— Лайсве! — раздался над ухом отчаянный крик брата.
Я распахнула глаза. Темнота рябила круговертью радужных пятен. Гомон толпы отдавался в ушах болезненным звоном. Хотелось попросить воздуха, воды, но вышел лишь натужный всхлип.
— Вы клялись, что с ней всё будет в порядке! — гневно воскликнул Вейас.
— Я был уверен… Такого никогда не случалось, — нервно запинался Майлз. Его голос тоже звучал совсем рядом. — Простите, я мигом её вылечу.
С глаз спала мутная пелена, и в отблесках костров я разглядела нависшего надо мной брата. Его черты заострились и вытянулись от тревоги. Я хотела коснуться его, но тело гудело от слабости, а суставы ломило от малейшего движения.
— Лежи, — Вейас улыбнулся, и его лицо тут же смягчилось. — У тебя был припадок, как у этих, — он кивнул на толпившихся рядом ряженых.
Майлз сидел рядом на корточках и проверял мой пульс. Хмурился, я видела, и нервно кусал губы.
— Я снова не смог тебя защитить, — брат гладил меня по волосам и целовал в горевшие щёки.
— Ничего страшного, — после долгих усилий удалось прохрипеть мне.
В самом деле, это лишь очередной обморок. Всё уже проходит. Слабость отступает, оставляя после себя ноющую пустоту. Вот уже и пошевелиться могу. Я протянула руку брату и переплела с ним пальцы.
— Я знаю, какой путь в Упсалу выбрать, — голос сипел, ломался, но мало-помалу излечивался и он. — Через пещеру.
— А как же сырость и летучие мыши? — насторожился Вей.
— Да что они по сравнению с мороками варгов!
— Действительно, — добро рассмеялся брат и обнял.
Следующий день и ночь мы отсыпались в доме Майлза. Целитель отпаивал меня лечебными отварами и справлялся о здоровье, хотя от слабости не осталось и следа. В конце концов мне удалось его в этом убедить, и на рассвете второго дня мы выехали к пещере.
После происшествия на празднике я чувствовала себя по-другому: очистившейся не только телесно, но и духовно, по совести. Стало легко и весело. Я почему-то знала, что мы одолеем этот путь — огненный зверь не мог завести нас в ловушку и бросить, пускай я даже обидела его глупой просьбой.
Пылающий диск солнца лениво выкатывался из-за оставленных по левую руку Тролльих гор. Впереди от одного берега до другого раскинулся Спасительный хребет. Подножье густо поросло таёжным хвойником, мертвенно-серым и тихим в преддверии зимы. Вершины венчали ослепительные снежные шапки. Далеко на востоке едва заметным понижением обозначился Перевал висельников. А здесь, гораздо ближе к западному побережью между разлапистыми елями пряталась та самая колдовская пещера.
Мы проехали по маленькой рощице, кое-где покрытой проплешинами инистых разводов — видно, ночью в предгорье были первые заморозки, слишком слабые, чтобы удержаться под натиском пробуждающегося солнца. Безветрие навевало сонные мысли, лошади шагали мляво и разморено, то и дело спотыкаясь на разбросанных повсюду камнях. Впереди чёрной глазницей замаячил вход.
Мы спешились, на ходу перекусили, запалили заготовленные заранее факелы и, взяв лошадей под уздцы, тронулись.
— Гляди, действительно надпись, — я замерла у самого порога.
Будто рукотворный арочный проход возвышался в два человеческих роста. Наверху были высечены знаки — тонкие клиновидные палочки, то скрещивающиеся, то наоборот идущие параллельно, прямо и под наклоном.
— Доманушская письменность из до сих пор не расшифрованных, — задумчиво пробормотал Вейас. Взгляд сделался необыкновенно сосредоточенным.
— Ох! Неужели тебя заинтересовало что-то, кроме селянок и бюргерш? — пошутила я, но брат остался убийственно серьёзным. Вроде даже смутился отчего-то. Пожал плечами.
— По ошибке позаимствовал у отца книгу о новейших исследованиях Круга книжников...
— Помню-помню, ты ещё у Петраса что-то про лабораторных химер говорил, — я не смогла вовремя остановиться, хотя прекрасно видела, что Вея вот-вот замкнёт.
— Да без разницы. Пустое всё, — отмахнулся он и бодро зашагал в темноту вместе со своей лошадью.
Почему брат постоянно пытается казаться хуже, чем есть на самом деле? Вначале перед папой, а теперь вот передо мной… Раздумывать об этом времени не было. Пришлось быстрее тянуть свою лошадь следом, чтобы не отстать.
Сырость пробирала до самых костей — даже поясница заныла под ворохом шерстяных одежд. Ноги стыли в отороченных мехом сапогах. Сверху капала вода, разносясь по каменным залам эхом. Стены стекали застывшими струями плавленого воска, с потолка свисали мощные каменные сосульки, из пола росли их зеркальные отражения. Кое-где они встречались, образуя целые колонны с каменными грибными шляпами вместо капителей. Говорят, в пещерах красиво играет свет, отражаясь от подземных озёр и вкрапленных в скалу кристаллов, но здесь был один лишь серый камень. Длинный широкий коридор с едва различимым в вышине сводом петлял и кружил, словно исполинский змей, кольцами извиваясь под горами. Мы всё брели и брели по его чреву. От однообразной дороги слипались глаза и усталость настигала намного быстрее, чем если бы мы шли снаружи.
Я замерла у чаши зеленоватого озерца, разглядывая салатовые пятнышки от падающего света:
— Давай передохнём, поспим часок, а то ноги совсем не идут.
Бульк! — упала в чашу капля с нависших над ней сосулек. Бульк — ещё одна, оставляя за собой всё растущие и растущие круги на безмятежной глади.
— Не стоит, — Вейас поднял факел и указал вверх.
Между стволами сосулек вниз головами висела крупная стая летучих мышей, укутанных в плотные коконы кожистых крыльев. Брат опустил факел, боясь их потревожить.
— Тогда хоть поедим, — предложила я, наблюдая за капающей водой. Не удержалась и потрогала салатовое пятнышко. От моего пальца тоже пошли круги.
Вейас достал из седельной сумки два куска солонины, завёрнутых в овсяные лепёшки. На самом деле есть совершенно не хотелось, но один кусок пришлось взять, чтобы не слушать нотации. Брат уселся, подперев собой стену, и принялся сосредоточенно жевать, пока я в задумчивости щипала лепёшку и разбрасывала крошки вокруг себя.
— Чего не ешь? — хмуро спросил Вей, расправившись со своей долей. — Выкладывай уже, что тебя гложет.
— Помнишь, в истории говорилось, что пещера колдовская и здесь нам должен открыться Лик истины? Мы идём уже так долго, и ничего не происходит. Повсюду только этот тоннель. Всё слишком легко.
— Так и замечательно, что легко и что никого здесь нет, кроме поганых летучих грызунов. Перестань уже верить в эти россказни, как сопливое дитё!
Я обиженно засопела и принялась давиться лепёшкой с мясом, а потом заглотила побольше воды из фляги. От солонины жажда мучила дико.
— Идём, — не дожидаясь, пока я закончу, брат двинулся дальше.
Пришлось побыстрее вытирать рот и снова спешить следом. Минуло ещё несколько часов однообразной дороги. Я зевала на ходу и ни на что внимания не обращала. Думала только о том, как бы поскорей выбраться наружу и поспать хотя бы пару часов, пускай даже под холодным сиянием звёзд уходящей осени.
Вейас замер, и я со всего маху налетела на его спину.
— Что стряслось? — спросила, потирая ушибленный нос.
— Развилка, — Вейас перевёл факел вначале на большую галерею, уходящую влево, а потом на меньшую — вправо.
— Но в сказании о развилке ничего не было! — я понимала, что глупо обижаться на историю Майлза, она, вероятно, сильно исказилась за время, что передавалась из уст в уста, но от досады я ничего не могла с собой поделать.
— Конечно, не было. Через пещеру же шёл слепой… на ощупь, наверное, поэтому никакой развилки не увидел.
— Должны были увидеть другие! Что же теперь делать? Не возвращаться же обратно.
Вейас повёл плечами. До перевала далеко, сезон бурь вот-вот начнётся — точно на скользких камнях убьёмся.
— Попробуем наугад, — выдал брат. — Ты у нас счастливая, так что и выбирать тебе.
— Чтобы всю вину потом на меня спихнуть?
Паршивец невинно похлопал глазами и улыбнулся. Что ж, делать нечего — баб всегда к медведям первых отправляют. Такова, видно, женская доля. Я потопталась на месте и совершенно безо всякой уверенности шагнула в меньшую галерею. Она почему-то показалась мне более уютной. Послушная лошадка привычно ступила следом.
— Погоди, я метку оставлю, чтобы не заблудиться.
Вейас поднял с пола камень и принялся выцарапывать на скале у прохода крест. Земля под ногами задрожала. Моя лошадь испуганно всхрапнула и взвилась на дыбы. Не успев выпустить поводья, я полетела на пол.
— Лайсве! — закричал Вейас.
С потолка с жутким грохотом посыпались камни. Я прикрыла голову руками и больше ничего не видела.
Пришла в себя в кромешной тьме. Ни огонька, ни звука рядом.
— Вейас!
Ответило лишь разнёсшееся гулом эхо.
Я умерла? Стала тенью на том берегу Сумеречной реки и буду бродить здесь, не узнавая никого из родных, в полном одиночестве до скончания времён! Страх точил сердце ледяными когтями, по спине катились струйки пота. Кряхтя, я приподнялась на локтях и села, упёршись спиной в бугристую стену. Надо успокоиться. Что там говорили древние мыслители? Я чувствую, значит, существую. Содранные коленки и локти саднят, с разбитого лба течёт кровь. Я жива! Пока…
— Вейас! — без надежды позвала ещё раз — не помогло.
Надо куда-то идти, кого-то искать, но без факела я запнусь об камень и размозжу себе голову окончательно. Страх затаился на время, но я ещё ощущала его ледяное дыхание на затылке. Это мешало думать. Душили всхлипывания, по лицу текли солёные ручейки. Ведь не хотела я плакать вовсе! Утёрла лицо рукавом и заставила себя подняться, придерживаясь за стенку. Шагнула вперёд, осторожно проверяя ногой пол. Ещё шаг, и ещё. Обострившийся в темноте слух уловил глухое рычание. Рокот водопада? Не может же здесь медведь спать в самом деле. Охрани, милостивый Дуэнтэ!
Мелькнул огонёк, как отсвет факела.
— Вейас? — я спотыкалась и сбивала ноги об невидимые в темноте камни. Огонёк исчез. — Вейас, погоди, я здесь!
Сорвалась на бег — отчаянно не хотелось оставаться одной в темноте. Я всё-таки не удержалась и упала. Думала, точно проломлю череп, но меня подхватило ласковое рыжее пламя. Я подняла голову и уставилась в огромные синие глаза.
— Ты вернулся за мной?
Руки закопались в лохматую гриву. Огненный зверь благостно заурчал и опустил передние лапы обратно на пол. Света от огненной шерсти было намного больше, чем от факела. Теперь я видела пол и стены на несколько саженей впереди. Как в своём давнем сне я взобралась зверю на спину. Он понёс меня стремительными скачками по петляющему тоннелю. Тугие мышцы перекатывались подо мной, взведённой тетивой натягивалась спина и выстреливала семиаршинным прыжком. От восторга перед его мощью и скоростью спирало дыхание.
— Больше я тебя не отпущу, слышишь? — возбуждённо выкрикнула я, совсем не соображая, что и кому говорю.