— Заходите, он не вернётся. Мы знатно его припугнули, — позвал Асгрим.
От перцового запаха защипало нос. Аж слёзы хлынули. Но туаты споро развели костёр, дым от которого перебил весь запах. Горчил, конечно, и дурманил голову, но не так остро. Мы привычно стаскивали рукавицы и сапоги, натирали руки и ноги едким жиром, чтобы разогнать по телу тепло и избежать обморожений. Пили согревающий напиток и горячую кровь только что убитых туатами зверьков. Апатия накатывала такая, что ни жалости, ни отвращения я не испытывала. Всё поглощало желание выжить в вечной мерзлоте.
Черноту разбавляли лишь лунное сияние, клубившийся изо рта белый пар и отсветы пламени. Я уже почти забыла, как выгляжу при дневном свете. Губы растрескались. Лицо обветрилось и покрылось жёсткой коркой. Веки стягивало, оттого что приходилось постоянно щуриться. Нос шелушился. От худобы заострились колени и локти, только толстый слой шкур скрывал выпиравшие рёбра. Мышцы стали жёсткими и тугими, суставы почти не гнулись. Раньше меня не сильно заботила собственная внешность, да и в зеркало, по заявлениям нянюшки, я заглядывала гораздо реже, чем следовало. Не думала, что буду скучать по отражению собственных унылых глаз. Остальных я тоже видела лишь зыбкими очертаниями, масками в огненных бликах. Мир вокруг превратился в тени, словно не спасли меня туаты из царства Ходоков, а отправились в него вместе со мной. Неприкаянные, без устали, вперёд, в сердце холода и ночи.
На вершинах все звуки затихали. Асгрим говорил, что при свете солнца здесь можно разглядеть даже Упсалу и море. Дома и деревья превращались в букашек, в закорючки, нарисованные на карте. Тонкими сверкающими лентами прорезали складки гор полноводные реки. Причудливыми созданиями казались лесистые хребты, увенчанные белыми шапками вечных льдов. Вгрызались в небо, то сходили на нет, обрушивались до чёрных недр земли, где слышалось эхо реки мёртвых. И вновь поднимались исполинами каменные пики. Голос гор — тишина, тишина — их вековечная песня. А впереди хрусталём сверкала ледяная пустыня Хельхейма.
Быть может, вы увидим эти чудеса на обратном пути, если выживем. Если выживем — всегда прибавляли туаты, напоминая, что север суров, он не прощает ошибок. Один неверный шаг, и ты полетишь в пропасть. Но мороз может настигнуть, даже если ты не совершал ошибок. Медведицей белой, вьюжным ветром собьёт с ног, вцепится в грудь, и не проснёшься ты уже никогда. Ни ты, ни все товарищи из отряда.
А мир всё истончался, истирался в тёмной дымке. И уже не существовало ничего, кроме бредущего бредящего бреда. Ползущих по заснеженным склонам масок, теней, призраков, у которых нет ни чувства собственного замёрзшего тела, ни мыслей, а цель столь же призрачна и скрыта во мраке, как и сама дорога. Живых здесь нет. Живые здесь умирают.
Я сидела квёлая и разморенная у костра, и Вей решил во что бы то ни стало меня развеселить. Предложил потренироваться в телепатии. Мы устроились на шкурах, скрестив ноги, в стороне от остальных и повторяли то, что брат уже успел мне показать: синхронизировали дыхание и движения, плавно вошли в транс. Сосредоточенье бодрило, расшевеливало застывшее восприятие, наполняя хотя бы мысленный взор яркими красками и весельем. Брат раскрывал мысленный поток мне навстречу, я летела по тёмным тоннелям вслед за шустрыми серебристыми всполохами мыслей, хватала, как рыб за хвост, и как рыбы они выскальзывали у меня из рук и неслись прочь. Я гналась за ними, пока не врезалась в невидимую преграду.
— Ай! — вскрикнула я громче, чем следовало, и потёрла будто наяву ушибленный лоб.
«Не увлекайся, а то голову расшибёшь», — раздался в голове насмешливый голос брата.
«Это был телепатический барьер, да? Научи, как его выставлять или хотя бы как обходить!» — потребовала я. Надоело одно и то же до одури отрабатывать. Нет, я понимаю, опыт и всё такое, но хочется и новенькое пробовать, а то ощущение такое, что Вей меня всерьёз не воспринимает. Думает, что моего дара только на мелочёвку хватит.
«Рано ещё» — заспорил брат.
Я обиженно выпятила нижнюю губу.
«Ну, пожалуйста! Может, лёгкое внушение? Или гипноз? Или...»
«Отражение», — закончил за меня Микаш. Я вздрогнула от нахального вмешательства и обернулась. Он стоял рядом, подпирая собой стену, и пристально изучал меня.
«Отвали, а? Тебе что с нами мёдом намазано? — грубо отчитал его Вейас. — Не лезь, куда не просят!»
Вот сейчас и попробую. Сама, раз учить меня не хотят. Положила руку на плечо брату и представила, как обволакиваю его собственным спокойствием. А ведь я делала так раньше на празднике в Готланде. Не понимала, что это мой дар, настолько естественно всё происходило. Удивительно! Моё спокойствие переходит к брату. Колеблющиеся чаши весов замирают, уравновесив друг друга. Вей смягчился, я почувствовала, как под моими пальцами расслабились мышцы. Он повернулся ко мне и ласково улыбнулся.
«Продолжим?»
Я кивнула, исподлобья глянув на Микаша. Он пожал плечами и удалился. Должно быть, тоже скучает, хочет поговорить для разнообразия с кем-нибудь из своих...
«Какие ж вы, бабы, жалостливые», — издевательски хихикнул Вей.
Ах ты ж, не заметила, как он начал читать.
«Ну я тебе устрою!»
«Догони вначале!»
Мы мысленно бегали друг за другом и бесились, совсем как в детстве наяву. Только сейчас никто не мог подсмотреть за нами и упрекнуть в неподобающем поведении. Как же это было весело!
Когда мы отоспались, мести не перестало, разыгралось с новой силой. Снег валил сплошной стеной, вихрился, засыпал, грохоча ветром. Пришлось ждать. Туаты изредка выбирались на охоту, чтобы пополнить запасы, а мы маялись от вынужденного безделья. Я дремала, закутавшись в три шкуры, а Вей копался в своих вещах. Собирал во время путешествия мелкие сувениры: чешуйки амфисбены, коготь варга, шишку со странно скрюченной сосны. Он не был сентиментален, не любил хвастать, но зачем они ему, не объяснял. Время от времени украдкой вертел их в руках и разглядывал, как сейчас.
В конце концов он сложил своё добро обратно в сумку и направился к Микашу. Того на охоту тоже не взяли, напомнив, что он «длиннобородый» и к выживанию в горах не приспособлен. Он хмуро наблюдал за костром и дремал одним глазом. Вейас ощутимо пихнул его в плечо, чтобы разбудить.
— Чего расселся, увалень? Отрабатывай свой хлеб! — голос брата звучал раздражённо. С чего бы?
— Я и так отрабатываю! — хрипло проворчал Микаш. Со сна, видимо, в драку лезть не хотелось. Правда, трудился он во время разбивки лагеря и поиска пути побольше нашего, помогал и вникал во всё, в то время как мы с братом были простыми нахлебниками. Я уж точно.
— Мне-то какая от этого польза? — не унимался Вей. — Это мой поход, моё испытание, значит, будь добр, подчиняйся. Иначе я поверю, что слова Йордена о твоей верности были правдой.
Микаш скривился и понурил голову:
— Облобызать тебе сапоги или сигануть в пропасть? Даже и так, всё равно для вас я всегда буду увальнем и предателем.
— Кому нужны твои унижения? — Вей подцепил своим мечом ножны Микаша. — Давай просто кости разомнём.
Микаш пожал плечами. Оба скинули мешавшие двигаться меховые малицы и вышли на свободное пространство. Раздираемая любопытством, я подобралась поближе. Они обнажили клинки и стремительно сошлись, не дожидаясь команды. Я впервые видела, чтобы Вей дрался так отчаянно. Куда там тренировочным поединкам дома, которые он наверняка назло отцу проигрывал. Даже с самым страшным из встреченных нами демонов, амфисбеной, он не сражался и вполовину так яростно. Как будто на кону была его жизнь или даже нечто большее. Но... этого было недостаточно. Микаш отбивал даже самые хитрые из атак играючи. Не дрался всерьёз, нападал, но лишь для вида. В бою он выглядел совсем иным: лёгким, гибким, ловким, смертоносным. Не думала, что медведи могут быть такими. Насколько же он силён?
Вейас двигался с головокружительным темпом, отрывисто нанося точные удары. Я не могла предсказать ни единого его выпада. Клинки со скрежетом сталкивались, расходились и снова сталкивались.
От волнения хотелось выбежать к брату и помочь, но я уговаривала себя, что не стоит лезть под шквал наточенной стали. Ну же! Ты сможешь стереть самодовольное выражение с лица этого нахала, не отступай!
На рубашке брата выступили мокрые пятна, лоб заблестел от пота. Вейас начал замедляться. Я сжалась, предчувствуя, что исход уже близок.
Вей запнулся. Сердце ёкнуло. Но брат вывернулся невероятным образом и нанёс удар снизу, переплёл клинки, пытаясь выбить оружие из рук противника. Микаш спокойно отступил, дёрнув меч к полу. От резкого толчка и потери опоры Вей не удержал клинок. Эхо разнесло по каменным сводам звонкий лязг ударившейся об пол стали.
— Хитрость — хорошо, затмевающая разум ярость — плохо. Ты забыл, чему я тебя учил? — снисходительно спросил Микаш.
Брат поднял оружие, досадливо сплюнул себе под ноги и отвернулся. Я ощущала обуревавшую его досаду и неудовлетворение. И так нестерпимо горько стало на душе.
Я скинула малицу и потянула собственный меч из ножен. Не слишком искусный, но короткий и лёгкий, чтобы я могла с ним управиться. Вей учил меня защищать себя самой. Когда я буду жить одна, этот навык мне понадобится не меньше, чем умение управлять даром.
— Сразись и со мной, — позвала я Микаша.
Он нахмурился, оглядывая меня с ног до головы.
— С бабами не дерусь.
— Трусишь? — я с вызовом выгнула бровь. — Боишься, что «кисейная принцессочка» опозорит такого могучего воина, как ты?
Лицо Микаша напряглось, глаза сощурились, а губы сжались в тонкую полоску. Кивнул. Мужики! Как же легко их на слабо брать. Каждый раз срабатывает, хоть остроухий, хоть длиннобородый.
Я вскинула меч и встала в атакующую позицию, выставив ведущую ногу вперёд. Про себя мысленно проговаривала наставления, вспоминала приёмы, всё, что знала о фехтовании.
— Лайсве, не стоит, — попытался отговорить меня брат.
— Стоит. Почему веселье всегда достаётся только тебе? — беспечно усмехнулась я, стараясь скрыть неуверенность.
Микаш продолжал сверлить меня оценивающим взглядом, перекладывая меч из руки в руку. О, брат мой, Ветер, я совсем разум потеряла.
Несколько глубоких вдохов помогли отрешиться от страха и волнения. Сосредоточиться на битве и противнике. Мы сошлись. Я ударила легко, примеряясь. Нужно сохранять силы. Микаш отбил лениво, как бы и нехотя. Сделала другой выпад, ещё. Почему он такой зажатый стал, неповоротливый, с братом был совсем другим. Ударила сверху. Микаш покачнулся, отступил. Да что с ним? Этот бой ещё нелепее, чем с папиным трясущимся от страха поединщиком.
— Сражайся! Воспринимай меня всерьёз! — выкрикнула я и, забыв о наставлениях, принялась лупить со всей силы. Только бы заставить драться по-настоящему.
Но Микаш даже не защищался. Пятился назад, прикрывая грудь мечом, пока не уткнулся спиной в стену. Я подбила его оружие снизу и выдернула из обессилившей руки.