Рауль не отвечал, и тогда она заговорила снова:
— Любви на нашей земле слишком неуютно, давайте же унесем ее на небеса! Вы увидите, как там все легко и просто.
И она повела его еще выше, выше искусственных облаков, висевших посреди живописного беспорядка колосников; она доводила его до головокружения, бесстрашно перебегая по хрупким мостикам арок и сводов, посреди тысяч веревок и канатов, соединенных с бесчисленными шкивами, лебедками, барабанами, посреди настоящего леса ажурных снастей и мачт. Она с удовольствием наблюдала его тревогу и бросала ему с очаровательной гримасой:
— Эх вы, а еще моряк!
Потом они сошли на твердую землю и оказались в каком-то коридоре, который привел их в просторный зал, искрящийся смехом, танцами и детской радостью, прерываемой строгим окликом: «Плавнее, плавнее, девочки! Следите за носком!» Это был детский танцевальный класс, где занимались девочки от шести до десяти лет — уже в декольтированных корсажах, воздушных пачках, белых панталончиках и розовых чулочках; они изо всех сил, до изнеможения перебирали своими худенькими, болевшими от усталости ножками в надежде, что когда-нибудь получат партию корифеи, маленькую, но уже самостоятельную роль, а со временем, может быть, сделаются примами-балеринами и будут жить в роскоши… А пока Кристина раздавала им конфеты.
В другой день она привела его в одно из помещений своего дворца, наполненное мишурой, рыцарскими доспехами, копьями, щитами и плюмажами, и, будто полководец на параде, обошла ряды неподвижных, но по-прежнему воинственных призраков, покрытых пылью. Она обращалась к ним с ласковыми словами, она утешала их и обещала, что они еще выйдут на сцену, увидят ослепительные спектакли и услышат восхитительную музыку.
Она делала смотр своей империи иллюзий — огромной, простиравшейся на семнадцати этажах и населенной полчищами персонажей. Она проходила мимо них, как добрая королева, одаряющая милостями своих подданных. Она заходила в пыльные кладовые и мастерские, давала мудрые советы работницам, которые кроили и шили богатые одеяния для героев будущих спектаклей. Жители этой страны были искусны во всем: от сапожного ремесла до ювелирного дела. Все они любили Кристину, так как ей были интересны их горести, маленькие слабости и капризы. Ей были известны глухие уголки, где тайно обитали дряхлые супружеские пары. Она стучала в их двери, знакомила их с Раулем, представляя его как сказочного принца, который просит ее руки, и оба, присев на что придется, слушали бесконечные и причудливые легенды Оперы с таким же вниманием, с каким когда-то, давным-давно в детстве, слушали старые бретонские сказки. Эти старики ничего уже не помнили, кроме того, что касалось Оперы. Они жили здесь, казалось, целую вечность. То и дело сменявшиеся директора и администраторы не подозревали о их существовании, дворцовые перевороты и революции не задевали их, за толстыми стенами театра проходила жизнь, творилась история Франции, а они даже не замечали этого.
Так проходило драгоценное время, когда они были вместе и за своим интересом к внешнему миру пытались спрятать друг от друга и от самих себя то единственное, чем были полны их сердца. Только иногда Кристина, которая обычно вела себя более разумно и казалась сильнее, чем Рауль, неожиданно теряла спокойствие и начинала нервничать. Она то принималась веселиться без всякой причины, то вдруг резко останавливалась и сильно сжимала Раулю руку своей внезапно похолодевшей рукой. При этом глаза ее перебегали с одного на другое, будто следили за ускользавшими таинственными видениями, и потом она куда-то тащила его, смеясь задыхающимся смехом, который часто заканчивался слезами. В такие минуты Раулю хотелось растормошить ее, расспросить обо всем, хотя он обещал не делать этого. Однако, еще не успев задать первый вопрос, он уже слышал ее будто в горячке произнесенные слова:
— Ничего!.. Клянусь вам, ничего нет!
Как-то на сцене, когда они проходили перед открытым люком, Рауль склонился над темной бездной и сказал:
— Вы показали мне верхние этажи своей империи, Кристина, а внизу, где, как говорят, творятся странные вещи, мы еще не были. Может быть, спустимся туда?
Услышав такие слова, она обхватила его руками, будто боялась, что он вот-вот провалится в черную дыру, и с дрожью в голосе прошептала:
— Ни за что! Я вам запрещаю ходить туда! И потом, это не мое. Все, что под землей, принадлежит «ему».
Рауль пристально посмотрел в ее глаза и хрипло спросил:
— Значит, он живет в подземелье?
— Я вам этого не говорила!.. Откуда вы взяли? Знаете, Рауль, иногда мне кажется, что вы сходите с ума. Вечно вам чудится что-то необычайное! Пойдемте отсюда.
И она силой увела его, хотя он никак не хотел уходить от люка, так притягивала его эта бездна.
Вдруг люк со стуком захлопнулся, да так неожиданно — и они не заметили никакой руки, которая могла это сделать, — что оба вздрогнули и застыли на месте, будто оглушенные.
— Это не он? — тихо спросил Рауль.
Она покачала головой, но в ее лице не было никакой уверенности — ничего, кроме озабоченности.
— Нет, нет! Это рабочие, которые следят за люками. Должны же они заниматься чем-нибудь… Они открывают и закрывают их просто так, без всякой причины. Просто, чтобы проводить время, как швейцары у дверей.
— А если это он?
— Да нет же! Нет! Люк закрылся сам по себе. А «он» сейчас работает.
— Вот как? Он работает?
— Да. Не может же он открывать и закрывать люки и в то же время работать. Нам не о чем беспокоиться.
При этом она вздрогнула.
— Над чем же он работает?
— Не знаю, но, по-моему, это что-то ужасное… Когда он над этим работает, он ничего не видит: не ест, не пьет, даже не дышит… Целыми днями и ночами. Как живой труп… и у него нет времени забавляться с люками.
Она снова вздрогнула и немного наклонилась в сторону люка, будто прислушиваясь к чему-то. Рауль молчал. Теперь он опасался, что звук его голоса может спугнуть ее, остановить слабый поток ее первых робких признаний.
Она по-прежнему держала его за руку.
— А если это он… — вздохнула она и тотчас замолчала.
— Вы его боитесь? — нерешительно спросил Рауль.
— Да нет же! Нет! — сердито ответила она.
Юноша почувствовал к ней невольную жалость, как к впечатлительному ребенку, который все еще находится во власти недавнего дурного сна. «Не бойся, ведь я же здесь», — твердил он про себя, и жест его, сопровождавший невысказанные слова, получился угрожающим; Кристина с удивлением взглянула на него, как смотрят на бесстрашного, но, в сущности, бессильного рыцаря. Она обняла Рауля, как старшая и нежная сестра, признательная за то, что брат — слабый и наивный брат — собирается защитить ее от опасности.
Рауль понял и покраснел от стыда… В конце концов, он чувствовал себя таким же слабым, как она. «Она только делает вид, что не боится, но сама дрожит от страха и упорно оттягивает меня от люка», — подумал он, и это было правдой. На другой день и в последующие дни они унесли свое целомудренное чувство под самые крыши, подальше от люков. Но беспокойство Кристины не проходило. Однажды она пришла с опозданием, ее лицо было таким бледным, а в покрасневших глазах билась такая отчаянная тоска, что Рауль решился на крайнюю меру и объявил ей, что отправится к Северному полюсу только в том случае, если она откроет тайну «голоса».
— Замолчите! Ради всего святого, замолчите! Если бы только он вас слышал, бедный мой Рауль!
И ее испуганные глаза забегали по сторонам.
— Я вырву вас из его власти, Кристина, клянусь вам! И вы больше не будете думать о нем.
— Возможно ли это?
Она опрометчиво позволила себе это сомнение и тут же потащила юношу на самый верхний этаж здания, туда, где они будут далеко-далеко от ужасных люков.
— Я спрячу вас в таком месте, где он никогда не додумается искать вас. Я спасу вас и только после этого уеду, потому что вы поклялись никогда не выходить за меня замуж.
Неожиданно Кристина крепко обняла его. Потом снова с тревогой огляделась вокруг.
— Выше! — проговорила она. — Еще выше! — И опять потащила его наверх.
Он с трудом поспевал за ней. Скоро они оказались под самой крышей, в настоящем лабиринте конструкций и балок. Они пробирались между аркбутанами, стропилами, опорами, каркасными стенками, скатами; они перебегали от балки к балке, как в лесу — от дерева к дереву, между чудовищно толстыми стенами.
Но, несмотря на всю осторожность, с какой Кристина поминутно оглядывалась назад, она не заметила тени, которая следовала за ними неслышно, как и подобает настоящей тени, которая застывала, когда они останавливались, снова двигалась вместе с ними и производила шума не больше, чем положено тени. Рауль также ничего не заметил: когда рядом была Кристина, его ничего больше не интересовало.
XIII. Лира Аполлона
Между тем они добрались до самого верха. Кристина скользнула на крышу легко и непринужденно, как бабочка, и обвела взглядом пустынное пространство, ограниченное тремя куполами и треугольной формы фронтоном. Потом глубоко вдохнула в себя вечерний воздух, еще раз посмотрела на раскинувшуюся внизу долину — Париж — и обратила к Раулю доверчивые глаза. Она подозвала его к себе, и они бок о бок пошли по мостовым, выложенным цинком, по бульварам из чугуна. Их силуэты отражались в больших бассейнах с неподвижной водой, где летом, в теплую погоду, учатся плавать мальчишки из танцкласса. Позади снова появилась та же тень, она распласталась на кровле, раскинув свои черные крылья на перекрестке улиц из металла, кружа вокруг бассейнов, неслышно огибая купола, а несчастные влюбленные по-прежнему не подозревали о ее присутствии, когда наконец уселись рядом под высокой фигурой Аполлона, отлитого в бронзе, который вздымал свою волшебную лиру в самую сердцевину багрового неба.
Их окружал весенний вечер. Над ними медленно плыли легкие золотисто-пурпурные облака, тронутые закатом. Кристина посмотрела в глаза Раулю и заговорила:
— Скоро мы улетим быстрее, чем эти облака, на край света и там расстанемся. А если я откажусь, если не захочу последовать за вами, прошу вас, Рауль, все равно заберите меня с собой, украдите меня.
Она произнесла это с такой удивительной силой и страстью, что юноша невольно вздрогнул.
— Значит, вы боитесь передумать?
— Не знаю, — покачала она головой. — Это демон, а не человек!
Она зябко передернулась и с тихим стоном еще теснее прижалась к нему.
— Теперь мне страшно возвращаться туда… под землю.
— Что же вас заставляет возвращаться, Кристина?
— Если я не вернусь к нему, могут произойти большие несчастья. Но я больше не могу! Не могу больше! Я знаю, что надо жалеть тех, кто живет под землей. Но этот человек слишком ужасен! Срок близок, мне остается только один день, и, если я не вернусь, он сам придет за мной… со своим голосом и уведет меня в подземелья, встанет на колени, склонит свою голову мертвеца и скажет, что любит меня. И будет плакать… Ах, Рауль, как ужасны эти слезы, что катятся из двух черных отверстий в жутком черепе! Я не могу больше их видеть!