Напряжённо — спокойный Веры: — Ну что…соперница, добилась, чего хотела?
Отчаянно- вызывающий Нарейсы: — Да, добилась! Теперь он мой муж!
Снисходительный Веры: — Может быть ты не заметила, но и мой тоже. По закону, кстати, показать документы?
Злой Нарейсы: — А мой по праву рода, видишь брачный браслет?
Насмешливый Веры: — И много вас в ВАШЕМ роду?
Слегка смущённый, а потом нагло — уверенный Нарейсы: — Пока двое, но мы обязательно будем стараться.
Обозлённо — язвительный Веры: Может сейчас и начнёте, чего тянуть? Вон спальня, а я посижу, подожду, пока вы будете героически биться за демографию.
Осторожный Нарейсы: — Я беременна.
Постепенно успокаивающийся Веры: — Знаю. Сразу догадалась по твоему лицу. И, между прочим, ты здесь не одна такая. Так‑то вот, девочка.
Удивлённый Нарейсы: — Как? И ты тоже?!
Снисходительно- уверенный Веры: — А ты что думала, только вы, молодые да шустрые, на это способны?
Смущённый Нарейсы: — Я так не говорила.
Утвердительный Веры: — Верно, так что здесь — он мой, тебе это ясно?
Угрожающий Нарейсы: — Ясно. Ты знаешь, что я сильнее и мне ничего не стоит перегрызть тебе горло?
Принуждённо — спокойный Веры: — Знаю и нисколько в этом не сомневаюсь, но одно дело хотеть, а другое — мочь. Ты ещё плохо знаешь СВОЕГО мужа. За это он тебя не пожалеет, поверь умудрённой жизнью женщине.
Задумчивый Нарейсы: — Ты ошибаешься, я его очень хорошо знаю и только это меня останавливает. Да, не удивляйся, я теперь хорошо говорю по — русски.
Ехидный Веры: — И где так быстро учат? И сколько раз?
Сердитый Нарейсы: — Сколько надо, своё считай.
Спокойно — издевательский Веры: — А зачем мне? Ты же у нас за стенкой. Главное не спи, когда надо.
Раздражённый Нарейсы: — Не зли меня, Вера. Вот сейчас утащу Серхео, тогда посмотрим, кто будет наслаждаться счётом, а кто когти грызть.
Насмешливый Веры: — Ну и тащи.
По — детски обиженный Нарейсы: — Ну и утащу.
Материнский Веры: — Господи, какой же ты ещё ребёнок — злая, обидчивая единоличница. А всё туда же — детей рожать. Давай, наконец, заканчивать этот разговор, мужа кормить надо. Нашего, нашего мужа. Ты же об этом не подумала? Нет? Вот видишь, чем отличается настоящая жена от посторонней женщины. Не в обиду говорю, а чтобы запомнила, не первый десяток лет замужем. И ты тоже будешь, никто не спорит. Всё. Мир? Вот и отлично.
Никогда бы не поверил, что можно так легко прочитать все эмоции на лице, в подтверждение этого Вера встала и открыла холодильник:
— Котлеты с картошкой будете? Ещё салат есть, как сын любит.
— Доставай всё, кажется мы немного проголодались, — я тоже поднялся и поставил чайник на газ.
— А ты, дорогая, — она обратилась к Нарейсе, — учись пользоваться нашей кухней.
— Я и так умею, просто ещё не приходилось, — буркнула та, всё ещё недовольная 'разговором'.
— Ты, девочка, на старших не огрызайся, я тебя плохому не научу.
— Я и не огрызаюсь.
— Так, женщины, прекращайте немедленно. Мне кажется, что вы и так наговорились достаточно. Вера, ты не свекровь, а Нарейса не невестка. И вообще, раз возраст у вас разный, то одна будет старшей женой, а вторая… — увидев взгляды обоих женщин решил дальше не продолжать, чувство юмора у них не такое.
По телевизору шёл очередной нудный сериал, совершенно не интересный никому из присутствующих. Вера тщательно изобразила зевоту и толкнула меня в бок:
— Серёжа, пойдём спать, а то на работу вставать рано, — она бросила мимолётный мстительный взгляд за моё правое плечо.
— Так завтра же…
— Я выспаться хочу. Пойдём.
— А я тогда за компьютер сяду, всё равно ещё рано. И наушники одену.
Вот это, последнее выражение Нарейсы про наушники, было сказано таким тоном, словно её обозвали, и она ответила 'сама дура'.
Спать, естественно никто не собирался, а было велено исполнить супружеский долг со всей ответственностью 'не взирая на любые окружающие трудности'. Впрочем, я это сделал с большим удовольствием, радуясь затишью на семейном фронте.
Хуже нет, чем в выходной день ходить по магазинам, особенно, когда до Нового Года остаётся несколько дней. Кругом неимоверные толпы народа, сметающего с полок всё подряд. Вот тут‑то и проявилось коварство женской солидарности. Я тащился следом, навьюченный искусственной ёлкой, пакетами с игрушками и гирляндами. Потом к ним прибавился коньяк, шампанское и разнообразные фрукты. Апофеозом похода стало увлечённое разглядывание с примеркой различных лифчиков, трусиков, блузок и прочих тряпок. При этом мне нагло предлагали оценить товар непосредственно на обоих телах за ширмой примерочной. Я уже был готов плюнуть на всё, сгрести покупки и утащить их в машину, на стоянку у магазина, как вдруг женщины переглянулись и заявили, что хотят посидеть в кафе, на втором этаже супермаркета. Они помогли переправить, непосильно нажитое моей пластиковой картой, в зону отдыха с симпатичным фонтанчиком, нагло отняли все финансы и бросили меня, одного, караулить купленное добро.
— Наконец‑то можно спокойно посидеть, — пробормотал я сам себе.
— Это точно, — раздалось сбоку. — Совсем умотала молодёжь…О, Сергей? Добрый день.
— Здравствуйте, Виктор Владимирович, какими судьбами? — я пожал старику крепкую руку.
— Да такими же как и вы, сопровождаю женскую гвардию — жену и дочку с внучкой, — 'механик' улыбнулся всё той же доброй улыбкой. — Не надумали ещё про клинок?
— С Артёмом, значит, не договорились?
— Крепкий молодой человек, уважаю таких. Я ведь ему и взятку предлагал — исправить тройку на пятёрку.
— Отказался? — я изумился стойкости сына.
— Представьте себе, да. Ну, а вы как, не надумали?
— Не обижайтесь, но пока — нет. Лучше скажите, у вас, как человека, занимающегося кузнечным делом, наверняка есть знакомые, увлечённые исторической амуницией.
— Есть конечно, не без этого. Иногда даже делают заказы по металлу. А к чему это спрашиваете?
— У меня есть полный доспех средневекового пехотинца. Хочется продать по хорошей цене.
— Так — так — так, полный говорите?
— Абсолютно, несколько десятков предметов.
— И где взяли, не скажете? Или опять нашли тайник? — он хитро прищурился.
— Получил по наследству. Родственников много.
— Ага, понимаю — понимаю. Есть у меня знакомые любители, как не быть. Вот только посмотреть надо сначала, не хочется серьёзных людей обижать.
— Не проблема, только скажите где и когда.
— Дайте‑ка подумаю. Завтра у нас что? Воскресенье? — он достал из кармана потрёпанный блокнот с ручкой и написал пару слов. — Вот, держите адрес моей мастерской, знаете где это? Отлично. Привозите к десяти часам.
Мы ввалились в квартиру шумной толпой, заняв весь коридор. Из зала выскочил Артём и принялся помогать с разгрузкой, приговаривая 'О, ёлка? Ништяк…Гирлянда китайская? Фуфло, но пойдёт…Так — игрушки, бухло, барахло…ну это не интересно. Всё? Пока' и убежал обратно на звук попискивающего планшета.
Вечером я собрался в гаражный кооператив — требовалось перетащить оставленный за проходом груз и упаковать его в багажник. Нарейса навязалась со мной, заявив что 'счёт неравный', при этом победно поглядывая на Веру. Что она имела ввиду, стало понятно только на территории Спирали. Пришлось даже, для вида, повозмущаться 'спортивными' выходками женской части семьи, и получил в ответ — 'сам виноват, вот теперь и расхлёбывай'. Но зато потом отыгрался, заставив таскать всякие пырялки и прочие воинские причиндалы. По возвращении Вера осмотрела нас и с задумчивым лицом произнесла:
— Ничего — ничего, ещё не вечер.
— Вы чего, бабы, совсем офонарели? — тут я уже совсем не выдержал. — Устроили соревнование — кто и сколько. А — а-а, я понял, вы ещё там, в кафе, сговорились между собой по принципу 'так не доставайся ты никому'.
— Я купаться, — Нарейса пожала плечами и захлопнула дверь ванной.
— Глупости говоришь. Пойду полежу на диване, что‑то голова разболелась. — с этими словами Вера ушла в зал.
Через пару секунд оттуда раздался обиженный голос Артёма:
— Чего сразу 'на другое место'? Сейчас Нарейса придёт, займёт мою комнату и куда мне, на улицу? Почему 'не жалею мать'?
Из зала вышел недовольный сын и тихо пожаловался, кося глазом на дверь, за которой шумела вода:
— Развели тут женский монастырь, к себе заходить неудобно, кругом бабские трусы лежат.
— Бог терпел и нам велел. Иди на нашу кровать, поваляешься на мягком.
— А ты куда?
— Куда — куда, в коридоре буду жить.
— Шутник, батя. — сын ткнул меня кулаком в плечо и зашёл в комнату.
А мне чем заняться? Стою как…молодец на распутье. Компьютер что‑ли включить и упасть на дно интернета? Да посмотреть цены на всякие железяки под средний век? Вера, подложив маленькую подушку под голову, с усиленным вниманием смотрела какую‑то галиматью про мучения богатых, вот и ладненько, пусть отдыхает. Я уселся перед монитором и набрал интересующую тему, полазил по ссылкам, почитал форумы и присвистнул — расценки были не на рядового почитателя старины. Если с 'механиком' всё сладится, то наши финансы поправятся довольно ощутимо — две взрослых женщины хорошо пощипали мои пенсионные накопления.
— Поможешь мне? — промурлыкал за спиной голос Нарейсы.
Она стояла совершенно обнажённая и крутила в руках бюстгалтер. Из зала послышалось ехидное:
— Серёжа, даже не пытайся, размерчик не подходит. У неё больше.
— Ну и буду ходить голая, — она раздражённо бросила на стол уже ненужную деталь туалета.
— Попробуй только, — донеслось грозное с дивана.
— Серхео, — Нарейса перешла на даринский, — твоя 'старшая' надо мной издевается.
— Бросьте глупости говорить, мирса Мирош, — я перешёл на тот же, — Тут молодой парень за стенкой, а ты стриптиз устраиваешь. Какой матери это понравится? И не раскидывай, пожалуйста, свои причиндалы, не вгоняй ребёнка в краску.
— А я не для него раскидываю, чего ему сюда заглядывать? — она томно потянулась, выставив упругие груди вперёд.
— Ну, детский сад, честное слово. На вот, оденься. — я поднял халатик, сиротливо лежавший на полу. — Не то дождёшься более серьёзных разборок.
— Ну‑ка, голубки, переведите мне, о чём вы там болтали про стриптиз? — в дверном проёме стояла сердитая Вера. — А ты, 'младшая', быстро оденься, нечего тут сиськами сверкать, не в своих тьмутараканях.
— Ну вот и дождалась…
— Мирошников, хватит болтать по — иностранному.
— А мы ничего такого и не говорили, — Нарейса наконец застегнула пуговицы, но парочку сверху оставила, и плюхнулась с независимым видом на кровать.
— Вер, я только объяснил ей, что нехорошо смущать своим видом неокрепший организм.
— Смотрите у меня, — она погрозила кулаком и ушла на кухню.
Чёрт возьми, перестаю узнавать свою жену. Где та мягкая и добрая женщина? Куда подевался покладистый и несколько робкий характер? Неужели прошедшие события могли так резко повлиять на человека? А что будет дальше, когда фигура явно изменится?