И еще — долг.
Честно говоря, у Тантаэ было еще больше поводов жаловаться на судьбу, чем у его юного друга. Его родителями были обыкновенные обращенные, ар-шакаи, из клана Пепла времени. Обычно дети у таких пар рождаются чистокровными шакаи-ар, во всем равными своим собратьям, но не таков был Тай. Шли годы, но кровавое наследие предков не спешило себя проявить. Тантаэ не тянуло на охоту, он не был подвержен внезапным приступам агрессии, а его самообладанию могли позавидовать восточные монахи. Если бы не телепатия и сверхъестественная, нечеловеческая сила, то Тая можно было бы принять за простого смертного… синеволосого и красноглазого. Из-за этого в клане его, мягко говоря, недолюбливали. К тридцати трем годам Тантаэ уже почти смирился с ролью изгоя, но тут привычный мир рухнул. Пепельный клан вступил в Войну… и исчез с лица земли. Выжил только Тай, не воин и, по меркам своих сородичей, всего лишь ребенок. И вряд ли бы будущий князь смог бы надолго пережить свой клан, если бы не вскользь упомянутое в давнем разговоре между родителями имя — Нейаран, Северный князь. Союзник. И — смутное воспоминание далекого детства — дивный замок высоко в горах.
Человек на многое способен, если пытается выжить. Что уж говорить о шакаи-ар? Через два месяца после печальных событий весть об уничтожении Пепельного клана все же дошла до союзников. И все упреки умерли у Тантаэ на губах, стоило лишь ему увидеть причину, по которой владыка Северного клана пожелал остаться в стороне от войны.
Максимилиан взял лучшее от своих родителей. Молочно-белую кожу и невероятную, невозможную силу — от отца. Черный шелк волос и безупречные черты — от матери. И, наверно, сама бездна подарила ему колдовские синие очи.
Совершенство. Маленький жестокий ангел, восторженным воплем встретивший последнего из Пепельного клана на пороге отцовского замка. И чем измотанный, озлобленный недочеловек , недошакаи-арочаровал юного Ксиля — одним богам известно. Проникнувшись непонятным доверием к незнакомцу, мальчик по первой же просьбе отвел его к отцу. Нейаран выслушал грустный рассказ о судьбе Пепельного клана и без колебаний предложил Тантаэ помощь и кров. Тай согласился — а куда ему еще было идти?
Первые месяцы Тантаэ боялся даже ненадолго оставить свое убежище. Наверное, именно страх одиночества, страх вновь остаться беззащитным перед лицом жестокого мира запустил древнюю программу, ввергая наследника Пепельного клана в пучину кровавого безумия. Тай постоянно испытывал жажду, заставлявшую его вновь и вновь спускаться в долину в поисках жертвы. Подобные отлучки редко длились больше двенадцати часов. Едва придя в себя, Тай спешил обратно в замок. Лукреция, супруга Северного князя, сочувственно поглядывала на юного шакаи-ар, но молчала. Она и сама была обращена в более чем зрелом возрасте, почти в семьдесят лет, и прекрасно понимала, что происходит в душе, когда мир внезапно сходит с ума. Нейаран же, лишь третий в роду после Второй волны демонического нашествия, был далек от любых человеческих переживаний. Единственным существом, которого по-настоящему беспокоили отлучки Тантаэ, был Максимилиан. Собственно, у юного наследника Северного князя было два любимых занятия — играть с Таем и исследовать окрестности замка. Когда Тантаэ спускался к людям, мальчик отправлялся к реке на поиски приключений. Это-то его и спасло…
Однажды, когда Тай возвращался с охоты, его внимание привлек разговор двух землепашцев. Они обсуждали появление в деревне странной женщины — то ли монахини, то ли колдуньи. Она пришла одна, пешком. Ее одежда была непохожей на традиционные женские наряды, а речь отрывистой. Тантаэ с ужасом осознал, что в селении объявилась одна из равейн.
А вдруг она охотится на него, Тантаэ?
Последнего из Пепельного клана охватила паника. Тай бросился бежать не разбирая дороги. Лишь к рассвету он пришел в себя и в изнеможении упал на траву. В голову лезли мрачные мысли. А что, если она приведет других? Нейаран могущественен, его сила несокрушима, но такими же неуязвимыми казались в свое время шакаи-ар Пепельного клана! И если его вовремя не предупредить об опасности, то княгиню Лукрецию и Максимилиана будет некому защитить… С трудом взяв себя в руки, Тантаэ поднялся и начал искать дорогу к замку. Это отняло почти сутки. Но уже на подходе он понял, что опоздал. Из черного провала двери отчетливо тянуло кровью… и безумием.
На полу, почти в центре огромного зала лежал, свернувшись в жалкий комочек, Максимилиан. Шальной ветер разносил по замку золотистую пыль — все, что осталось от Нейарана и прекрасной Лукреции. И везде — на полу, на стенах, даже, кажется, на высоком потолке, багровели зловещие подтеки и следы того, что раньше было человеком. Странной красивой женщиной в темных одеждах, пришедшей, чтобы забрать две жизни и оставить здесь свою…
Труднее всего было тогда не сойти с ума сразу. Взять себя в руки, сосредоточиться на главном. Тантаэ знал, что где-то в замке есть кристалл, активирующий защитные системы. Аллейн Северная не пожалела когда-то сил, пытаясь сделать это место самым безопасным на земле, и если бы Нейаран не пренебрегал этой защитой, надеясь лишь на собственные силы, то может быть, все бы и обошлось. Если бы, если бы…
В любом случае, активировать этот кристалл мог бы только Максимилиан, а он лежал без сознания. Поэтому первое, что сделал Тантаэ, — отнес ребенка в одну из верхних спален. К удивлению Тая, мальчик был инициирован. Видимо, та равейна и стала его первой жертвой. Если честно, последний из Пепельного клана не испытывал к ней никакого сострадания.
Потянулись долгие часы, в течение которых Тантаэ безуспешно пытался привести мальчика в чувство. Он перепробовал все: поил его собственной кровью, пробовал проникнуть в его сознание, используя телепатию, и снова и снова звал его. Бесполезно. Тантаэ казалось, что мальчик осознанно сопротивляется попыткам разбудить его. Под конец Таю удалось-таки обойти защиту юного шакаи-ар, и то, что он почувствовал…
Боль. Одиночество. Холод. Усталость. Зачем возвращаться в этот мир, где тебя никто, абсолютно никто не ждет? Лучше так. Спать, не видя снов, безропотно ожидая, когда это, наконец, закончится.
Тантаэ в ужасе отшатнулся. Он-то думал, что знает, каково это — видеть, как прежняя жизнь сгорает дотла, оставляя после себя лишь горький пепел ушедшего времени. Какая ошибка! И что теперь делать? Вернуть мальчика к жизни, которой он не желает — жестоко. Оставаться в крепости — опасно. Бежать и бросить егоздесь — невозможно.
Тантаэ хотел уже встать и выйти из комнаты, чтобы еще раз обдумать все в одиночестве, когда почувствовал, как детские пальцы доверчиво вцепились в его ладонь. В темных, как ночное небо, глазах светилась отчаянная надежда. «Не уходи, — попросил Максимилиан. — Не уходи…» И снова провалился в беспамятство.
Тантаэ судорожно втянул воздух, ставший вдруг невыносимо горьким, и понял, что никуда не уйдет. Ни этой ночью, ни следующей. Вообще никогда.
* * *
— Знаете, леди, не особенно умные люди спрашивают меня иногда: зачем я берегу его? Зачем ношусь с этим неблагодарным мальчишкой, как дурень с писаной торбой? Ксиль столько раз подставлял меня, ввязывался, не слушая советов, в поистине убийственные авантюры… — Пепельный князь опустил глаза, преувеличенно внимательно разглядывая узоры на деревянной столешнице. Выбившиеся из прически пряди мягко переливались всеми оттенками синего в лучах зарождающегося рассвета. Внезапно тонкие губы искривились в странной, почти болезненной улыбке. — Они удивляются… А я помню . Каждую минуту помню, с чего начался его путь.
С моего языка рвались какие-то глупые, утешительные слова, но я силой заставила себя молчать. Будто ему нужна моя жалость! Тантаэ неподвижно сидел, уставившись в одну точку. И догадываюсь, что видел он не замызганную столешницу с ополовиненной чашкой давно остывшего кофе.
— Не грустите… — это мой голос такой хриплый? — Было много плохого. И сгоревшие миры, и поломанные судьбы, и мертвецы… Вот только из пепла старой эпохи рождается новая, изломы судьбы складываются в дивный узор, а мертвецы давно уже истлели. Зачем тревожить их?
Тантаэ вздрогнул. Взгляд его глаз, отражавших рассветное алое небо, стал осмысленным.
— Зачем? Найта… Беда в том, что все повторяется, — он вздохнул и одним глотком допил горькую черную жидкость. Поморщился, оглядывая опустевшую чашку. — Семь лет назад, когда мы поняли, что яд действует необратимо, Максимилиан словно вернулся в тот день, на тридцать шесть веков назад. Но если тогда он просто терпеливо ждал смерти, не противясь ее приходу, то сейчас он бежит ей навстречу. Забивает оставшееся ему время какими-то мелкими делами, чтобы не задуматься и не испугаться. Ведь страх открывает все худшее в нас, заставляя совершать чудовищные поступки.
— Чудовищные — это да, — рассеянно подтвердила я. Голова шла кругом. — Но знаете что, Тантаэ? Я больше на него не сержусь. Вообще. Если до этого разговора и оставалось что-то такое, подленькое в душе, что требовало отомстить, то теперь — все. Просто люблю… Грустно только…
Слушая рассказ Тантаэ, я не заметила, как наступило утро. И теперь пустые дорожки постепенно наполнялись прохожими. Из приземистого здания столовой, скрытой от нас ветвями хвойного кустарника, доносился запах свежей выпечки и чего-то мясного. Алая полоска на горизонте зазолотилась, заливая окрестности ярким утренним светом. Со стороны бассейна и горок слышался плеск и первые взвизги утренних купальщиков.
Внезапно князь выпрямился, быстро оглядываясь в сторону аттракционов. Темные глаза сверкнули насыщенным алым, смывая печать грусти с аристократического лица.
— Вам не кажется, Найта, что эти крики не слишком-то походят на привычный гам отдыхающих?
Перед глазами мгновенно предстал злосчастный труп в полосе прибоя.
— Ох, нет!
Я мгновенно подорвалась с места и опрометью кинулась к бассейну. Тантаэ бесшумной тенью последовал за мной.
У бортика бассейна творился форменный хаос. Несколько служащих отеля переругивались на родном языке, тыкая пальцами поочередно то в воду, то в рыдающих на кушетке девчонок. Смешной лохматый парень в длинных шортах пытался успокоить бедняжек, старательно загораживая от них бассейн, в котором плавало…ой, мамочки… четыре трупа. Кажется, подростки. Один из них, тощий и белобрысый, еще клеился к Этне в автобусе.
— Оно набирает силу, — задумчиво протянул Тантаэ. На него несчастные утопленники не произвели никакого впечатления. Еще бы, с его насыщенной жизнью. — Сначала убивало поодиночке, потом едва сумело затащить двоих, а теперь вот четверо сразу. И, обратите внимание, все дальше и дальше от моря.
— Уже обратила…
Губы стали холодными и непослушными. В ушах звенело, как после глубинного погружения. Тантаэ удивленно оглянулся на меня:
— Найта, вы в порядке?
Я хотела сказать «да», но небо почему-то опрокинулось и почернело…
* * *
— Эй, подруга, просыпайся! Чтоб вас всех, а… Убери руки, я сама.
Бесцеремонный палец оттянул мне веко, и в глаза ударил яркий солнечный свет. Уже хорошо, значит, с небом все в порядке. Ага, и я всего лишь позорнейшим образом хлопнулась в обморок.