Несколько мгновений мы пялились друг на друга, а потом одновременно отвернулись. Совершенно сумасшедший, больной на всю голову парень. Привязался же. Как от него избавиться? Он ведь и дальше за нами хвостом ходить будет. Вей этого не выдержит. Я не выдержу первой!
— Так какая у вас цель? Скажи, я ведь ответил на твой вопрос. Твоему брату назначили здесь испытание? Какого демона ему надо убить: йети, инистого великана?..
— Вэса.
— Что за он? Никогда о таком не слышал, — пляска теней и пламенных бликов искажало его лицо, облекая в причудливую маску. Вот таким я этого вэса и представляла.
— Вэс — один из стражей гробницы Безликого в Хельхейме.
Микаш приоткрыл рот. Что ж, мне удалось смыть спесь с его лица. Это радует.
— Вы едете в ледяную пустыню Хельхейма? Это безумие! Там никто не выживает.
Я криво усмехнулась:
— Если струсил, можешь дождаться нас на границе заледенелого моря вместе с туатами. Мы сами отыщем саркофаг Безликого, что раскаивается над бездной на семипудовых цепях, убьём вэса и добудем его клыки, вот увидишь.
Микаш стянул капюшон и взлохматил без того косматые волосы пятерней, а потом снова закутался по самый нос, явно ощутив, как мороз кусает уши.
— Так кто таков это Безликий, что его понадобилось хоронить в такой дыре да ещё выставлять демонов для охраны, — задумчиво поинтересовался он, словно всерьёз размышлял над этим. — Они там, чтобы никого к нему не пускать или чтобы его самого не выпускать?
— Ты не слышал о Безликом?! Да о нём всем в детстве сказки рассказывают.
— Мне в детстве сказки не рассказывали. Времени не находилось на глупости. Надо было работать, чтобы не умереть с голоду.
Да-да, даже пяти минуток на сказку перед сном ребёнку не получалось выделить. Кто его воспитывал вообще, медведи?
— Это создатель нашего ордена, того ордена, в который ты так стремишься попасть. Не знать о таких вещах стыдно.
— О! А ты знаешь, когда лучше всего сажать пшеницу, что делать, если корова не может отелиться или где искать отбившихся от стада овец? — он презрительно сощурился и склонил голову набок. — По мне, такие вещи не знать намного более стыдно. Они куда важнее для жизни, чем дурацкие сказки.
В груди комом стал ледяной воздух. Я протянула к огню руку, желая, чтоб он меня обжёг, и посильнее.
Да как он может! Да что он вообще знает! И что знаю я, кроме беззаботной жизни избалованной дочки высокого лорда? Какими, должно быть, глупыми видятся мои слова этому напыщенному простолюдину. В чём смысл? В моих сказках, в его выживании, в высокородной гордости моего брата или отца? Всё кажется одинаково тщетным, пустым. Хоть ляг и умри, замёрзни насмерть прямо здесь, на пороге конца света.
— Расскажи мне свою сказку, — сквозь пелену мрачных мыслей донёсся глухой голос Микаша. Он подсел поближе и легонько дотронулся до моей щеки, но как только я повернула голову, отпрянул.
Хочет посмеяться над глупостью богатенькой дурочки? Но я заговорила. Не для того, чтобы что-то доказать ему, а чтобы оправдать себя и своего любимого героя хотя бы в собственных глазах.
— Безликий был младшим сыном Небесного отца, самым упрямым и необузданным из его детей. Когда отец распределял между своими сыновьями наследство, младшему не досталось ничего, только клятва верности старшим братьям. Но Безликий отказался им подчиняться и ушёл бродить по нетореным тропам в поисках собственной, никем не назначенной судьбы. Долог и труден был его путь. Стоптал он семь пар железных башмаков, сломал семь железных посохов, изгрыз семь железных хлебов, прежде чем обрёл свои владения среди людей. На хранимом острове в Западном океане выстроил он свою твердыню, чьи необъятные стены хранили мудрые вороны и верные псы. Многому он научил людей: как ковать лучшие клинки, как драться, не зная поражения, как стрелять, чтобы всё время попадать в цель, как использовать дар, чтобы защищать слабых и обводить демонов вокруг пальца, как строить неприступные стены и копать широкие рвы. Он поднял людей с колен и сделал их господами Мидгарда. Но потом явился демон, который был вероломнее и сильнее всех остальных порождений червоточин. Он развязал кровавую войну и грозил уничтожить весь мир. Безликому пришлось оставить людей, чтобы сразиться с ним. Безликий победил, но был смертельно ранен в битве. Он удалился на край мира и там погрузился в вечный сон, что будет длиться, пока не наступит конец времён, и Безликий вновь вернётся к людям, чтобы повести их в последний бой.
— Сказочница, — снисходительно улыбнулся Микаш, когда я закончила, с трудом переводя дыхание.
Да что мне его похвала! Я прислушивалась к словам легенды, всё ещё звучащим у меня в голове скрипучим нянюшкиным голосом, и почти видела своего героя: далёкого, зыбкого, но вместе с тем самого подлинного из всего, что есть в нашем мире.
— Так это он объединил племена Сумеречников и написал Кодекс Стражей? — Микаш, похоже, из кожи вон лез, чтобы звучать радушно, но выходило неискренне. — Хотел бы я его встретить. Умный, судя по всему, был человек.
— Не человек — бог, — раздражённо поправила я.
— Конечно, бог. Ведь легче всего заставить людей подчиняться, назвавшись богом... или потомком бога, — стараться Микаш перестал. Видимо, надоело. И вновь превратился в саркастичного себя. — А по сути ничего божественного он не совершил: ну объединил людей, ну подкинул им парочку здравых мыслишек и ушёл, как уходят все смертные.
— Но он действительно был богом! Самым сильным, добрым, смелым и благородным! Он всех спас и ещё раз спасёт, когда придёт время. Ни один человек бы так не смог. По крайней мере, я таких не встречала.
— Это потому что в твоей легенде ни слова нет о том, каким он был на самом деле. Любил ли он ковыряться в носу? А, может, у него плохо пахло изо рта и были гнилые зубы?
— Он был самым лучшим, самым воспитанным и самым красивым. И не было у него никаких гнилых зубов!
Я нашла рядом ещё одну шишку, чтобы швырнуть в нахальную рожу, но Микаш придвинулся вплотную и развернул меня к себе.
— Ты сама говоришь о нём, как о человеке, как о мужчине, в которого влюблена без памяти.
Он издевался, а я от возмущения не знала, что ответить. Попыталась вырваться, но куда мне против этого борова. Микаш примирительно отпустил меня и отодвинулся.
— Нет никаких богов: ни твоих, ни наших степных, ни бога этих припадочных бунтовщиков с юга. Есть только мы, — он ударил себя в грудь ладонью. — И они, — указал на посапывавших неподалёку туатов, — демоны. Нас можно увидеть и пощупать, а остальное выдумки, чтобы бессмысленность жизни оправдать.
— Люди без дара демонов не видят и тоже не верят. Значит, туаты тоже не существуют?
— Для обычных людей — нет, пока те не начнут сводить их с ума своими плясками, — Микаш задумчиво уставился в огонь. Кажется, я загнала его в угол его же доводами, но он нашёлся довольно быстро: — Тем больше причин отправиться в Хельхейм. Там и увидим, был ли твой Безликий богом и существовал ли вообще.
Я задрала голову, пытаясь увидеть звёзды, но заснеженные ели и высившиеся над ними горные пики заслоняли небо. Но ведь они всё равно существуют: и звёзды, и небо, хотя сейчас их не видно. И Безликий тоже. Не важно, что мы найдём в Хельхейме. Быть может, там всё будет также сокрыто вечными льдами, но в своём сердце я почувствую его.
Я зажмурилась. Заскрипел под лапами снег. Послышалось глухое рычание. Не открывая глаз, я видела, как из извивающихся языков пламени вылезает огненный зверь. По телу растеклось приятное, бодрящее тепло, обволокло, когда он положил мне на колени свою огромную голову. Я гладила, перебирала пальцами огнистую шерсть. Зверь тоже не существует ни для кого, кроме меня, но я знаю, он подлинный, настоящий, что бы там ни говорили.
27.
— Поднимайся, соня, а то опять завтрак пропустишь, — ласково прошелестел голос Вея.
Я удивлённо распахнула глаза и уставилась в его таинственное в ночном сумраке лицо. Он обнимал меня и улыбался одними глазами.
— Я заснула на дежурстве? — сокрушенно спросила, хотя прекрасно знала ответ.
— Не переживай, никто не видел, — брат ласково потрепал меня за щёку, заставляя улыбнуться.
— Микаш видел, — я отвернулась.
Сколько времени мы уже провели на этой стоянке? Я давно потеряла счёт дням. Или дни сами потерялись неуловимыми тенями в царстве холода и вечной ночи.
— Кому какое до него дело? — Вей встал и потуже затянул пояс на одежде, чтобы не пропускать к телу лишнего холода.
— Я слабая, да? Я только мешаю.
— Не хандри. Я тоже мёрзну и валюсь с ног от усталости. Если бы не ты, я бы давно сбежал в Ильзар. И отец до конца жизни считал бы меня ни на что не годным слабаком. Но вот он я, одолел пол-Мидгарда, победил с десяток демонов без посторонней помощи, потому что ты вдохновляла и заставляла бороться. И сейчас, я уверен, всё получится, если ты будешь верить. Не только в меня, но и в себя тоже. Ты не хуже, чем любой из этих демонов и уж точно лучше меня и этого «пещерного длиннобородого» Микаша. Ну же, ответь, мы сможем, вместе, вдвоём? Если нет, то я попрошу туатов отвести нас обратно в Упсалу, тоже вместе. Потому что мы одно целое, и порознь нам нельзя.
Он снял рукавицу и протянул мне раскрытую ладонь.
— Нет, я... извини, — я тяжело вздохнула и заглянула в его глаза, уставшие, но полные решимости. Пушок на щеках превращается в щетину. Он взрослеет, мужает, скоро станет рыцарем, доблестным высоким лордом, как отец, лучше, чем отец. Я переплела с ним пальцы, а потом, не выдержав, обняла за плечи. — Я не буду больше хныкать. Ты прав, мы всё преодолеем вместе.
Мы направились к костру. Туаты разложили на бревне карту и, тыкая в неё пальцами, что-то бурно обсуждали вместе с Микашем. Я не переставала удивляться, насколько легко он влился в их компанию, учитывая, как настороженно они смотрели на него вначале. Да и сам он говорил, что не очень их жалует. Вот они хором засмеялись, покивали друг другу и расселись завтракать.
— Пару таких переходов и, если не возникнет трудностей, будем у заледенелого моря на исходе следующего месяца.
Два перехода?! Сдохнуть! Нет, я обещала не ныть, я выдержу, я смогу. Чтоб я сдохла прямо сейчас! Но я улыбалась и ела, старательно делая вид, что так же воодушевлена, как в начале пути. Я обязана дойти!
Дорога потянулась по кручам в гору, по обдуваемому всеми ветрами плато, вдоль глубоких ущелий по узким уступам. Лошади оскальзывались на льду, а из-под ног выскакивал щебень и падал в пропасть. А потом мы спускались по покрытым густым еловым лесом склонам к самому подножью.
Пурга зачастила, заставляя искать укрытия под широкими выступами горной породы или среди густого хвойника в низинах. Однажды нам вновь пришлось прятаться в пещере, только на этот раз там действительно зимовал медведь — сотрясающий своды храп был слышен уже на входе. Туаты уговорили нас подождать в стороне, а сами, вооружившись копьями и достав из сумок мешки с едким порошком, вошли внутрь. Послышался жуткий рёв, затряслась земля, с ближайшей скалы откололось несколько ледышек, и из пещеры выбежал разъярённый медведь. Тот, которого я видела в Докулайской долине в Кундии, был намного меньше! А этот как валун огромный, тёмно-бурая шерсть бронирована толстым седыми сосульками. Брат притянул меня к себе, и вместе мы, вдавливаясь в скалу, с трепетом наблюдали, как великанская туша пронеслась мимо, даже не глянув, и скрылась на другой стороне склона в пелене метущего снега.