— Ты это… сестру береги, — Лис бросил на меня короткий взгляд. Догадался, что я не парень. Похоже, никого мне не одурачить, и пытаться даже не стоит. — Сердце у неё из чистого золота, гораздо дороже этого, — бургомистр вручил брату кошель с моментами. Вейас принялся их пересчитывать. — Умеет она пробуждать совесть… даже если та, казалось, давно умерла.
— Уж мне ли не знать, — Вейас сунул деньги обратно в кошелёк и обернулся ко мне.
На его устах играла все та же печальная улыбка.
16.
В Готланд, небольшой городок у подножия Спасительного хребта, что отделял Утгардский полуостров от Мидгардского континента, мы прибыли в преддверии Самайна, самого большого и любимого народного праздника, знаменовавшего конец сбора урожая и начало нового года. Приютивший нас на ночь целитель Майлз угощал ужином в харчевне на самых задворках поселения. Сказал, что здесь шансов отравиться меньше и эль не разбавляют. Уж мы-то с братом про тухлую еду в придорожных корчмах знали не понаслышке. Прижимистые кухари щедро заливали испортившиеся продукты уксусом и присыпали острыми приправами, чтобы отбить вкус и запах, а мы потом несколько дней мучились животами. Поэтому к предложению местного жителя прислушались. К тому же Майлз был из наших, из Стражей.
За щербатой дверью в тёмной подворотне прятался совсем крошечный зал. Столики стояли очень тесно и все до одного были заняты людьми. Хозяину, чтобы освободить для нас место, пришлось вышвырнуть парочку засидевшихся выпивох. Подавальщицы разносили по узким проходам высокие кружки с пенным элем и проворно отбивались от распускавших лапищи завсегдатаев.
Неуютно и странно пахнет, но в казённых домах всегда так. Не худший вариант.
— В Упсалу проще всего по морю попасть, — отвечал на наши расспросы Майлз, ловко цепляя ложкой кольца жареного лука.
Целитель был невысок и коренаст, с круглым лицом и большими залысинами на висках. Лет ему давно перевалило за сорок. Говорил размеренно и вдумчиво, создавая о себе приятное впечатление, как о толковом собеседнике.
— Сейчас конец осени, шторма. Что-то не видел я в порту желающих выходить в море в такую погоду, — покачал головой Вейас, гоняя по тарелке скользкий гриб.
Я обиженно фыркнула. Меня он в порт не взял, потому что там якобы лихой народ обретается. Если считать ворон на ходу, как я обычно делаю, то велик риск попасть в беду. Как будто мы до этого не влипали в неприятности. И выкручивались же каждый раз. Но настаивать я не стала. Дожидалась брата у коновязи, а так хотелось увидеть море. Я про него столько слышала — бескрайнюю тёмную гладь до самого горизонта, что манит простором и необузданностью первозданной стихии.
А вот Вейас глубокую воду недолюбливал с детства, хотя большое лесное озеро рядом с Ильзаром много раз переплывал со мной за компанию. Колотился, тяжело дышал и долго отлёживался потом на берегу, но меня потерять боялся гораздо больше, чем глубины.
— Через пару-тройку недель прибудет корабль упсальского капитана. Он удачлив, как морской демон — довезёт за хорошую плату, — предложил Майлз.
Вейас скорчил недовольную гримасу:
— Слишком долго. К тому же не доверяю я морскому народу — разбойники они все. Того и гляди, ограбят и за борт выкинут с камнем на шее.
— Как знаете, — Майлз подтянул к себе расстеленную на столе карту и указал на точку в горном перешейке, что отделял Утгардский полуостров от остального материка. Точка находилась далеко к северу отсюда: — Это Перевал висельников — единственная дорога через горы.
— Почему висельников? — потянув для вида каплю эля из кружки, встряла я. Хотелось показать, что не просто так тут сижу и тоже в разговоре участвую.
— Потому что проще сразу в петлю, чем там пройти, — ответил один из мастеровых за соседним столом, сильно подвыпивший судя по неприлично громкому хохоту.
Я досадливо поджала губы. Опять глупость сморозила — лучше б молчала.
— Тропа там крутая, кое-где над обрывом по узкому карнизу проходит, кое-где на кручу лезть надо, к тому же там и до Тролльих сховищ близко. Запросто с кем столкнуться можно, — пояснил Майлз, когда мастеровой поёжился под недовольным взглядом Вейаса и отвернулся.
— Тролли — это плохо, — многозначительно вставила я.
Мерзее демонов надо ещё поискать. Подлые и хитрые, они легко справлялись даже с бывалыми Стражами и проклясть могли так, что самые искусные целители оказывались бессильны. Уж лучше в море утонуть, чем подцепить от троллей тридцать три несчастья. Вейас морщился — видно, размышлял о том же.
— Нет ли другого пути? Дальнего или тайного? Только для Стражей? — я заговорщически подмигнула Майлзу.
Он подозрительно окинул взглядом переполненный зал и, придвинувшись вплотную, едва слышно зашептал:
— Есть здесь одна пещера, — он указал на точку на хребте гораздо ближе к Готланду, чем злосчастный перевал. — В преданиях говорится, что в селении, которое стояло на месте этого города, жил храбрый пастух Апели, слепой как крот. Летом он единственный осмеливался водить стада овец на высокогорные пастбища Спасительного хребта — тогда его ещё называли Коварным. Апели знал горы как свои пять пальцев. Не боялся ни глубоких ущелий, ни узких парапетов, ни сыпучих камней, ни отвесных скал.
Ни разу он не потерял ни одного животного, но однажды, испугавшись непонятно чего, от него сбежало всё стадо. Долго он искал овец по кручам и оврагам, пока не нашёл одну пещеру. Апели спустился внутрь и два дня брёл по нескончаемому тоннелю, оголодал и уже не надеялся вернуться, но вдруг пещера закончилась. Апели оказался в долине по ту сторону гор и нашёл своё стадо, мирно пасущееся на свежей, нетронутой траве. Собрав овец, погнал их Апели обратно, но у самого выхода стадо снова испугалось. Апели услышал голоса — то оказался передовой отряд троллей. Они разбили лагерь у пещеры и, не таясь, обсуждали, как собираются напасть на селение. Дождался Апели, пока они уснули, и, бросив стадо, помчался домой.
Ему удалось увести селян до нападения, но тролли почуяли их и пустились в погоню. Апели решил перевести людей через пещеру и укрыть в долине по ту сторону гор, но те испугались. «Ты слеп, Апели! — возразил один из них. — Ты не видишь, тут над входом древние написали: «Бойся каждый, входящий в обитель Истины, ибо лик её жесток и беспощаден». Ты слеп — тебе страшиться нечего, а мы умрём от ужаса, если узрим её». «Что ж, пусть те, кто боятся, остаются здесь и падут от тролльих стрел и клинков, остальные же последуют за мной и, быть может, мы спасёмся вместе».
Так и поступили. Часть осталась, и их кровь впитали в себя земля и камни. Часть последовала за Апели, и те, кто был чист душой, миновали пещеру. Они основали в долине на берегу моря новое селение, которое позже назвали Упсалой. Те же из них, кто не смог очиститься от дурных помыслов и страхов, сошли с ума и навсегда остались блуждать в пещере. Позже, когда троллей загнали обратно в горы, а разрушенный Готланд вновь отстроили, люди снова попытались пройти через пещеру, но сурового Лика истины не выдержал никто.
Я слушала, заворожённо приоткрыв рот, как когда-то нянюшкины истории. Вей, наоборот, скривился:
— Бабьи сказки. Я бы рискнул.
— Может, дождёмся капитана? — слабо возразила я. — Не нравятся мне пещеры — там сыро, темно и полно летучих мышей.
Честно говоря, пугала не пещера, а легенда. Неправда, что люди желают знать Истину. Многие боятся, что тайны, которые они прячут от себя самих, полезут наружу, боятся увидеть себя и своих друзей в свете Истины, боятся, что все их чаяния и заботы окажутся тщетны, а сами они превратятся в ничтожных навозных жуков. Лик Истины страшнее самого жуткого демона. Сомневаюсь, что мы с братом настолько чисты помыслами, чтобы не страшиться встречи с ним. Но Вейасу мои рассуждения покажутся глупыми предрассудками, поэтому лучше промолчать.
— Тогда дорога одна — через перевал, — развёл руками брат и, изловив свой гриб, добавил: — Отбываем на рассвете — нужно хорошенько выспаться.
— Так рано? — нахмурился Майлз. — Самайн на дворе. Нельзя в такое время в дороге быть. Не гневите богов — оставайтесь, будете у нас почётными гостями.
«Давай останемся, — мысленно попросила я. Так хотелось на празднование Самайна посмотреть. В Ильзаре торжеств в честь окончания года не устраивали — ограничивались плотным ужином с традиционной уткой с яблоками и зажиганием всех каминов в замке. А простой народ, как рассказывала нянюшка, гулял всю ночь напролёт, танцевал, гадал, целые представления показывали. Должно быть, очень весело. — Не нужно обижать бюргеров отказом. Что нам стоит задержаться на пару дней?»
«Пару дней тут, неделю там — уже два месяца потеряли. Мы можем не успеть вернуться из Хельхейма до весны: морской путь растает и мы окажемся заперты в ледяной пустыне на полгода. Вряд ли мы там столько протянем».
«Два дня ничего не решат. Пожалуйста!» — я попыталась изобразить на лице отчаянную мольбу, выпятив нижнюю губу и сделав большие глаза. Даже сжала ладонь брата под столом.
— Останемся только на главный праздник, а дальше без нас обойдётесь, — сдался он и мысленно добавил: «Однажды я научусь говорить тебе «нет»».
Я шаловливо подмигнула ему, склонив голову чуть набок. Вейас не смог дольше удерживать на лице кислую мину и улыбнулся в ответ. Его пальцы переплелись с моими под столом.
— Хозяин, вина нам из лучших запасов! — обрадовавшись, позвал Майлз. — Завтра на празднике нас почтут присутствием высокородные Стражи!
Посетители обернулись. По залу прошлась волна удивлённого шёпота. Вейас пожал плечами и помахал рукой. С трудом преодолевая робость, я сделала то же самое.
***
Благодаря стараниям Майлза нас приодели в новые светлые штаны и рубахи, а плечи укрыли лазурными плащами. Прямо настоящие Стражи, даже боязно немного. Вей, может, когда и станет Стражем, а вот я вообще не должна в мужское платье рядиться.
В одинаковой одежде мы стали странно похожи, только я мельче ростом, уже в плечах, с более мышастым оттенком волос, а Вейас более крупный, яркий, златокудрый, с игривой, невероятно обаятельной улыбкой, не сходящей с уст. Любвеобильный дух плодородия во плоти.
Город тоже прибрали к празднику, начисто вымели центральную рыночную площадь. На мостовой начертили мелом сложную схему и разложили по ней ритуальные костры, установили чучела разных сказочных персонажей, демонов, духов и мелких божеств, которых не запрещалось тревожить понапрасну. На невысоком помосте играли музыканты на лютнях, флейтах, домрах, волынках, бубнах, а особенно много было туго обтянутых кожей барабанов — по барабанщику у каждого костра. С краю площади ломились от угощений столы, вокруг которых сновали детишки, норовя стащить кусок пирога или медовый рогалик. В центре, изображая ритуальные сценки, развлекали толпу ряженые в красочных масках и костюмах с бубенчиками. По бокам показывали представления младшие служки из храма Вулкана, жонглируя над головой огненными шарами, раскручивая тонкие змеящиеся огненные ленты, искрами рисуя в воздухе целые картины. Молодёжь парами танцевала вдоль костров, смеялась, гомонила. Вейас был среди них, кружил одну красавицу за другой, ни с кем не оставаясь дольше, чем на один танец. Только я сидела со стариками на скамейке, лениво отмахиваясь от девушек, возжелавших попытать счастья у менее красивого «брата», раз уж с Вейасом не вышло. Скукота!
Может, согласиться для смеха? Самой повести в танце, вскружить голову россказнями о богатстве и сладкой жизни в замке, зажать в тёмном переулке и поцеловать по-мужски настырно. А потом распахнуть одежду и напугать до смерти женским телом. Была бы Вейасом, так бы и поступила, но я не он. Я Лайсве, которая созерцает жизнь со стороны и никогда в ней не участвует. Я Лайсве, которая всего боится и стесняется. Даже одежда с чужого плеча не позволяет мне стать кем-то иным. Я всегда буду лишь бледной мышью.