– Ах вы тютлики, песью мать! Вас полШНыра ищет! Ул, идиот, вообще без седла нырнул!..
Сашка набычился. В слове тютликибыло что-то особенно обидное, куда хуже песьей матери, которую и на боксе нередко запускали.
– А как в ШНыре вообще узна… – начала Рина.
Родион повернулся к ней всем телом. Рина видела, что он взбешен и лучше бы помолчать, но с ней произошла обычная для нее подмена. Надо было сделать серьезное лицо, а ей вдруг захотелось хохотать. Мышцы лица прямо сводило судорогами смеха. Она поспешно присела, притворяясь, что поправляет брючину.
– По-твоему, возможен двойной нырок, о котором в ШНыре не узнают?.. – заорал Родион и, чтобы не ударить хлыстом Рину, хлестанул себя по ботинку. – Чего ты зубы скалишь? Думаешь, болотопрошла? Да вас порожняком выкинуло!
Он дернул за повод Митридата, вскочил на него и тут только увидел в руках у Сашки сумку.
– А это откуда?.. Где взял, дурила? Дай сюда!
Сашка неохотно протянул ему сумку. Родион пробежал пергамент глазами, подержал нож, покрутил в руках древний арбалет. Обломанным ногтем придирчиво потрогал тетиву. Непонятно буркнул: «Да уж… это вам не шнеппер!»
– Это все? Больше ничего? – спросил он.
Сашка видел, что сумку Родион возвращать не собирается. Иначе он не перекинул бы ремень через плечо.
– Да вроде! – брякнул Сашка прежде, чем Рина успела упомянуть про гепарда .
Рина быстро взглянула на него. Теперь сказать правду, не выдавая Сашку, было невозможно. Сашке же стало вдруг вдвое жарче, чем раньше. В глазах завертелись красные пятна. Сопя, он вытирал со лба пот. Отдувался, не понимая, что с ним. Он не знал, что на двушкеврать нельзя, даже по мелочам.
Толкнув Митридата коленями, Родион заставил его спуститься в ручей. Конь зачавкал по влажной глине дна, без жалости дробя облака. Родион, сдвинув брови, ковырял что-то пальцем. Рина забежала по берегу – смотреть. На внутренней стороне сумки, на шершавой коже, отчетливо был виден знак: круг и крест.
– Что это означает? – спросил Сашка.
– Ничего, – ответил Родион сквозь зубы. – Просто картинка!.. Поехали! Возвращаемся!
Обратный нырок происходил под конвоем. Первым летел Митридат, за ним – Миних, замыкал Аскольд, довольный, что некому тяпнуть его за круп. Перед болотомРодион проследил, чтобы Сашка и Рина завязали глаза. Но даже и с завязанными глазами полет через тоннель стал кошмаром. Задыхаясь в ядовитых испарениях, Рина слышала непрерывный скрежет, хохот, крики. Чужие голоса протискивались к ней в сознание. Шипели фальшивой лаской, искали лазейку.
Рине чудилось, что она с закрытыми глазами пробирается через зал, где по десяткам экранов показывают фильмы всех возможных жанров. Выстрелы, лязг клинков, звон монет; рев гвардии, приветствующей императрицу; море, трущееся о гальку; кто-то нашептывает ей, как она красива и желанна; а вот еще кто-то разворачивает фольгу на шоколаде, и Рина слышит довольный тихий смех человека, заслужившего пять минут счастья и покоя.
Пока Рина слушала все сразу, ничего не выделяя, это было еще ничего, терпимо, но едва начинала отмечать какой-то отдельный фильм и с интересом прислушиваться, как остальные послушно затихали – и к ней в сознание утолщающейся змеей начинал вползать тот самый, отмеченный и выбранный.
В такие секунды Рина переставала страдать от вони болота , и она казалась ей вполне переносимой.
– Иди к нам!.. Ты только что с двушки . Хорошо тебе там было? Пот, усталость, боль… – шептали голоса.
Рина ничего уже не знала и ничего не хотела – только чтобы все поскорее закончилось. И болото , и двушка . Оказаться в своем мире, рухнуть в постель и выключиться. Что мерещилось Сашке, Рина не знала, но один раз услышала, как он закричал: «Оставь ее!» Кого «ее» – она так и не поняла.
* * *
Йушшшшп!
Тугой хлопок воздуха, вялый холод повисшей на коже пены – и они вырвались из болота . Рина сорвала с глаз влажную повязку. В их мире было гораздо светлее, чем на двушке , где они не пробились дальше рассвета.
Их ждали.
Со стороны солнца к ним метнулись два черных вырезанных силуэта. Берсерки. Все случилось мгновенно. Зубы гиелы щелкнули, немного не достав до шеи Аскольда. Гиела метила в горло, но ей помешал повод. Аскольд с болтавшейся на нем гиелой запаниковал, забился, теряя скорость. Спасая Сашку, Родион бросил Митридата на гиелу. Сашку мазнуло по лицу задранным перепончатым крылом. Берсерк, скалясь, махнул топориком, но гиела уже кувыркалась от мощного удара конской грудью. Берсерк цепко, как кошка, ухватился руками за седло. Удержался. Выпущенный из рук топор повис на длинном кожаном шнуре.
Второй берсерк атаковал Рину, зайдя на нее со стороны брюха пега. Умный Миних берег свой сытый животик. Он ухитрился на лету встретить гиелу двойным ударом задних копыт. Гиела увернулась и стала залетать с другой стороны. Родион, закинувшись в седле, головой на круп лошади, ссадил берсерка из шнеппера. Рину ослепила холодная вспышка пнуфа. Седло опустело. Гиела, удивленная необычайной легкостью, растерялась, завертелась и осталась позади – пеги продолжались нестись.
Отбросив разряженный шнеппер, Родион коленями вскочил на седло. Рина увидела его лицо. Оскаленный, осунувшийся, с глазами, покрасневшими от болота , весь в липкой пене урагана, он ничего не боялся потерять и потому был страшнее берсерка.
С седла он кинулся на первого ведьмаря и повис у него на плечах. Тот запрокинулся, пытаясь повернуть кисть с зажатым в ней шнеппером, чтобы выстрелить Родиону в голову. Перегруженная гиела, черпая воздух крыльями, провалилась между туч и исчезла.
Рина и Сашка, с трудом развернув пегов, долго кружили над лесом и полем. Под ними, в сетке грунтовых дорог, пылали солнцем железные крыши дачного поселка. Ни гиел, ни ведьмаря с Родионом они не увидели.
Митридат с пустым седлом кружил над ними. Потом коротким ржанием окликнул Миниха и полетел к ШНыру. Стремена болтались. У правого раскачивался привязанный на шнуре – по примеру ведьмарей – шнеппер Родиона. Переглянувшись, Сашка и Рина последовали за Митридатом. Летели молча, не глядя друг на друга.
Засеребрилась, пропуская их, защита. Повернули к пегасне, но весь луг перед ней был заполнен шнырами. Задрав головы, на них смотрели едва ли не с полсотни человек. Никто не махал, не кричал – все глаза были устремлены на пустое седло Митридата…
Рина махнула рукой, показывая на главную аллею. Сели у самого ШНыра. Кавалерия стояла на крыльце. Маленькая, выпрямленная, почти запрокинутая назад. Упорно смотрела над их головами.
К ним бежали. Рина спрыгнула с Миниха, сунула повод подскочившему Платоше. Сашка все никак не мог слезть с Аскольда – нога от волнения провалилась в стремя. Митридата уже ловили.
Рина, волнуясь, начала рассказывать о нырке, о схватке с берсерками. Сашка перебивал, пытался взять вину на себя. Кавалерия не отрывала глаз от пустого седла Митридата. Подошла к коню, дохнула ему в ноздри, прижалась к конскому носу лбом.
– Потом. Все потом! Родиона – искать! Покажете, где видели его в последний раз!
– Так в небе же… – растерялся Сашка.
– В небе и покажете! – гневно выдохнула Кавалерия в конские ноздри.
Перехватила Митридата за уздечку, повела к пегасне. Рина, догнав, торопливо рассказала о двух застрявших шнырах за стенкой тоннеля, у самой двушки .
Кавалерия на ходу, гневно:
– Я их знала… Пчела позвала меня, когда они были старшими. Потом оба пропали в один день… Болотоне место для выяснения любовных недоразумений. Думаю, освободятся, когда увидят друг друга, а не только себя! Никто другой им не поможет.
– Так они же – нос к носу!
– Можно видетьи – не видеть , – отрезала Кавалерия.
– Но любовь…
– Это была не любовь, а фехтование двух эгоизмов. Исчезни по-хорошему! – приказала Кавалерия.
Рина послушалась. Настырность настырностью, но приятнее тормозить самой, чем о бетонную стену.
Родиона искали до позднего вечера. Шныров – в том числе новичков – растянули широкой цепью. К дачному поселку первым вышел длинноногий Даня. Он не шел – верблюдил, – высоко задирая колени. Даня с осторожностью пронес макушку под воротами, и тут его коротко и сдавленно окликнули из кустарника:
– Эй!
Даня, вечно пребывающий в своих мыслях, сделал шага три, прежде чем сообразил, что существует рабочая вероятность, что окликнули его. С Даней такое регулярно происходило. Он настолько глубоко проваливался в себя, что вообще забывал, что у него есть тело, которое куда-то идет. Вспоминал, когда приходилось шарахаться от гудящих машин или ботинок внезапно зачерпывал воду из лужи, которая ему, самонадеянному самошагающему ботинку, ошибочно показалась мелкой.
– Эй… Пожалуйста! – догнал его голос.
В этом оторвавшемся от «эй!» одиноком «пожалуйста!» было нечто такое, что Даня, поколебавшись, просунул голову в кустарник. И ничего не увидел, только кучу листвы. Даня хотел переступить через нее, но куча выбросила загадочный корневой отросток и резко рванула Даню за стопу. Он охнул и обрушился. Куча выругалась. Даня увидел молодое, выпачканное землей, исцарапанное лицо.
На куртку из грубой кожи была натянута раскисшая от влаги хламида. Кто-то срезал слой дерна и, освободив от земли, закрепил, насыпав сверху листья. Даже черная вязаная шапка и та походила на куст.
– Тихо! Не ори!
Даня неосторожно двинул ногой. Коленом задел парня по бедру. Тот зарычал, стиснув зубы, ткнулся лбом в землю. Даня запоздало обнаружил, что правая нога у парня неестественно подвернута ступней внутрь.
– Ты всегда такой осел?
– Ну видите ли, все зависит от системы номинаций и принципов оценки… – с достоинством начал Даня. – Я ищу Родиона!
– Ты его уже нашел! Узнавать своих надо! Слезь с меня!
Подбежавшие средние шныры сделали из жердей носилки. Родион был зол. Сражение в воздухе закончилось не в его пользу. Мощный берсерк вывернулся – боднул в лицо каменным лбом и сбросил со своей гиелы, когда та, с трудом выровняв полет, была у самой земли. Родион упал на недостроенную баньку, сломал ногу, по крыше скатился в огород. Берсерк долго искал его, чтобы добить. Носился над домами, свешивался, смотрел. Родион забился в щель между баней и сараем, от бессилия сопел в паутину.
Боль приходила постепенно. Родион наяву видел грязную старуху с гнойными глазами, готовившую сверло и щипцы. Пока что она только примеривалась. Касалась ноги и отходила, но он по опыту знал – скоро возьмется всерьез.
Откуда-то вылезла грязная большая собака, стала брехать. Чтобы не выдала, Родион навалился на нее животом, засунул ей в пасть кулак, протолкнул глубоко, в самое горло. Собака давилась, ободрала запястье, но зубов сжать не смогла.
Берсерк пролетел над ними. Родион видел его мощную спину. Вспомнил запах дезодоранта, массивные золотые часы на запястье, довольное жизнью, сытое, самоуверенное лицо. Сегодня вечером берсерк сбросит с себя «рабочие» доспехи, спрячет топор, уберет шнеппер, сядет за руль дорогой машины. В уютном загородном доме его ждет красивая жена – первый сорт, сомнений нет. Да и остальное тоже первый сорт: лучшая еда, лучшие курорты, лучшая медицина. И дети, если есть, тоже первый сорт. В хороших школах, спортивные, загорелые.