулась на соседние планеты… когда у Андрея и Майи родилась дочь. Если женитьба Ревнёва принесла Оресту только мелкое неудобство в лице дополнительного человека рядом, то рождение Ники почти лишило его друга. Когда он поймал себя на «комплексе старшего ребенка», ему стало смешно и грустно одновременно. Взрослый двадцатипятилетний бизнесмен чувствует ревность к плачущему комочку на руках друга… Забавность ситуации неожиданно примирила его с Никой. А грусть от того, что он стал ощущать свою чужеродность в этом особняке, заставила всерьёз думать об альтернативе.
Орест не уехал прямо тогда по двум причинам. «Артемида» всё ещё стремительно развивалась, и у него оставалась надежда на то, что успех компании волной вынесет его туда, куда он стремился. А кроме этого, неожиданно появился человек, который вернул ему чувство дома.
Комочек по имени Ника за какую-то пару-тройку лет превратился в маленькую личность с характером, своими желаниями и мыслями. Орест никогда не любил детей. Однако дочь друга перевернула все его представления о «цветах жизни». С ней никогда не было скучно. Орест раньше не думал, что ребёнок может не только брать, но и отдавать. А теперь маленькая девочка отдавала ему часть своей жизнерадостности, своего любопытства, своего интереса к миру. А ещё Ника любила его так же искренне и беспричинно, как и родителей. И однажды он с удивлением понял, что она стала ему ближе, чем Андрей. Ника смогла найти ключ к его душе. Орест нередко — отчасти в шутку, отчасти всерьёз — благодарил природу, создавшую генетическую наследственность, из-за которой у него появилось на одного близкого больше.
Конечно, Андрей замечал все изменения, происходящие с другом, только не знал, как исправить положение. Но очень хотел, чтобы всё вернулось на круги своя, чтобы Орест перестал отдаляться. И когда Ника совершила это маленькое чудо, он, казалось, был откровенно счастлив.
Однако идиллия длилась недолго. Через несколько лет Орест понял, что всё-таки увязает в рутине. Жизнь превращалась в пахоту, совершенно остановившись в развитии. Они с Андреем получили то, к чему стремились — собственное дело, в котором они были лучшие, постоянно растущий доход, известность, положение… Но если Андрею всего этого хватало, то Оресту становилось тесно. Всё чаще вспоминалась поговорка про то, что двум медведям в одной берлоге не жить, и даже общество Ники уже не так радовало. Оресту начинало казаться, что он иссяк, выдохся, что ему больше нечего ей дать, что он стал старым и скучным… А ведь ему было всего тридцать три. Настало время что-то менять.
Он решился вскоре после того, как Ника пошла учиться. Учёба отнимала много времени, стали появляться подружки-приятели, Ника часто появлялась дома только к вечеру, и как-то вдруг оказалось, что кроме неё Ореста давно ничего не держало на Каджеро. Ему теперь было жизненно необходимо всё бросить. Точно такая же потребность в своё время привела его вслед за Андреем в эти джунгли, точно те же амбиции заставили совершить труднейшее восхождение от двадцатитрёхлетнего студента без связей и финансовой поддержки к одному из самых обеспеченных и удачливых бизнесменов Содружества. И ещё Орест надеялся, что его не покинула и третья составляющая — удача, которая свела его с Ревнёвым, которая до сих пор позволяла ему осуществлять самые отчаянные планы.
Он поставил Андрея перед фактом, когда уже подготовился к отлёту. Сказать, что тот был расстроен — ничего не сказать. Сказать, что он рассердился — тоже не то слово. Но Орест был готов и к этому. Он сумел улететь, оставив позади дом, куда можно было вернуться, и друга, который собирался ждать его возвращения. И Нику, которая чуть было снова не заставила его остаться. При прощании она так вцепилась в его куртку, что оторвать было невозможно — да он и не хотел её отрывать. Так бы и увез с собой.
Однако улетел он один. Так было нужно, так было правильно. Он должен был стряхнуть с себя одомашненность. Он не комнатная собачка. Ему была нужна свобода и право выбора…
Орест встряхнулся, прерывая воспоминания, когда дверь в кабинет Ревнёва снова широко распахнулась. Как будто человек, собравшийся войти, не прошёл бы в полуоткрытую.
— Легка на помине, — буркнул Андрей.
Орест поднялся, собираясь выйти, но Андрей остановил его:
— Стой, у меня от тебя тайн нет.
— А у Ники?
— У меня тоже, — тряхнула головой вошедшая девушка, отбрасывая за спину заплетённые в длинную косу волосы. Она решительно села на второе кресло напротив отца, положила на колени сцепленные руки. Глубоко вдохнула, коротко глянула на Ореста и снова перевела взгляд на Андрея.
— Папа! Неужели ты не понимаешь — это моя жизнь, и я хочу сама решать, что мне нужно!
Ревнёв тоже вздохнул и положил руки на стол. Орест невольно отметил в очередной раз, до чего Ника — папина дочка. Не столько внешнее сходство, хотя и это присутствовало — русый цвет волос, взгляд зелёных глаз, одинаковые брови вразлёт и одинаковая манера сидеть на мягкой мебели — даже руки были сложены одинаково. У неё — на коленях, левая рука в ладони правой, а большие пальцы нервно вертятся друг вокруг друга, у него — то же самое, но на поверхности стола. Но главным было не это.
— Ника, я всё равно не понимаю, зачем тебе улетать на Землю. Все, что тебе нужно, будет здесь. — Ревнёв повысил голос: — В конце концов, для тебя слово отца хоть что-нибудь значит?!