— Тогда поехали домой, — не замедлил я внести свой предложение.
— Ко мне? К тебе?
— Ко мне ближе…
И мы вернулись в мою Цитадель — отсыпаться, отъедаться, отпиваться и отвыкать от войны.
Только сад я обходил стороной.
Этой ночью светила полная луна и мне не спалось. Судя по разгорающемуся пожару в порту (горел один из кораблей контрабандистов из тех, что привозят в мой город запрещённый дурман) брат развлекался в городе. Опять мне всю воду в порту трупами забросает, псих несчастный. Ну так и вижу его невинную морду и слышу оправдание: «Да я же рыбок кормил! А то они у тебя что-то худые…».
Не задумываясь о том, куда несут меня ноги, я бродил по спящей Цитадели. И остановился перед входом в сад. Я целую вечность, прежде чем сделать шаг, стоял и смотрел на малую резную арку, бездумно изучая причудливый узор вырезанных в камне вьюнков.
Остановившись на краю небольшой поляны, долго не решался даже поднять взгляд. Но всё же решился…
Она сидела на краю последней ложи и с нежной улыбкой смотрела на моего сына. На её сына. Она взглянула на меня и провела ладонью по едва видимой, слабо мерцающей экранирующей плёнке. Ноги сами поднесли меня ближе и плёнка спала от моего прикосновения.
— Красивый получился малыш, — звенящий едва слышный голосок призрачной графини мог мне почудиться.
Боль сдавила сердце с такой силой, что едва удалось сдержать стон. Встав перед ней на колени, я прошептал:
— Лиара, я заслужил твоего проклятия! Я заслужил твоей мести! Я, а не Льер!.. Он не был виноват ни в чём!.. Ну почему же его?! Его, а не меня?!..
Тонкая ладошка легла на моё лицо и я поднял взгляд. Она озабочено хмурила бровки, а в омутах глаз я прочёл так много…
— Верни его, Лиара! Верни, если можешь!.. Молю тебя… Да, я согласен отдать свою жизнь!
Она улыбнулась, призрачной рукой крепко сжала моё запястье, склонилась и поцеловала высокий лоб сына. В этот миг, мне показалось, что я лишился руки и все силы уходят как в пропасть. Когда она разжала свою ладошку, сил у меня было меньше, чем у новорожденного котёнка.
— Жди… — тихий голос ночным ветерком прошелестел в воздухе и она исчезла.
Я так и просидел до утра, привалившись к камням, то соскальзывая в сон, то просыпаясь от кошмаров.
С рассветом ввалился братец, обнаружил мою полудохлую тушу и щедро поделился силами.
— Развлекался? — хмуро поинтересовался я, кивнув в сторону порта.
Илль тут же состроил саму невинность.
Мы сидели в саду до самого восхода. Когда первые лучи упали на моего эльфёнка, брат вдруг насторожился и спросил:
— Ты снял плёнку?
— Снял, снял… — кивнул я.
А Льер глубоко вздохнул, потянулся, протяжно зевнул и сел. Я забыл как дышать и только отвисшая челюсть брата доказывала, что это не мои глюки. А эльф посмотрел на солнце, смешно чихнул, резво вскочил и бросился ко мне.
— Папа!
Я крепко обнял сына.
— Живой, живой… — против воли шептал я, глядя золотистые кудри. — Жив, малыш!..
— Ти, как ты смог?!.. — обалдело выдавил из себя брат.
— Да я тут не причём, Ли, — ответил я, слегка отстранив от себя сына и заглядывая тому в глаза. — Его спасла его мать.
— Я её видел, — покивал ребёнок. — Но она сказала, что это ты отдал за меня жизнь.
— Льер… ты всё помнишь?.. — задал я опасный, но необходимый вопрос.
— Помню, — тут же нахмурился эльфёнок. — Но это уже не важно. Теперь я буду сильней. Пап… пап, ты чего?.. Пап, ну все же хорошо! Правда, всё хорошо!
А я сквозь мутную пелену смотрел на сына и дикой болью сдавливало сердце и душу. Как же мне теперь тебя защитить, малыш?!..
— Ти! Брат! Вот иметь твой Мрак налево!!! У тебя же сейчас сердце откажет!..
Теперь в нашем мире стало весело. Мы поменялись местами и я увёз Льера в Империю Света, где и правлю светлыми придурками в образе Илля. Сам Илль побыл со мной всего пару месяцев и рванул в Тёмные Земли («А что ты хотел, Ти?! У тебя веселей!»), естественно, в моём образе. Тьму и Свет серьёзно лихорадит от наших развлечений и нарушений всех мыслимых и немыслимых Законов Мироздания и Законов Демиурга, на которые мы вообще плевать хотели.
Отныне в чёрном небе ночи сияют звёзды. Звёзды, которых никогда не было в идеально чёрных небесах. Все эти далёкие солнца в бесконечности запредельного холода тьмы — мой Льер, Чистый Свет и Тьма в одном лице, перекроивший Мироздание так, как ему того хотелось. Так, чтобы он мог жить во тьме и не погибнуть. Так, чтобы и тьме больше не жилось без него…
«Моран»
Мальчик с интересом рассматривал сидящую на его ладони фигурку. Моран с ужасом смотрела на гигантского мальчика, на ладони которого сидела. Мальчик наклонился пониже, рассматривая Моран сквозь стёкла очков. Моран попыталась сбежать за край огромной ладони и…
…со всего размаху врезалась в стену.
— Оау!!! — взвыла Моран, хватаясь за ушибленную голову.
Приснится же такое… Кроме ушибленной головы, зверски мучила утренняя изжога. Мысленно поздравив себя с «удачным» пробуждением, Моран выползла на улицу. В небе над замком распевал любовные серенады молодой зелёный дракон. Пробурчав в его сторону нечто весьма нелицеприятное, Моран сунула голову в бочку с водой. Когда она вылезла, по двору к ней спешил юноша лет шестнадцати. Невысокий для своего возраста и худощавый, он был гораздо крепче, чем казался.
— Рыцарёнок… — ласково проворковала Моран, укладывая своё длинное тело на траву поудобнее.
— Леди Моран! — обеспокоено обратился юноша к золотой драконихе. — Я слышал грохот! С тобой всё хорошо?
— Хорошо, рыцарёнок… — промурлыкала дракона, подставляя изящную голову и шею под ласковые руки парня. — Снится всякая гадость… Вот и просыпаюсь от удара в стену головой.
— Бедняжка… — пожалел дракониху парень, осторожно ощупывая свеженькую шишку на носу Моран одной рукой, а второй ласково почёсывая чувствительные места около её глаз.
Дракониха растянулась на травке и щурила от удовольствия необыкновенно фиолетовые глаза. На красно-золотой чешуе красиво заиграли солнечные блики. В небе надрывно пел зелёный дракон.
— Это к тебе приятель прилетел? — спросил юноша указывая в небо.
Моран гневно хлестнула хвостом по траве и фыркнула с таким презрением, что слов просто не понадобилось. Чтобы она, благородная Золотая, с каким-то там зелёным ?..
— А что такого? — удивился парень. — Ты уже лет пятьдесят в небо не поднималась с драконом. Крыло вполне зажило, так что летать ты уже можешь. Я читал, что такой перерыв плохо влияет на здоровье…
— Много будешь знать, скоро состаришься, — оборвала дракона. — И вообще, это не твоё дело!
— Моё, моё, — возразил юноша. — Я о тебе с первого года Академии забочусь, а это уже почти десять лет. И твоё состояние не вызывает у меня особого восторга. А дракон тут уже третий час кружится, посмотри какой симпатичный…
— Ростислав! — рявкнула дракониха, резко вырвавшись из его рук. — Заткнись наконец!
Юноша сразу сник и опустил голову. Моран очень дорожила этим учеником Академии Воинов, Чародеев и Жрецов имени Леди Моран. Образ Золотой Моран был гербом школы, даже жуткий шрам на боку, вечное напоминание о бурной юности и прежней нелюбви рыцарей к драконам (Моран тогда едва смогла улететь, удерживая вываливающиеся наружу внутренности передними лапами), красовался на гербе. Этому ученику «своей» школы Моран позволяла и прощала очень многое. Гораздо больше, чем кому-либо.
Дракониха наклонилась, ткнулась своей изящной головкой в грудь юноши.
— Извини, Расти… Я не хотела на тебя кричать, рыцаренок…
— Это ты прости, Моран. Я не хотел тебя обидеть, Леди.
— Глупый человече, если бы я тебя не любила, то съела бы. Не говори мне о драконах… Я знаю о них значительно больше тебя.
Зелёный дракон, поняв, что ему ничего не светит, улетел прочь.
— А мне расскажешь? — загорелись любопытством глаза юноши.
— Смотря как себя вести будешь…
Моран поперхнулась, резко поднялась, отпрыгнула от юноши, выгнулась и выплюнула на траву вязкую зеленую жидкость. Трава задымилась.
— Я сейчас! — крикнул юноша и умчался.
Дракониха снова спазматически изогнулась и отрыгнула очередную порцию кислоты, матерно ругаясь. Жжение в пищеводе не доставляло особого удовольствия. Юноша подкатил к мучающейся Моран большую бочку, с усилием поставил её вертикально и вскрыл здоровенным ножом. Золотая дракониха опустила свою узкую морду в бочку и стала пить большими глотками. Опустошив бочку до половину, она высунулась и облизнула шершавим языком с тонких, покрытых очень мелкими чешуйками губ белое густое молоко.
— Выпей всё, — посоветовал Ростислав. — А то опять начнется…
Дракониха не стала спорить и снова опустила морду в бочку. Молоко отдавало содой, особенно на дне, там, где она не до конца растворилась, но для Моран это было вкуснее самого изысканного деликатеса. Когда Моран покончила с молоком, юноша убрал бочку и достал несколько устрашающего вида инструментов. Щётку с заострёнными металлическими усиками, металлический крючок, тонкую, завитую спиралью железку и небольшой загнутый нож. Моран снова растянулась на травке. У неё был период линьки и необходимо убрать старые покрасневшие чешуйки освобождая новые золотые. Эта линька у Моран проходила необычайно болезненно и медленно. Юноша начал с шеи, осторожно освобождая пока ещё нежную яркую и сияющую до болезненной белизны золотистую чешую от струпьев старой, будто свернувшаяся кровь, красной. Среди сверкающего золота встречались и рубиновые вкрапления, впивающиеся в плоть дракона как паразиты напившиеся крови.
— Слишком медленно ты линяешь, Леди, — прокомментировал юноша. — Кислотность плохо контролируешь, страдаешь головокружением и мигренями… Не хорошо это всё, Леди. Мне кажется ты болеешь.
— Глупости! — отрезала Золотая. — Я само здоровье!
— Оно и видно, — усмехнулся Расти.
Моран фыркнула и ничего не сказала. А Расти закончил с шеей удивительно миниатюрной для дракона Моран и принялся за плечи и стыки суставов у крыльев.
— Ты обещала рассказать о драконах, — напомнил юноша, не отрываясь от работы.
— Ну ладно… — вздохнула Леди. — Расскажу, если перебивать не будешь.
И она прочла Ростиславу длинную лекцию о видах и селекции драконов. В отличие от других глупых драконш, которые плодились хаотично и бросали своё потомство на четвёртый-пятый год (в результате чего, множество дракончиков погибали), Моран очень тщательно планировала и растила своё потомство. Однажды ей удалось сойтись с уникальным Радужным драконом, чем она очень гордилась. От него получились две великолепные золотые девочки и один бронзовый сын. Второй раз она окрутила замечательного Синего Морского, от которого, к сожалению, получился только один детёныш, но прекрасной тёмно-Синей масти. Был ещё Рубиновый, и родились Золотая девочка с Огненным мальчиком. И ещё Черный… В которого Моран была действительно влюблена и который не обратил на Золотую никакого внимания. С другими драконами она предпочитала не иметь… общего потомства. Своих детёнышей она растила до тридцати-сорока лет, прежде чем могла счесть их достаточно самостоятельными… Вероятно поэтому детей у неё было всего шестеро.