Зверь замер посреди огромного зала, сплошь изукрашенного искристыми самоцветами. По бокам рос лес из каменных колонн. Пол, где лежал мой зверь, покрывали мохнатые шкуры: медвежьи и волчьи. Я скатилась на них по плюшевому боку. Распласталась, чувствуя, как всё существо наполняет нега. Зверь навис надо мной, пристально заглядывая в глаза. Что нашло на меня, я и сама не знала. Разум отдалился в глубины сознания, тело действовало само. Я обняла зверя за шею и поцеловала мохнатую морду. Как же приятно: касаться его щекочущей шерсти, прижиматься теснее, почти сливаясь. Пламя перетекало в меня — я чувствовала его под кожей. Впервые в жизни чужое существо так щедро делилось со мной теплом и силой. Тело пленилось судорогами удовольствия. Я утопала в огненном море, от пяток до макушки, всеми свои чувствами и мыслями в нём. Больше меня не существовало — было лишь колыхающееся в беспрестанном танце пламя. Повсюду!
Увядшие лепестки опали и истлели. Я лежала посреди шкур нагая, ощущала пронзительный холод мокрой от пота кожей и сосущую пустоту внутри.
— Зверь! Зверь! — взывала я, но без толку.
Он исчез. Теперь, должно быть, навсегда.
Живот скрутило и начало распирать. Внутренности сжимались и рвались наружу. Вспышки непереносимой боли то повторялись через каждое мгновение, то затухали, и я погружалась в измученную полудрёму. И снова разрывалась на части. По ногам заструилось что-то вязкое, липкое. Стремящееся высвободиться от бремени тело разверзалось пополам. Оттуда из самой сердцевины на свет выбиралось нечто жуткое, беспроглядное.
Я лишилась чувств, а когда пришла в себя, уже полностью одетая лежала у костра, на котором кипел котёл. Похоже, у меня снова было видение. Ласковая ладонь провела по моей щеке. Вейас? Наверное, он очень переживал. Я повернула голову. Это был кто-то другой. Сгорбленный, ветхий и тёмный, будто сотканный из ночи. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что это та самая вёльва, которая помогла нам с братом изменить судьбу.
— Тяжёлая доля тебе выпала, деточка, — хрипела она, продолжая гладить мою щёку крючковатыми пальцами. — Хочешь, я всё обратно поменяю? Жених у тебя будет всем на загляденье — сильней и благородней вовек не сыскать. А уж как любить станет! Как ни одну женщину ещё мужчина не любил. Дети, достаток, гордость рода — всё, как ты хотела. Даже больше: молельни и приюты для сирот откроешь, пример другим покажешь — людям по всему Мидгарду жить легче станет.
Почему она такой доброй и жалостливой стала? И эти прикосновения… не старческие вовсе. Вёльва зачерпнула из котла полную чашу и протянула мне:
— Я сварила твою судьбу, выпей. Не бойся, теперь она будет слаще молодого вина.
Я послушно приняла чашу, повертела её, грея руки. Разглядывала. Будто живая внутри клубилась чёрная дымка. Вкрадчивый шёпот проникал в уши сладким ядом:
— Выпей! Будь с нами. С нами хорошо. Мы любим тебя.
Напевные слова завораживали. Я притянула чашу к губам. Голоса зашептали стремительней и яростней:
— Забудь о том, кого ищешь. Прими нашего бога. Сделай его их богом.
Из чашки высунулась тонкая щупальца и потянулась ко мне. Наваждение как рукой сняло. Не раздумывая, я отшвырнула зелье и подхватила лежавший рядом меч. Во время путешествия брат учил меня разным приёмам, а заодно тренировался сам — другого партнёра по спаррингу у него не было. Сейчас я была готова столкнуться с врагом лицом к лицу. Замахнулась на отступившую к костру тёмную вёльву. Неуловимым движением старуха выхватила клинок из складок собственной одежды. Как он там уместился? Парировала удар. Меч держала уверенно, словно и не старуха вовсе. Мы закружились в стремительном танце в такт музыки скрещивающихся клинков. Я сражалась с трудом, нанося самые сложные удары из своего арсенала. Вёльва отбивалась играючи. Да и не дралась всерьёз, совсем как подкупленные папой поединщики. Боялась меня задеть ненароком. Это сбивало с толку, бесило неимоверно. Коротким движением я отвела в сторону клинок противницы и бросилась наутёк. По петляющей между каменными сосульками тропе в кромешную тьму ещё одной галереи.
Не помню, сколько бежала без оглядки. Ноги не спотыкались, а стены будто сами расступались прочь с моей дороги. Сердце гудело, дыхание сбилось и вырывалось из груди сдавленными сипами. В лицо дохнуло прохладой, свежим воздухом. Это подстегнуло. Из последних сил я метнулась вперёд под бескрайний купол звёздного неба. Свобода! От радости не удержалась — запнулась за корягу и рухнула на твёрдую мёрзлую землю. Веки устало смежились.
Преследовательница коснулась меня. Ласково, не по-старушечьи, не по-женски вовсе — так по-хозяйски и вместе с тем отчаянно обнимают только влюблённые мужчины. Сильные, перевитые жгутами мышц руки баюкали меня, как ребёнка.
— Зачем ты бежишь от меня, родная? Зачем борешься? — жёсткий стальной голос заметно мягчился, был певуч и искренен, как никогда раньше. Я узнала его, даже не открывая глаз. Мой суженый из сна. Догнал всё-таки. — Оставь оружие, я не хочу сражаться, только не с тобой. Я люблю тебя. Мы сможем быть вместе всегда. Отчаяние и горе уйдут. Я дарую тебе вечную жизнь — только прими мою тьму.
Я рванулась, но его хватка оказалась слишком крепкой.
— Брат мой, Ветер, помоги! — мольба смешалась с надломленным стоном.
— Почему ты все время зовёшь его, родная? — суженый шептал всё так же ласково и печально. — Он не добр и не милостив. Он труслив, как забившийся в нору заяц. Он каждый раз бросает тебя. Это он посылает тебе невзгоды и страдания. Он убьёт тебя рано или поздно. Так почему ты отдаёшь своё сердце ему, а не мне?
— П-пожалуйста, отпусти, — еле выдавила из себя, хотя понимала, что суженый не послушает.
— Нет!
Он впился в мои губы поцелуем, вливая в мои уста тьму. Она спускалась по горлу и впивалась острыми пиками в самое сердце, бередила старые раны, возрождала тлен, о котором говорил Юле.
— Зверь, спаси, заклинаю! Не позволяй им сделать это со мной!
«Тогда ты умрёшь», — полыхнул на краешке увядающего сознания голос.
— Пускай! Лишь бы им не достаться.
«И цена будет непомерна».
— Я согласна на всё!
Сердце вспыхнуло вместе с присосавшей к нему тварью чудовищным пожаром. Теперь огонь действительно был везде: плавил плоть, обугливал кости, заставляя уже почти мёртвую оболочку осыпаться пеплом.
«И платить придётся не тебе», — было последним, что я услышала перед кончиной.
— Лайсве! — звал Вейас, нещадно хлеща меня по щекам.
Открыла глаза и поймала его руку. Я лежала у него на коленях. В вышине расстилалось заволочённое тучами чернильное небо. Падали снежинки, замирали на трепещущих ресницах и скатывали по щекам холодными каплями.
— Мы выбрались? — не веря, спросила я. Голова гудела, а мышцы стали вязкими, словно кисель, ленивыми.
Вейас кивнул на высившуюся за его спиной громадину Спасительного хребта. Рядом с нами спокойно паслись наши лошади. Живые!
— Лик истины и вправду ужасен, — я хлюпнула носом, пытаясь отгородиться от кошмарных видений. Жуткие образы навязчиво лезли в мысли и до ряби кружили перед глазами.
— Не думаю, что это был какой-то там Лик. Может, мы плесени, газа или грибных спор надышались. Они могут вызывать галлюцинации, я читал. Точно, там были грибы! — Вейас ухватился за разумное объяснение, как за спасительную ниточку, но я-то видела, что на нём лица нет. Из-за меня это или из-за того, что ему примерещилось?
— Как ты меня нашёл?
— Побежал по тоннелю вперёд, пока не оказался снаружи. А тут ты лежишь, — Вейас неловко передёрнул плечами и принялся перебирать пальцами мои волосы. — Я боялся, что ты погибла под обвалом.
— Расскажи, что ты видел. Расскажи, станет легче!
Он покорно лёг рядом так, чтобы наши головы соприкасались. Взял меня за руку и переплёл пальцы.
— Я видел вэса. Я ловил его, пытался подстрелить, но ничего не выходило — он оказался слишком шустрый. Тогда я попросил помощи у простолюдина. Он сам победил вэса и вручил мне его клыки. Я вернулся домой героем, меня приняли в орден, но потом… Простолюдин потребовал награду, и я отдал ему свои регалии и тебя в жены.
— Я не сопротивлялась? — мне теперь и за сказочного принца замуж не хотелось, что уж говорить о простолюдине.
— Нет… — выдохнул брат. — А потом я проткнул себя его мечом. Вогнал в живот по самую рукоять.
Вейас закрыл лицо руками и замолчал. Я поцеловала его в щёку, чтобы подбодрить.
— Я тоже видела странное. Как огонь боролся с тьмой.
— И кто победил?
— Все умерли. Я так уж точно, — теперь настала моя очередь всплакнуть, но Вейас притянул меня к себе и крепко обнял. Все кошмары истаяли, как тени в лучах яркого полуденного солнца.
— Давай пообещаем друг другу, что всегда будем вместе, я защищать, а ты ограждать меня от глупостей и вдохновлять на подвиги.
— Разве мы не обещали это перед побегом?
Вейас качнул головой и приложил обе моих ладони к своим губам.
— Можно, я открою тебе одну тайну? Только не пугайся.
— Не буду, — я заглянула в его красивые глаза. Жаль, что в темноте так плохо видно. Я бы смогла угадать по взгляду, о чём он думает. — Ты можешь сказать мне что угодно — ничто не заставит меня думать о тебе плохо.
Вейас приоткрыл рот. Вздохнул, собираясь с решимостью. Время тянулось не быстрее улитки.
— Я… — он закашлялся и отвёл взгляд. Я уже вся истомилась. Что у него за ужасная тайна, о которой даже я не знаю?
— Я… — он ласково провёл ребром ладони по моей щеке, совсем как суженый из сна. И потом вдруг: — Что это за шум?!
17.
Земля содрогалась, словно по ней нёсся прорвавший плотину поток. Грохот и треск давил на уши так, что становилось больно. Забыв об усталости, мы вскочили и выбежали на опушку еловой рощи, что укрывала выход из пещеры. Внизу расстилалась длинная лощина. Лысая, лишь на противоположной от нас стороне виднелись очертания невысокого кустарника, а за ними сотни летящих светляков. Да это же глаза! Я зажмурилась. Эфир искрил от сотни льдисто-голубых демонических аур. В лощине едва заметной тенью мелькнул фиолетовый всполох.
— Это нашествие! — испуганно зашептала я брату.
— Спокойно, они обойдут, — Вейас очертил рукой направление их движения и указал в сторону лощины, как раз туда, где я видела таинственный всполох.
— Там кто-то есть. Он не видит демонов из низины. Мы должны ему помочь!
— С ума сошла?! Мы в жизни не успеем, только сами пропадём, — попытался отговориться Вейас, но я не слушала. Не могла бросить попавшего в беду. Спасать людей от демонов — долг Стражей.
— Ты хотел, чтобы я вдохновляла тебя на подвиги. Но если боишься, оставайся.
Не тратя времени даром, я побежала к лошадям.
— Дура! — выругался брат и поспешил следом. На то и был расчёт.
Через мгновение мы уже мчали в лощину по крутому склону. Копыта гулко ударялись об стылую землю, ветер свистел в ушах, сердце трепетало в предвкушении опасности. Ниже, на самом дне, чуть левее от нас.