Тайнс фыркнула.
– Может, даже и не папочке. Может, даже и не компании. Скорее всего, он получен в обратный лизинг с последующей перепродажей, а принадлежит какой‑нибудь оффпланетной, налогонепроницаемой подставной компании. – Она зарычала и стукнула ладонью по молчащему пульту.
Сал покачал головой.
– Такая юная, а уже прожженный циник, – сказал он и перевел взгляд на штурвал, напоминающий бабочку. – Эй, что это он завибрировал? Что?..
Тайнс кивнула на останки корабля, возвышающиеся перед ними.
– Предупреждение об опасности, господин ас. Сбрось скорость, или вспашешь песочек.
– Как ты можешь в такой момент говорить о сельском хозяйстве? – с ухмылкой сказал Сал; Тайнс ткнула кулаком ему в ногу, – Ой, да это же оскорбление действием, – сказал он с напускной яростью. – Я ведь и в суд могу подать.
Она снова ткнула его. Он рассмеялся, сбросил газ и притормозил, отчего все мотнулись вперед на ремнях безопасности, пока маленький флаер не сбросил скорость до десяти метров в секунду.
Они вошли в тень гигантского корабля.
– Фассин Таак, – сказал мажордом Верпич. – В какие еще неприятности вы нас впутали?
Они быстрым шагом шли по широкому, без окон коридору под центром дома. Прежде чем Фассин успел ответить, Верпич кивнул в сторону одного из боковых проходов и направился к нему.
– Нам сюда.
Фассин ускорил шаг, чтобы не отстать.
– Мне об этом известно не больше вашего, мажордом.
– Вы не утратили способности к преуменьшению.
Фассин проглотил эти слова, решив, что лучше промолчать. Он изобразил на лице снисходительную (как ему хотелось надеяться) улыбку, хотя, бросив взгляд на мажордома, увидел, что впустую – тот не смотрит на него. Верпич был невысоким, худым, но на вид довольно сильным человеком с мягкой кожей, сплошь поросшей щетиной, отчего голова казалась высеченной из камня. У него были квадратная, вечно поджатая челюсть и всегда нахмуренный лоб. Голову он брил наголо, но сзади оставлял косичку до пояса. В руке Верпич держал (словно змею, которую собирался удушить одной рукой) длинный обсидиановый посох – главный знак его должности. Одеяния Верпича цветом приближались к черной саже, словно он закутался в ночь.
Считалось, что Верпич находится в полном подчинении Фассина как будущего главного наблюдателя по праву очередности. Однако главному слуге клана каким‑то образом все еще удавалось нагонять на Фассина страх: тот нередко чувствовал себя в его присутствии мальчишкой, которого застигли за чем‑то в высшей степени неподобающим. Фассин предчувствовал, что, когда он займет пост главного наблюдателя, их отношения станут стеснительными для обоих.
Верпич повернулся на каблуках и направился прямо к абстрактной картине, висевшей на стене. Он взмахнул посохом, словно указывая на какую‑то особенность манеры живописца, и картина исчезла, съехав вниз. Верпич вошел в открывшийся перед ним плохо освещенный проход. Он даже не обернулся посмотреть, идет ли следом Фассин, только бросил:
– Так короче.
Фассин оглянулся – картина поднялась из щели в полу на свое место, отчего в проходе, который после коридора казался голым и недоделанным, стало почти совсем темно. Он не мог вспомнить, когда в последний раз пользовался служебными ходами – может, в детстве, когда с друзьями лазал по всему дому.
Они остановились перед лифтом, двери которого тут же с перезвоном отворились. В кабине стоял мальчик‑слуга: в одной руке поднос, полный грязных стаканов, другая нажимала кнопку на пульте. На лице его застыло недоуменно‑разочарованное выражение.
– Пошел вон отсюда, идиот, – сказал Верпич мальчишке, входя в кабину.
На лице его застыло недоуменно‑разочарованное выражение.
– Пошел вон отсюда, идиот, – сказал Верпич мальчишке, входя в кабину. – Лифт держат для меня.
Глаза слуги расширились. Он что‑то проверещал, чуть не выронил поднос и поспешил покинуть кабину. Верпич нажал кнопку на пульте концом посоха, дверь закрылась, и кабина (простая металлическая коробка с обшарпанным полом) пошла вниз.
– Вы уже пришли в себя после незапланированного пробуждения, мажордом? – спросил Фассин.
– Целиком и полностью, – бодро ответил Верпич. – А теперь, наблюдатель Таак, если допустить, что мои циркачи‑техники не поджарились высоким напряжением и не ослепли, заглянув в световоды, чтобы убедиться в их рабочем состоянии, мы, видимо, готовы обеспечить ваш разговор с той сущностью, что нам посылают, примерно за час до полуночи. Девятнадцать ноль‑ноль для вас удобно?
Фассин задумался.
– Вообще‑то мы с госпожой Джааль Тондерон собирались…
– Ответ, который вы хотели дать, наблюдатель Таак, это «да», – сказал Верпич.
Фассин смерил его хмурым взглядом.
– Но в таком случае зачем вы?..
– Я стараюсь быть вежливым.
– Ах да, конечно же. Это дается нелегко.
– Напротив. Если с чем иногда и приходится бороться, так это как раз с почтительностью.
– Не сомневаюсь, что ваши усилия оценены по достоинству.
– Конечно же, ведь именно в этом и состоит цель моей жизни, молодой хозяин, – поджав губы, улыбнулся Верпич.
Фассин выдержал взгляд мажордома.
– Верпич, уж не вляпался ли я в какую‑нибудь неприятность?
Слуга отвернулся.
– Понятия не имею. – Скорость лифта стала падать. – Представительская проекция – неслыханное дело в истории клана Бантрабал. Я говорил с некоторыми другими мажордомами – никто из них ничего подобного не может вспомнить. Мы все полагали, что такие вещи посылаются исключительно иерхонту и его дружкам в столице системы. Я отправил послание одному знакомому во дворце с просьбой прислать какую‑нибудь инструкцию или дать совет. Ответа пока нет.
Двери лифта открылись, и они вышли из кабины в тепло еще одного изогнутого прохода, вырубленного прямо в скале. Мажордом заботливо, даже сочувственно посмотрел на Фассина.
– Любое беспрецедентное событие может быть и положительным, наблюдатель Таак.
Фассин постарался придать своему лицу скептическое выражение, отвечающее его чувствам.
– И что же я должен делать?
– В девятнадцать часов явиться в верхний зал для аудиенций. А лучше немного раньше.
Они оказались на развилке, после которой проход стал шире; впереди несколько техников в красном катили к открытым двойным дверям тележку с неким замысловатым прибором.
– Я хотел бы, чтобы там присутствовала Олми, – сказал Фассин.
Чайан Олми была наставником и ментором Фассина в дни его юности и (если бы она не стала чистым теоретиком и преподавателем, обосновавшись в домашней библиотеке, и не отказалась от собственных экспедиций) вполне могла бы возглавить семейство и со временем занять пост главного наблюдателя.
– Это невозможно, – сказал Верпич, приглашая Фассина войти в комнату‑амфитеатр за двойными дверями.
Здесь было жарко и толпились техники в красном. В десятках открытых шкафов размещалась сложная аппаратура, с высокого потолка свисали кабели, змеившиеся по полу и исчезавшие в отверстиях стен. Пахло маслом, жженым пластиком и потом. Верпич встал на самом верху в задней части амфитеатра и обвел помещение взглядом. Он покачал головой, когда два техника столкнулись и по полу заструился кабель.
– Почему? – спросил Фассин.