Зачем я попросила брата остаться на праздник? В горах одним было бы в сто раз лучше! Ну хотя бы представление увижу. В них участвовать не надо, а просто наблюдать я умею лучше, чем кто.
Оно разыгралось в полночь — самый тёмный час. Одному из ряженых, который изображал убранную в золото Владычицу Осень с маской и короной из опавшей листвы, храмовые служки завязали глаза шарфом и вручили зажжённый от самого большого костра факел. Музыканты стихли, вся площадь замерла, напряжённо наблюдая. Ряженый волчком закрутился на месте и уверенно двинулся сквозь толпу. Люди расступались, освобождая дорогу, и протяжно смотрели вслед. Сейчас выберет самую красивую и чистую девушку — невесту богов. Каждая втайне об этом мечтает.
Старики рядом со мной затаили дыхание. Ряженый шёл сюда. Неужели старушенцию какую выберет? Вот умора будет! Я хохотнула в кулак.
Ряженый остановился перед нашей скамейкой:
— Боги хотят её!
Он указал прямо на меня. Толпа удивлённо загудела. Старики отодвинулись подальше, а я недоуменно хлопала ресницами. Что случилось-то?
Ряженый стянул с лица повязку и уставился огромными, подкрашенными сурьмой и явно задурманенными глазами.
— Ради всех богов, извините, — бросился ко мне важный полноватый господин, которого нам с братом представляли как здешнего бургомистра. — Это недоразумение. Калле ошибся, — бургомистр отвесил ряженому затрещину, пытаясь отрезвить, и заговорил, как с маленьким: — Недотёпа, ты что не видишь, это парень, Страж. Он не может быть невестой. Выбери другую, девушку, с титьками и косами, понимаешь?
— Нееет, — громогласно икнув, покачал головой ряженый. — Иногда боги разрешают выбрать другую, но не сегодня. Её хотят и больше никого, — Калле ткнул пальцем мне в лицо. — Титьки, говорят, там есть, только тряпками замотаны, а косы сама себе обрезала.
Ну вот ещё! Боги знают, что я титьки тряпками перевязываю, чтобы площе казаться. Стыд-то какой! Я остолбенела, не представляла, всерьёз это или шутка, смеяться мне или прятаться под лавку от страха перед гневом богов.
— Какого демона здесь происходит? — забранился подоспевший Вейас. Зло зыркал на всех, даже на меня. — Вы же обещали, что мы будем почётными гостями и вы оградите нас от этого бреда!
— Простите благодушно. Калле не понимает, умом слаб совсем, — пытался отговориться бургомистр, но брат бесцеремонно схватил его за грудки и хорошенько встряхнул. Бургомистр испуганно выпучил глаза и взмолился: — Я… я сейчас всё исправлю, не извольте гневаться!
— Боги выбрали её. Если она не пойдёт, они разозлятся, и будет большой бум! — Калле продолжал тыкать в меня пальцем и закатывать глаза, распаляя Вея ещё больше.
Бургомистр отшатнулся. Теребил вынутый из кармана платок, словно стыдливая девица, и постоянно всхлипывал. Вот-вот в истерике забьётся.
Любопытствующие обступали нас со всех сторон, смотрели так внимательно, словно чего-то ждали. Вейас нервно сжимал кулаки. В груди душным комом нарастала паника.
— Уймите своего брата, умоляю! — схватил меня за локоть продравшийся сквозь толпу Майлз.
Он прав. Будет драка. Хорошо, если живыми ноги унесём. Надо спасать ситуацию. Чего мне стоит подыграть полоумному ряженому? Сама ведь почти такая же, как он. Я встала и крепко сжала ладонь Вейаса. Думала лишь о том, что всё хорошо, он должен успокоиться. Мне ничего не угрожает. Невеста бога — это ведь почётно.
— Я сделаю, что требуется! — выкрикнула я настолько громко, насколько могла.
Толпа взорвалась взволнованным шёпотом.
— Всё в порядке! Жертвоприношение состоится, как и планировалось! — зычным голосом поддержал меня Майлз.
Какое жертвоприношение?! Он ведь пошутил?
Через ладонь брата меня опалило негодованием, которое грозило перерасти в сметающую разум ярость. От страха стало не продохнуть. Мы с Вейасом всё ещё держались за руки и были телепатически связаны. Он вспыхивал от моих эмоций сильнее. Вторая ладонь уже лежала на эфесе притороченного к поясу меча. Демоны!
По ушам ударил крик. Калле, безумно улыбаясь, рухнул на землю. Толпа расступилась. Напряжение слегка спало. Теперь всеобщее внимание поглотил ряженый. Он свернулся клубочком и, пачкая дорогое одеяние, покатился по мостовой, выкрикивая что-то несуразное.
— Не обращайте внимания, он всегда так, — Майлз положил руки нам с братом на плечи. — В жертвоприношении ничего страшного нет. Безобидный ритуал — не больше, — он склонился над самым ухом Вейаса, но я всё равно услышала: — Если с вашей сестрицей что случится, можете вспороть мне брюхо.
Догадался! Хуже меня лицедея во всём Мидгарде не сыскать. Но хоть Вей расслабился: угрюмо смотрел на меня, но не останавливал, позволив решать самой. Страх отпустил.
Я вложила ладонь в руку Майлза, и он повёл меня к большим кострам в центре площади. Целителю пришлось взять на себя руководство праздником вместо бургомистра, который бледный, как полотно, уселся на скамейку вместе со стариками и никак не мог унять дрожь.
Всё-таки приятно, что выбрали меня. Невестой богов. Самой красивой и чистой. Пускай даже это дурацкая шутка полоумного ряженого и всего на один вечер. Мечта!
Люди почтенно расступались перед нами и смотрели вслед, как до этого было с Калле, которого бросили валяться в пыли.
— Сам подымется, — ответил на мой немой вопрос Майлз. — Спасибо, что согласились помочь. Богов здесь сильно чтят, не то, что у вас на юге. Святотатства не потерпят. Всего-то надо между священными кострами пройти. Заодно от скверны очиститесь, — он указал на два огромных костра в центре, проход между которыми был настолько узким, что казалось, их пламя соприкасается.
Я вытаращилась:
— Я же загорюсь!
— Не загоритесь, — целитель кивком указал на поджидавших возле костра храмовых служек.
Те споро подхватили с земли ведро и окатили меня с ног до головы липким зельем. Это ещё что за издевательство? Теперь я совсем как паршивая мокрая курица. Все смеяться будут!
— Любую другую девушку после этого выдали бы за самого завидного жениха в городе и безо всякого приданого, — успокоил Майлз и подтолкнул к огню. — Ступайте же! Самый тёмный час проходит. Боги, может, и не разгневаются, а вот люди точно роптать станут.
Забили барабаны. Ритм отдавался в голове лихорадочной пульсацией. Мостовая под ногами ходила ходуном. В костры подбросили сухой соломы и елового лапника. Пламя взвилось до небес и сошлось вверху круглой аркой. Словно не дождавшись, меня подхватила таинственная сила и понесла к огню. Я зажмурилась от страха. Сгорю! А барабаны всё били: бам-бам-бам! Ноги ударились об землю на другой стороне — я едва не упала. Сердце так и норовило выскочить из груди.
Когда я открыла глаза, людей рядом уже не было. Ряженые обратились в странных созданий, будто их маски ожили и стали частью настоящего облика полулюдей-полуживотных, духов, что собрались на праздник вместе с бюргерами — вместо них. Места остальных заняли призрачные фигуры, укутанные в белые плащи. Пламя в кострах стало плотнее и поменяло цвет на переливчатый сине-зелёный. Перетекало, словно вода, из одной формы в другую и грохотало святочными барабанами. Я оказалась единственной жалкой человечкой посреди потустороннего буйства. Страх прошёлся по коже ледяным ознобом. Я попятилась обратно к арке, но духи уже заметили меня: спешили наперерез, протягивали руки, что-то кричали — я не понимала ни слова — толкали во все стороны. Так вот что такое жертвоприношение. Духи раздерут меня на части!
Я упала ничком, сжалась в комок и закрыла голову руками. Кто-то в последний раз пнул меня ногой, но потом всё стихло. Зашелестела одежда, послышался грозный раскатистый рык. Любопытство пересилило страх — я подняла голову и встретилась взглядом с ярко-синими глазами посреди налипшей на морду белой маски. Огненный зверь. Он шёл медленно, настороженно принюхиваясь к напитанному терпкими смолистыми запахами воздуху. Я поднялась и побежала навстречу. Духи жались в стороны, пугливо поглядывая то на меня, то на зверя.
— Это ты! Я так боялась, что ты не ходишь по нетореным тропам, — я гладила полыхающую рыжим шерсть — его огонь был тут единственным земным — рыжим. Зверь дёргал носом, смотрел растерянно, а потом рыкнул с неодобрением. Духи бросились врассыпную. Он злится? На меня? Да, я много чего неправильно сделала за последнее время: потворствовала обманам Вейаса, погубила Айку, задурила голову Петрасу… Я шмыгнула носом, но рук не отняла. Пускай карает, раз считает, что я заслужила.
Зверь встал на задние лапы, вытянулся в весь свой огромный рост и снова зарычал. Рванул зубами за завязки мой плащ. Ветер подхватил его и унёс. Зверь удовлетворенно заурчал. Что-то во мне изменилось: голова отяжелела, а одежда стала свободнее. Да на мне же мамино свадебное платье, то самое, которое я сожгла в камине перед уходом из дома, и волосы снова отрасли. Густые и пышные, они доходили почти до середины бёдер и укрывали спину тёплой шалью. Похоже, зверю не понравилось моё мужское платье. Чувствительный какой!
Он по-человечьи обнял меня за талию и закружил вдоль костров. Стремительно, безудержно, аж дух перехватило. Я прижималась всё туже к огненной шерсти. Она не обжигала — ласкала нежной трепетной теплотой. Зверь оторвался от земли и понёс меня по воздуху над кострами. Он двигался с такой страстью, и мне показалось, что он тоже наслаждается каждым мгновением.
Духи неподвижно наблюдали за нами. Страх разошёлся между ними зыбким дымком. Все до единого пустились в пляс: смеялись, прыгали через костры, подбрасывали друг друга в небо. Словно ликовали. Что их воодушевило, интересно?
Мы остановились, чтобы я смогла отдышаться, и плавно опустились на бугристые булыжники мостовой. Я заглянула во внимательные умные глаза, провела ладонью по косматой морде и жёстким длинным усам.
— Я скучала, — зверь согласно рыкнул. Я не знала, что сказать, и бессвязно залепетала первое, что пришло в голову, как делала в детстве: — Я столько всего увидела… Мир такой большой, в нём столько горя и страданий, и кажется, что ничего не имеет смысла: любовь и женитьба, рождение и смерть, борьба и милосердие — всё пустое без тебя. Я встретила одну девочку, единоверку. Они не верят в вас, — я указала на толпу духов. — Они верят во что-то странное, своё, я не до конца поняла, но девочка сказала, что их бога на самом деле нет. Ей очень хотелось, чтобы ты стал и их богом. Ты бы смог?
Зверь потупился и опустился на четыре лапы. Шерсть потускнела, следом опало пламя костров. Я сказала что-то не то? Духи надвинулись на зверя стеной, как после выбора ряженого на меня надвинулась толпа людей…
Духи тоже чего-то хотят от зверя?
Он оскалился и сбил подобравшегося слишком близко лапой, как назойливую муху. Остальные спешили убраться подальше, боясь даже смотреть, как зверь ковыляет прочь, низко опустив голову, а волочащаяся по земле кисточка хвоста чертит в пыли ровную полосу.
— Погоди! — я побежала следом. — Я не хотела тебя обидеть. Не бросай меня!
Он не обернулся. В голове мелькнула картина: зияющий темнотой провал в серой горе с заснеженной вершиной, а за ней облепивший прибрежную долину городок и похожее на панцирь исполинской черепахи плато, упирающееся в бескрайнюю ледяную пустыню.