Призывая к вниманию, Тумидус воздел указующий перст к потолку беседки.
– …значит, в ЦЭМ кто-то влез и отключил эту функцию! Программно или аппаратно. Кто-то из людей !
– Я был бы рад, если бы дело обстояло так, как вы говорите.
Взгляд летописца угас, плечи вновь ссутулились. Усталый, измученный, пожилой человек – он пытался держаться бодрячком, но силы иссякали.
– Многие системы «Шеола» действительно разлажены. Но люди к этому не причастны. Вы не хуже меня знаете, как флуктуации континуума действуют на сложную технику. Я скорее удивляюсь, что на станции вообще работает хоть что-то, кроме чистой механики и простейшей автоматики. Что же до сигнала бедствия… – Авель включил планшет и продемонстрировал его собравшимся. – Дату видите?
Он дал увеличение цифрового табло: «12:27. 06.09.63».
– Шестое ноль девятого… Ну и что?
– Какой сейчас месяц? Число? Год?!
– 1274-й год Космической Эры. Месяц…
– Вы что, ослепли?! – Авель уже кричал. – Планшет показывает дату одиннадцатилетней давности! Здесь нет времени! Для систем тюрьмы здесь всегда один и тот же день – ныне, присно, вовеки веков, аминь! День, когда «Шеол» засосало в червоточину! Время суток отсчитывается исправно, а в полночь щелк – и снова ноль шестое ноль девятого тысяча двести шестьдесят третьего! Вы не чувствуете себя героями шаблонного фильма? Лично я – чувствую. Неделю за неделей, год за годом. Ах, если б нам еще и память обнуляли… Заключенные на месте, корабли-нарушители исправно захватываются, режим худо-бедно поддерживается. Пища, вода, энергия и воздух – реактор, продуктовые синтезаторы, пищевые оранжереи и регенераторы справляются. Жизнеобеспечение в порядке. Мелкие нарушения – не в счет. А что из ДИНа никто не является, и заключенных не этапируют – с точки зрения ЦЭМа, в этом нет ничего странного. Всего день-то прошел… вернее, длится. Ситуация штатная, помощь и инструкции не требуются. Вот ведь зараза! – стагнация жалких цифирок, и время для мозга-идиота цепенеет…
Летописец закашлялся: горло не выдержало монолога.
– А если ликвидировать сбой? – спросил Бижан. – Выставить реальную дату…
– Цифры на табло – следствие. Сбой – в ядре. Туда нет доступа.
– Проклятье!
Вскочив, Тумидус от души врезал кулаком по дендропластовой решетке. Легат принялся мерить беседку нервными шагами; спустя минуту остановился возле Авеля, навис хищной птицей.
– И что же нужно от нас этим флуктуациям?! Может, вы и это знаете?
– Я не всеведущ. Мой удел – гипотезы.
– Поделитесь с нами, – ласково предложила Юлия.
В отличие от легата, помпилианка ухитрялась сохранять самообладание. Затраченных на это усилий хватило бы на взлет среднего круиз-лайнера.
– Я, конечно, могу ошибаться, но… Похоже, они ищут способ безопасного выхода из человеческого тела. Безопасного в первую очередь для физического носителя. Самим-то пенетраторам опасность не грозит.
– Флуктуации-гуманисты! – хохотнул Заль. В глазах «йети» заплясали чертики подкрадывающегося безумия. – Исследователи, квазар их волновой матери в…
– Прошу вас не выражаться при детях, – внезапно подал голос Эдам, до того безучастно стоявший в углу. – Иначе я буду вынужден принять меры.
Гитарист поперхнулся и воззрился на голема, как на говорящую статую. Об Эдаме и близнецах, также не проронивших ни звука, кроме двух кратких реплик в начале, все успели забыть.
– Гуманность ни при чем. Если позволить себе чисто человеческую аналогию, они скорее пытаются разработать «скафандр многоразового использования». Сколько материала при этом уйдет в отход, их не волнует. Главное – результат.
– Не думаю, что к ним применимы человеческие…
– Дамы и господа! Гипотезы о целях пенетраторов – это замечательно. Но у нас имеются более насущные проблемы.
– Послушайте, любезный… – легат явно забыл имя собеседника и решил ограничиться «любезным». – Допустим, насчет взлома компьютерных систем тюрьмы вы нас убедили. А взрывная отстыковка корабля? Или атака непосредственно на ЦЭМ?
Авель на минуту задумался.
– Знаете, мне стыдно признаться… В последние годы я стал суеверен. Боюсь сглазить, но, думаю, это может сработать! По крайней мере, физически прорваться к ЦЭМу еще никто не пробовал.
– Вы говорили, у вас есть схемы тюрьмы?
– Да-да, конечно! Вот, пожалуйста…
Над планшетом всплыла мутноватая голосфера. Летописец отрегулировал настройку, сфера раздулась мыльным пузырем-гигантом, перетекла на середину беседки и зависла, как приклеенная. Изображение обрело четкость и глубину. «Шеол» представлял собой сплюснутый шар, опоясанный толстой трубой кольцевого тоннеля. Из «кольца» торчали отростки шлюзов. В целом это напоминало ошейник с шипами, какие носят собаки-волкодавы. Захваченные станцией корабли на схеме отсутствовали.
О'Нейли активировал световой курсор.
– Сейчас мы находимся вот здесь, – яркая стрелочка указала на помещение, расположенное возле поверхности сфероида: оранжерея №1. – Это камеры: мужской сектор, женский, детский. Помещения охраны: сейчас там никого нет, и они заперты. Ярусом ниже – пищевые оранжереи и синтезаторы. Склады. Реактор… А вот здесь находится ЦЭМ.
Курсор замер в центре станции.
– БОльшую часть времени он «спит». Работает лишь периферия.
– Ага, вижу… Пробить дорогу к ЦЭМу можно отсюда, – легат без церемоний отломал ветку, на свою беду просунувшуюся в щель решетки, резким движением очистил ее от листьев и ткнул в схему. – Или лучше отсюда. Три переборки и дверь, наверняка заблокированная. А здесь двери нет, и переборок только две. Меньше взрывать придется.
– Думаете, автоматика позволит нам безнаказанно взрывать переборки?
– Плевать! Отправим рабов…
– Зафиксирует масштабную диверсию – даст сигнал бедствия, никуда не денется! Это уж точно будет нештатная ситуация…
– Как бы нас самих раньше времени не зафиксировали!
– А местные? Добрые Братья? Пастушка? Встанут поперек…
– Блондинка? Да кто она вообще такая?!
– Сука.
V
– Я знаю, что сука… – легат осекся и повернулся к Давиду, подавшему реплику с места. – Слушай, малыш! Почему твой гувернер нам запрещает ругаться при вас, а тебе – разрешает? Что за двойные стандарты?
– Я не ругаюсь, – юный гематр остался холоден. – Я констатирую факт. Мне странно, что офицер ВКС Помпилии не в состоянии отличить суку от кобеля. Пастушка – намод-киноид. Наследственный модификант. У дедушки такой же намод виллу охраняет. Только наш – кобель, и сторожевой. А Пастушка, по-моему, из овчарок. Вероятность: 94,3%.
– Мальчик прав, – поспешил вмешаться Авель. – На родине она и была пастушкой. Человек и собака в одном лице. Боюсь, теперь собаки в ней больше, чем следовало бы. Генетический сбой, или влияние «Шеола». После катастрофы, когда она ощутила себя пастырем стада… С ней лучше не связываться. Я видел, как она голыми руками…
Летописец дрожал от страха, не в силах продолжать. Жестами он пытался изобразить: что делала Пастушка голыми руками! – и никак не мог остановиться.
– Достаточно.
Голос Юлии хлестнул плетью, превратив О'Нейли в камень.
– Значит, готовиться надо в тайне, а действовать быстро. Приступаем к разработке конкретного плана.
– Чтобы рассчитать мощность зарядов и количество взрывчатки, нам нужно знать толщину переборок, материал, из которого они изготовлены…
Летописец сгенерировал таблицу, повисшую рядом со схемой «Шеола». Трубач перечислял необходимые для расчета параметры, деловито загибая пальцы, и Авель вводил данные в таблицу. К ним присоединились легат с Антонием, и все четверо принялись увлеченно обсуждать предстоящую операцию.
– Дядя Авель! У вас есть статистика по взорванным кораблям-нарушителям?
Близнецы с любопытством разглядывали планшет. Такой старой модели им видеть не приходилось. Маленьких гематров и на свете-то еще не было, когда это казенное имущество вписали в реестр «Шеола».
– У меня все есть. Я ведь летописец, – улыбнулся О'Нейли детям.
– Можно посмотреть?
– Он у вас мультирежимный?
– Смотрите. Эта директория… и эта…
Давид с Джессикой уткнулись в плоский дисплей планшета. Внешний мир перестал для них существовать. Лючано почувствовал себя лишним. Все при деле, один он – не пришей кобыле хвост, как выражался граф Мальцов. Впрочем, нет, не один. Украдкой он покосился на задумавшуюся о чем-то госпожу Руф. А вот пойду, сорву самую красивую розу и преподнесу ей! Юлии приятно будет. Хотя Фионина обидится… Значит, сорву две розы!
Окрыленный, он встал и шагнул к выходу из беседки. По ушам ударил зловещий вой сирены. Забыв о розах, о женщинах, обо всем на свете, Тарталья присел от неожиданности. Если желание подарить дамам цветы вызывает реакцию, похожую на конец света…
– Что это?
– День Гнева! – перекрывая вой, заорал в ответ Авель. – Бежим отсюда! Малый Господь проснулся! ЦЭМ! Если промедлим, он… Скорее!
Голосфера погасла. О'Нейли захлопнул планшет и, прижимая его к груди, как драгоценное сокровище, бросился к выходу. Остальные, чуть замешкавшись, устремились за ним. Лючано заметил, как Эдам с легкостью подхватил близнецов на руки, в три шага догнал летописца и пристроился бок-о-бок.
Сирена смолкла. Вместо нее на людей рухнул голос, настигающий повсюду:
– Заключенные обязаны соблюдать порядок содержания под стражей, установленный Законом и Правилами внутреннего распорядка пересыльной тюрьмы…
От звука, казалось, содрогались стены оранжереи. И впрямь, Глас Господа! Ветвь тамаринда хлестнула Лючано по лицу гроздью тяжелых стручков. Спасибо очкам, защитили глаза. Сбоку, споткнувшись о вазон с альданским кактусом, разразился бранью Тумидус.
– Сейчас ЦЭМ включит первый режим! Все должны… находиться… в камерах. Кто не успеет… – задыхаясь, на бегу объяснял «неофитам» ситуацию О'Нейли. – Это он инструкцию… цитирует… псих электронный…
– …бережно относиться к имуществу тюрьмы! Соблюдать требования гигиены и санитарии!..
Оранжерея превратилась в зеленый благоухающий лабиринт, из которого люди никогда не выберутся. Оставалось надеяться, что летописец знает дорогу. А если они опоздают укрыться в камерах – что тогда? Карцер? Расстрел?!
– …обращаться к сотрудникам пересыльной тюрьмы на «Вы» и называть их «гражданин» или «гражданка» и далее по званию или по должности, либо «гражданин начальник»!..
– Взорву проклятую железяку! Клянусь – взорву! – пыхтел Заль, обгоняя кукольника на повороте.
Лючано поскользнулся. Упал, больно ушиб колено. Шипя сквозь зубы, вскочил – и увидел выход. Проклятье, оранжерейная дверь с перепугу показалась ему туннелем, ведущим в рай, домой, на Борго – куда угодно, лишь бы подальше от «Шеола».
– …не совершать умышленных действий, угрожающих собственной жизни и здоровью других лиц!..
Едва вписавшись в дверь, он вылетел в серый коридор.
– Лицам, заключенным под стражу, запрещается: без разрешения администрации выходить из камер и других помещений режимных секторов!.. нарушать линию охраны объектов…
Оранжерея № 1 находилась в женском секторе. Пока ЦЭМ дремал, это не играло особой роли, но сейчас делалось вопиющим нарушением распорядка для мужчин. Им требовалось немедленно покинуть запрещенную территорию. К сожалению, коридоры запрудили рефаимки, торопясь нырнуть в «тет-а-тетки». Обычно спокойные, даже сонные, женщины впали в буйство. Они вопили, плясали, исполняя приказы с бестолковостью истового фанатика, готового расшибить лоб о пол молельни. В двух коридорчиках из стен выдвинулись решетки, отсекая вспыхнувшие очаги драк: обитательницы «Шеола» вцепились друг дружке в волосы, сражаясь за место в ближайшей камере.