Бахмати ускорил шаг, несколько раз, пробуя силы, прыгнул с дюны на дюну, а затем и вовсе, оттолкнувшись, раскинул руки и полетел над песчаными волнами. Ночь полной луны дарила такую редкую возможность.
Ветер еще дышал зноем, хватал за рукава.
Стая суккабов пробежала мимо — белая шерсть серебрилась в лунном свете. Один задрал на летящего ойгона косматую голову и завыл. Вереница маленьких следов скоро нагнала целую толпу мертвого народца, неспешно преодолевающего вершину песчаной горы. В Бахмати метнули верблюжьей костью.
Изредка мелькали следы людских построек, которые пустыня то ли не до конца поглотила, то ли, наоборот, отрыгнула, не в силах переварить. Каменистая площадка. Игла минарета. Кости. Все это уже прошлое.
У-ухор-мм!
Зов прозвучал снова, и пустыня под Бахмати словно вздрогнула, песчаная лисица выбралась из норы и укусила себя за хвост.
Черные горы выросли из посеребренного луной песка подпиленными зубами, впереди заплясали дикие огоньки. Рядом с Бахмати возник незнакомый ойгон, фыркающий, косматый вихрь с пегой гривой.
— Я — Сиббха-койцан, ойгон воздуха. А ты?
— Бахма-тейчун, — ответил Бахмати.
Вихрь закрутился спиралью.
— А я думал — человек!
Он захохотал, загромыхал, посверкивая молниями изнутри.
— Я живу среди них.
— Хо! Нашел дело!
Сиббха на мгновение сгустил пространство и родил из себя кривое человеческое лицо — красноватый нос, впадины глаз и щек, съехавшие в сторону брови.
— Похож? — шлепнуло лицо толстыми губами.
— Нет, — отрезал Бахмати.
Он опустился на песок и зашагал к широкой прорехе в горной гряде. Барханы потеряли в росте и скоро совсем разгладились.
— Ну и не важно, — Сиббха-койцан закружил вокруг него. — Скоро все равно никого из человечков не останется. Вот жду-не дождусь этого момента!
— Какого?
— Воссоединения! — Ойгон воздуха взвил песок в небо. — Когда мы все будем — Кашанцог.
Бахмати остановился.
— Это еще не решено.
— Ха! А зачем тогда созывать всех в Круг?
— Чтобы решить.
От смеха Сиббха пролился коротким дождем.
— Совсем очеловечился! Что тут решать? Оргай решит, мы поддержим. А Оргай решит быть с Кашанцогом.
— Но это же потеря души.
— А она тебе нужна? — Сиббха-койцан взмыл прозрачным паром. — Союн глупость придумал. Тьфу на него! Тьфу!
— Но с душой ты живой.
— А с Кашанцогом я равен Создателю! Мы вновь ощутим могущество! А всех человечков…
Перед глазами Бахмати возникла оформленная лунным светом двуногая фигурка и тут же распалась на клочки, растаяла.
Бахмати покивал.
— Ну да. Ты лети, лети, — сказал он Сиббхе, — а то опоздаешь, не примут в великое тело великого ойгона.
— И то правда.
Сиббха-койцан, тряхнув пегой гривой, рванул над песками к месту сбора.
Бахмати же повернул обратно.
— Ах, Бахма-тейчун, ты куда?
Айги-цетен возникла перед ним, преграждая путь. Чешуйки ловили свет луны. Узкие ладошки дышали огнем.
— Я думаю, мне здесь делать нечего, — сказал Бахмати.
— Почему же? — улыбнулась дочь Оргая.
— Потому что вы, похоже, решили соединиться с Кашанцогом.
Бахмати предпринял попытку обойти Айги-цетен, но она снова оказалась напротив.
— Ты невежлив, Бахма.
Красные губки скривились. Снежинки в глазах задрожали.
Песок у ее змеиного хвоста вдруг вздулся куполом, и наружу, разрыв себе путь скорпионьими клешнями, выбрался Оргай-многоног. Толстый, обманчиво-неуклюжий, в костяных наростах и жесткой щетине.
— В самом деле, Бахма, — сказал он, многоглазо щурясь, — неужели даже не поздороваешься?
Бахмати усмехнулся.
— Зачем это представление?
— Потому что ты дорог нам, — Оргай-многоног подступил к Бахмати на осторожных лапах. — Потому и представление.
— Я же не полноценен, — сказал Бахмати, шагнув назад, — у меня всего половина души.
— И целый город! — выкрикнула Айги-цетен.
— И правда, — Оргай-многоног все-таки подобрался и положил клешню на плечо Бахмати, — ты обладаешь великим сокровищем. Зачем оно тебе? Тем более, с половиной души? Ты мог бы… Мы могли бы преподнести его Кашанцогу как выражение своей верности.
Он ловко обыскал Бахмати. Шершавые клешни нырнули за отвороты халата, проверили рукава, вывернули пояс.
— А где… мне тут шепнули, что у тебя…
— Разрядилась, — сказал Бахмати. — Оставил в Аль-Джибели.
Оргай рассмеялся.
— Зря, зря. Ну, пошли, что ли, в Круг.
— Стоит ли?
— А все посмотрят на тебя, — развернув, Оргай увлек его за собой. — Они тоже тебя давно не видели. Тебя ж выкинули в Хэбиб, да? А ты вон…
Айги-цетен поплыла чуть в стороне, посверкивая глазами.
Оргай рыхлил песок. Под ноги ковыляющему за ним Бахмати стали попадаться камни. Росли, приближались черные горы, росла и прореха между отрогами.
Лунный свет на изломах склонов серебрился инеем.
— Знаешь, — сказал Оргай, — за тебя, такого, как сейчас, я отдал бы дочь не задумываясь. Кто ты был до Хэбиб? Вонючий ойгон, все желания которого не стоили кончика ее хвоста. Песок в голове, пустота в душе. Даже странно видеть совсем другого Бахма-тейчуна. Какое-то удивительное перевоплощение.
— А вы остались такими же, — сказал Бахмати.
— Пустыня, — вздохнул Оргай. — Здесь мало что меняется.
Они добрались до площадки, которая обозначала вход внутрь горного кольца. На дне окаймленной зубцами чаши светился неровный белый круг с танцующими над ним дикими огоньками. Амфитеатром огибали его каменные выступы и террасы, присыпанные песком.
— Проходи, — подтолкнул Бахмати Оргай.
А сам пошел вниз.
Бахмати стиснули справа и слева. Сзади, он чувствовал, притаилась Айги-цетен.
Выступы напротив были заполнены карриками и суккабами, оттуда доносились пощелкивания зубов и костей. Глаза карриков светили почище Зафировой лампы.
Мертвый народец толпился на кривых ярусах слева. Кто-то там подскакивал и бил в бубен. Тонкие голоса слитно тянули непонятную песню. Впрочем, зная мертвый народец, Бахмати не сомневался, что песня полна кровавых битв и сладких трупов.
Все остальные места занимали ойгоны.
Их было на удивление много. Далеко за сотню. Большинство предпочитало внетелесную, тонкую форму. Но попадались и вполне материальные персонажи, вроде каменного великана или ойгона-дерева. Те, кто держались за форму, были Бахмати более симпатичны.
— Друзья!
Голос Оргая-многонога взмыл из Круга к собравшимся.
Шепотки, шелест, песня мертвого народца разом прекратились.
— Друзья! — повторил Оргай. — Сегодня великая ночь. Наш собрат, Старший ойгон, каннах, именуемый Кашанцогом, вырвался из подземной тьмы и готов принять нас в свои объятья!
— А айхоры? — спросил кто-то.
И почти все посмотрели в небо. Даже Бахмати запрокинул голову, надеясь увидеть хоть один белый промельк Союнова слуги.
— Нет айхоров! — возвестил Оргай. — Нет! Кашанцог уже взял души людей Кабирры, Самхарды и долины Зейнаб и стал много сильнее, чем был. И никакие айхоры его не остановили! Скоро, скоро исполнится мечта всякого ойгона — с Кашанцогом мы сможем раз и навсегда установить на Земле наш, а не человеческий порядок. Наш закон! Наш мир!
Он воздел клешни.
Амфитеатр взорвался воплями и криками. Разгоряченные ойгоны вспыхивали огнями, клубились, мерцали и метали молнии.
Бахмати подумал: глупцы!
— Ах, Бахма, — дохнула в ухо Айги-цетен, — ты, похоже, снова остался в одиночестве. Но мы примем тебя обратно.
— Вы не потеряете свои души с Кашанцогом, — сказал Бахмати, — вы уже их потеряли. Незаметно, год за годом ненависть источила вас.
— Но мы обретем свободу! И ты, ты тоже.
— Друзья мои! — между тем снова провозгласил Оргай. — Конечно, нам придется кое-чем пожертвовать. Нашим, так сказать, даром, искрой, которую подарил нам Союн. Но нужна ли она нам, если мы связаны Договорами и границами? Если мы унижены и должны пресмыкаться перед людьми?
— Нет! — поднялся рев, когда Оргай, как опытный оратор, сделал паузу. — Никогда!
— Смерть людишкам!
— Кашанцог! Кашанцог!
Часть ойгонов взмыла в ночное небо. Кружась, они вспыхивали в лунном свете.
— А еще у нас есть Бахма-тейчун, — сказал Оргай. — Он — наш товарищ и брат — может преподнести Кашанцогу и вовсе изумительный подарок. Попросим его?
— Да! Да! — полетело со всех сторон амфитеатра.
Айги-цетен подтолкнула Бахмати в спину.
Он не успел упасть — его обжали с боков и по кривой тропке быстро стащили в Круг. Оргай поддержал его клешней. Поддержал и прихватил одновременно.
— А вот и он!
— Бахма! Бахма!
Стучал бубен, топали каррики, гудел ветер.
Бахмати стоял перед возбужденной, безумной, алчущей подарка толпой, независимо сунув пальцы за пояс, и думал все то же: глупцы. Прав был Чисид, прав.
Оргай-многоног выждал мгновение затишья.
— Но, похоже, брат наш Бахма не слишком горит желанием помочь нам и Кашанцогу. Не правда ли?
— У меня Договор, — громко сказал Бахмати.
Амфитеатр тут же заполнили возмущенные визги и крики.
— Убить! Убить! — громыхнул кто-то, и ойгоны надвинулись, а мертвый народец, улюлюкая, запрыгал вниз с камня на камень.
— Стоять! — рявкнул Оргай. — Что вы, что вы! — рассмеялся он, взмахами клешни загоняя кровожадных сородичей обратно на ярусы. — Кошмар! Бахма чтит Договор, и мы должны это уважать. Он связан обязательством. Если бы кто-нибудь из вас заключил со мной Договор, а потом отказался его исполнять, я бы очень огорчился. Тем более, нам же не известно, что там в Договоре придумано насчет гибели нашего Бахмы. Айхоров, конечно, нет, но Договора работают. А ну как при возвращении Бахмы в подземный мир, в город не сможет войти ни один ойгон? Что о нас подумает Кашанцог?
Глухой ропот и извинительные голоса заставили Бахмати усмехнуться.
— Поэтому, — сказал Оргай, — мы отпустим Бахмати домой. Будем надеяться на его благоразумие, на его верность нашей крови. А завтра, нет, уже сегодня днем, встретив Кашанцога, мы придем к Аль-Джибели и узнаем, чего в Бахме больше — человеческого или ойгонского.
— Его нельзя отпускать одного! — прорычал кто-то.
— Конечно! — обрадовался рыку Оргай. — Поэтому старый друг Бахмати вызвался его проводить. Возможно, он уже и забыл этого друга, как постарался забыть нас. Но друг-то его еще помнит. Мало того, даже носит в себе половину его души!
Бахмати скрипнул зубами.
Тахир-бечум, тысячу раз проклятый и однажды прощенный демон ущелий, в вихре песка с грохотом материализовался рядом. В бляшках и шипах, с берцовой костью в гигантском носу, он сразу прижал Бахмати к мохнатой груди.
— Бахма, я люблю тебя, как себя самого!
— Тьфу! — Бахмати сплюнул набившийся в рот жесткий волос. — Я тоже… рад.
— Врешь!
Тычок в грудь получился сильный. Тахир захохотал.
— Вру, — признался Бахмати, совсем по-человечески прижимая ладонь к месту удара. Жалко, у него нечему было биться под пальцами.
— Мы можем еще раз… — Тахир-бечум поднял к лицу похожие на валуны кулаки. — По-людски, а? Как они любят. На вторую половину.