Простая туника, длинные темно-синие штаны – одежда прислуги или поденщицы, выполняющей грязную работу. Но башмаки не те, что носят служанки: белоснежные с черной шнуровкой и узорчатыми прорезями, на блестящей черной подошве толщиной в два пальца – работа искусного ремесленника.
Она не прислуга. Принадлежит ли к знати, непонятно, что-то запутанное, но она сама себе госпожа. И я, видите ли, ее люблю, а эта демоница меня возненавидела и погубила мою репутацию, мое положение в обществе, мою будущность. Из-за нее меня могут казнить, а я все не теряю надежды достучаться до ее сердца, как несчастный влюбленный юнец… Но даже это не самое худшее. Тамя не маг. Больше ничего о себе сказать не могу, так как мое внимание было направлено вовне, а повторить трюк с «иглой грядущего» невозможно. Где, когда, почему я лишился магической силы – это осталось загадкой, но одно знаю наверняка: если я не хочу все потерять, мне туданельзя.
На мгновение наши с Хальнором взгляды встретились, и в первый момент в его темных глазах как будто мелькнула тень узнавания… В то же время он испугался – ничего удивительного, он же меня «убил»! Встретить убитого тобой – для иных людей это страшнее встречи со своим прежним убийцей.
Он отступил к стене, освобождая дорогу, а кот бросился от нас наутек. Я хотел оглянуться, но светловолосая мегера, тащившая меня вниз, обладала силой ожившей каменной статуи, и глаза у нее были бешеные, как у Дохрау, когда тот обещал, что все равно дорвется до глотки Унбарха.
Не знаю, что там было – будет? могло бы быть? – дальше. «Игла» растаяла без остатка, боль в сердце утихла, и всякая связь с этой зловещей сценкой прервалась.
Осталось ощущение, что там происходило много невообразимого, не поддающегося, за отсутствием подходящих понятий, никакому словесному изложению, но суть такова: я перестану быть магом, женщина, которую я полюблю, меня отвергнет и предаст, я потеряю все, что у меня есть – и вот тогда я наконец-то увижу Хальнора!
Искренне за него рад, однако платить такую цену за встречу с ним – слуга покорный. Впрочем, предупрежден – следовательно, вооружен.
Прощай, Хальнор, пусть твоя новая человеческая жизнь будет счастливее той, что оборвалась на пепелище Марнейи.
И ты, моя сероглазая негодяйка, тоже прощай. Чувствую, что я тебя уже люблю, но наяву мы с тобой никогда не увидимся, и ты не сможешь мне навредить. Если б я только мог, подарил бы тебе украшенные жемчугами гребни и умелую рабыню для ухода за волосами.
Я собираюсь в который раз всех переиграть. В моем видении присутствовали два человека и кот – что ж, я отправляюсь туда, где нет и быть не может ни людей, ни кошек.
Нижесказанное поймут немногие, но в избранном мной мире те мельчайшие частицы, кои образуют, соединяясь вместе, материальные вместилища для нашего духа, сцепляются друг с дружкой иным образом и в ином порядке, нежели в мире Сонхи и подобных ему мирах, вследствие чего конечный результат разительно отличается от того, который мы наблюдаем у себя. Кто сие рассуждение понял, тому честь и хвала, а кто не понял – невелика беда, не след вам над этим мудрствовать. Главное, что это позволит мне обмануть рок.
Засим еще раз прощайте!»
На том месте, где полагалось находиться монограмме, на шелковистую ткань свитка была налеплена зеленоватая сургучная клякса с оттиснутым на ней блокирующим символом-заклятием. Тривигис объяснил Венусте, в чем дело: Тейзург не удержался от последнего подвоха и в свою подпись под этим текстом вплел чары, из-за которых каждый, кто на нее глянет, провалится в омут извивающихся змеистых линий, терзающих пойманный дух, а потом, с трудом освободившись, несколько дней будет маяться головной болью.
– Все, что ли? – спросила Лиузама.
– Все, – Венуста скептически поджала губы.
Она ожидала от Тайного Свитка чего-то большего и теперь испытывала разочарование.
Погода выдалась под стать предстоящему действу: заволокшие небосвод облака плыли над горным замком медленной каруселью, сквозь эту круговерть пыталось продраться солнце, но его хватало только на тревожное светлое пятно, отливающее бледным золотом.
Цепляясь за железные перильца, Лиузама грузно поднималась по спиральной лестнице, оплетающей Башню Проклятий. На площадку она должна выйти одна, босиком, в черном ритуальном балахоне. Волосы цвета слоновой кости были распущены, как в тот день, когда Гаян впервые увидел ее на задворках ивархийского порта. Она то скрывалась за старой кладкой из тесаного камня, то опять появлялась на новом витке, упорно карабкаясь наверх.
Снизу на нее смотрели Тривигис с Венустой, Гаян, Ренарна, Айвар, десятка два кариштомских магов и учеников. Всем было ясно, что Верхние Перлы обречены. Бесполезно спорить о том, заслужила ли деревня грядущую кару, Лиум заплатила за свою месть золотом потонувших кораблей и теперь может прокричать с башни все, что взбредет в голову.
Наконец она добралась до верхушки. Встала на краю площадки, вскинула руки к небу, отчего широкие, будто крылья, рукава балахона съехали к плечам. Гаян подумал, что она, пожалуй, выглядела бы комично, если бы то, что сейчас произойдет, не было настолько страшным.
– Я проклинаю!..
Облачная карусель закрутилась быстрее, процеженный сквозь пасмурный наволок дневной свет померк, словно при солнечном затмении.
– Я проклинаю!..
Стало еще темнее, посередь небесной сумятицы беззвучно сверкнула молния.
– Я проклинаю Хальнора Камышового Кота!
Столпившиеся внизу зрители от неожиданности оцепенели, а сверху ударил целый каскад молний, окутав серебристой завесой вершину башни и приземистую фигурку с поднятыми руками.
Высокий голос Лиузамы прорывался сквозь сухой треск разрядов:
– Пусть то, что он с собой сотворил, убившись «клинком погибели», продолжается до тех пор, пока он не встретит снова Тейзурга с Унбархом и не узнает правду о том, что случилось с Марнейей и с ним самим, хоть даже это произойдет через миллион лет! Пусть так и будет!
Новый серебрящийся каскад и рокотание грома. Потом наступила тишина.
– Что она сделала… – потрясенно произнес Тривигис, первым решившийся заговорить вслух. – И почему же этого не сделали мы… И почему миллион лет, почему она ни с кем не посоветовалась?
– Дура, – заметил тощий, как жердь, чернявый маг в одеянии старшего ученика.
– Она поставила проклятию Хальнора ограничивающее условие и предопределила его исполнение, – сказала Венуста. – Вообще-то, остроумно – снять проклятие с помощью другого проклятия…
– Но почему через миллион лет?! – с нарочитой театральностью возопил еще один маг, обладатель потрепанной мантии с засохшей грязью на подоле и ухоженной волнистой бородки. – Она спятила – столько ждать?
– Она не умеет считать, – пояснил Гаян. – Наверное, решила, что этого времени Тейзургу хватит, чтобы вернуться в Сонхи. Она не представляет, что такое миллион, знает только, что это большое число.
Если бы он ей вчера все растолковал… Но он же не догадывался, что она задумала. Ему хотелось постоять в одиночестве на террасе и посмотреть на месяц, и он постарался поскорее отделаться от Лиум с ее миллионом.
– И что теперь будет? – нерешительным шепотом спросил Айвар.
– При нашей жизни, наверное, ничего интересного, – так же негромко отозвалась Венуста.
Не глядя на магов, Гаян направился к башне, ступил на дрогнувшую под ногой железную лестницу. Облака неторопливо растекались в разные стороны, проглянуло солнце. Этой лестницей редко пользовались – по ней ходили только те, кто собирался кого-то проклясть, и когда коснешься перил, под пальцами крошилась ржавчина. Гаян даже не знал, не нарушает ли, сунувшись сюда, какой-нибудь древний запрет… Но раз его не остановили, значит, не нарушает.
Огибая каменную стенку, он взбежал наверх. Лиум стояла посреди небольшой площадки, обессиленно опустив руки. Ее лицо казалось мокрым. Испарина или слезы? Дождя ведь не было, ни одной капли из этих вертящихся волчком облаков не упало.
– Почему ты не предупредила, что хочешь сделать?
– Так небось не разрешили бы… Я же тебе вчера говорила, клин клином вышибают, вот я и надумала… Проклятья, которые с этой башни, всегда сбываются, и то, что я сказала, тоже рано ли, поздно ли сбудется, тогда Хальнор себя вспомнит. А что я Тейзурга с Унбархом приплела, так от кого ж еще ему правду узнать, кроме как от них? И времени хватит, ежели миллион в десять раз поболе ста.
– Не в десять, но ты сказала – пусть хоть через миллион лет, не установила точный срок.
– Вот-вот, я и хотела, чтобы все само собой сложилось. Лучше поздно, чем никогда, правда же? А что до Верхних Перлов – шут с ними, я о них и думать-то больше не стану. Сами через свое жестокосердие и сквалыжничество так или иначе себя накажут.
Кариштом превратился в растревоженный улей, маги обсуждали событие и дискутировали о возможных последствиях, но Лиум никто не упрекал. Во-первых, бесполезно, во-вторых, небезопасно – пусть она незлая и отходчивая, но все ж таки Морская Госпожа, мать трех выводков, а маги в большинстве народ практичный. Это Евсетропид Умудренный был непрактичным – и где он теперь?
Задерживаться в Кариштоме было незачем, и вечером Гаян начал перебирать купленное в Эонхо дорожное снаряжение. Келью, где его поселили, озаряла неяркая магическая лампа в виде песочных часов. Он так привык бродяжить, что в уютной обстановке уже на третий-четвертый день всякий раз начинал испытывать тихую безотчетную тревогу. Разложив вещи на кровати, на облупленном лакированном столике и на широком подоконнике, он успокаивал себя тем, что вот же собирается в дорогу, когда дверь без стука распахнулась, и сияющая Лиузама выпалила:
– Он жив!
– Кто?..
– Да братик же мой, Кеви! Господин Тривигис и Венуста ворожили только что и нашли его, где-то он сейчас в западных от нас землях обретается. А раньше, верно, был под чарами спрятан, как она тогда и сказала. Вот хорошо-то, Гаян, теперь мы его найдем, и я для него сделаю самое главное! Я вот думаю, вдруг у него зазнобушка есть? Шестнадцать лет, самый тот возраст, чтобы в первый раз… Тогда мы его женим, чай, при таком-то богатстве за нас какую хочешь отдадут, и у них детишки появятся, вот радость-то будет! Сама родить не смогу, так хоть племянничков понянчу. Вот это, верно, и будет для Кеви самое главное… Ну, собирайся, завтра спозаранку поедем в западную сторону.
Глава 6
Чокнутый пес-демон
Эонхийская экспедиция уходила все дальше на юг. Саргафские плантации канфы и хлопка сменились рыжим плоскогорьем, похожим на разломанный засохший пирог из слоеного теста. Бездорожье, палящее солнце, забытые богами поселки с глинобитными и саманными хижинами – они ютились в укромных долинах, спрятанных в складках старой каменной страны. Интенданты реквизировали там продовольствие, расплачиваясь монетой ругардийской чеканки – без обмана, но местные жили натуральным хозяйством и в большой мир не выбирались, а серебром да медью сыт не будешь.
Отряд Тибора тайно следовал за войском. Тибор и Рис ехали на мулах, Мунсырех – на таком же массивном, как он сам, чешуйчатом звере, которого призвал невесть откуда еще в Саргафе. Остальные тролли трусили пешком, в выносливости они могли потягаться с мулами, а когда требовалось развить большую скорость, падали на четвереньки и мчались вприпрыжку, словно звери.