— Что вовсе не мешает смотрителям сориентироваться по ходу и не натравить милого монстрика на нас, раз уж вышла такая оказия… — добавила я.
— И это возвращает нас ко второй возможной причине. Банальной в наше время, и все же. Предположим, Орден проводит некие эксперименты, пытаясь создать совершенное оружие. Очередного «милого монстрика», как вы точно заметили, Найта. В преддверии войны, которая, как мы уже выяснили, стоит в ближайших планах инквизиции, это весьма вероятно. Продукт эксперимента вырывается на свободу. Вряд ли, при всем своем правдолюбии, они оповестят об этом своих возможных противников. Кроме того, убийства могут быть частью этого плана.
— Бред, — отмахнулась Этна. — Инквизиция не будет ставить опыты на людях. Для них человеческая жизнь, ну, чистокровных людей, а не магов, это главная ценность.
Князь заинтересованно посмотрел на нее, как будто она сказала что-то совсем не к месту. Потом очень вежливо спросил:
— А вы уверены?
И тут впервые на моем веку Этна — Этна ! — смутилась и покраснела.
Некоторое время мы все просто сидели и молчали, обдумывая сказанное. Потом Этне это надоело, и она начала собираться, утягивая меня за собой. Я кивком попрощалась с притихшим князем и тоже встала. Но когда я уже готова была закрыть за собой дверь коттеджа, услышала задумчивое:
— И есть еще одно предположение… еще одна возможная причина, наименее приятная из всех.
Я проглотила высказывание в духе «а что может быть неприятнее угрозы нашей жизни или войны?» и оглянулась. Князь все так же смотрел в сторону, и выражение его лица мне не нравилось. Точнее, мне не нравилось отсутствие на его лице вообще всякого выражения.
— Анализ модели, которую создали сестры Иллюзиона, показал, что у Ордена обязательно должен быть союзник. Третья сила, опасная, неконтролируемая… могущественная. Так почему бы этой силой не быть Древними?
Сердце пропустило удар. Я одной волей заставила себя снова вдохнуть и медленно прикрыть дверь.
Демоны и инквизиция? Нереально. Невозможно. Немыслимо, но…
…но почему же горло перехватывает от дурного предчувствия?
* * *
— И что ты думаешь об этом… разговоре? — Этна явно хотела сказать другое слово.
— Думаю, что Тай не сказал ничего такого, о чем мы не могли бы догадаться сами. Другое дело, как он все это преподнес, — я тоскливо вздохнула.
— А что ты имеешь в виду?
— То, что после его предположений я уже не горю желанием расследовать это самостоятельно и с гордым видом ухватить за хвост Орден. Потому что на другом конце хвоста может оказаться демон.
— Что за упаднические настроения?! — Этна возмущенно вцепилась мне в воротник. — Какая разница, демоны или эти, в балахонах? Ты что, просто оставишь все как есть? И пусть люди помирают?
Я аккуратно вывернулась из цепких пальцев, стараясь не смотреть в лицо подруге. На душе было препогано.
— Зачем же так сразу… оставить все. Но не обязательно же расследовать все самим. Можно поручить это дело заботам королев…
В зеленых, как мох, глазах полыхнули опасные искры.
— Мы и есть королевы, дура!
Хлопнула дверь. Я некоторое время сидела, прислушиваясь к стремительно удаляющимся шагам. Похоже, она действительно разозлилась. На что? На мою осторожность? Рассудительность?
Нет, дорогая моя Найта, это называется трусость. Нежелание взять на себя ответственность. А я-то думала, что Путь Королев навсегда избавил меня от этого прискорбного недостатка.
Этна позлится и вернется. Она громкая, конечно, но отходчивая. Если бы так же просто можно было бы заткнуть свою совесть…
* * *
Мне страшно.
Музыка бьется и наполняет пространство. Она расплескивается золотом, осыпается золой, веет дыханием моря. Музыка везде. Она влечет меня, пытается обмануть, запутать, подчинить своей воле. Кажется, что кроме музыки здесь нет ничего. Но я знаю, что это не так. Не может быть так!
Через некоторое время понимаю, что я права. Кроме музыки есть еще и нити, и их странное, невесомое плетение удерживает меня от погружения во власть мелодии. Убедившись, что я надежно защищена, вслушиваюсь в музыку уже с интересом. Что она представляет из себя? Откуда идет?
Одна из нитей, серебристо-серая, устремляется вглубь золотых волн. Тянусь за ней, и начинаю чувствовать. Осознавать.
На самом деле — мелодий две. Одна, сладкая, горячая, липкая (золото, море)— зовет. Другая, невесомая, как хлопья пепла,— скрывает ее. Перебивает. Лишает силы… Эта, вторая, гораздо тише, но… красивее. В ней нет резких, повелительных нот, дисгармоничных переходов.
Мелодии… сражаются. Сталкиваются между собой. С каждой секундой мне открывается все больше, Еще чуть-чуть, и мои нити дотянутся до того, кто выпевает эти мелодии. Еще чуть-чуть…
Вспышка.
* * *
Я медленно открыла глаза и тут же зажмурилась от света, ничего не понимая. Так, кажется, я заснула, не дождавшись Этну. Правая щека горела так, как будто я получила хорошую оплеуху.
Впрочем, почему «как?»
— Ну? Проснулась? — почти прошипела Виктория. Теперь, когда глаза чуть привыкли к освещению, я имела сомнительное удовольствие разглядывать встрепанную, бледную, не на шутку разозленную женщину. Судя по тому, как она потирала запястье, оплеуху я схлопотала именно от нее.
— Что-то случилось? — я заспанно протерла глаза, другой рукой боязливо натягивая одеяло до подбородка. Если честно, то я бы предпочла видеть на месте Самсоновой шакаи-ар или ведарси. Даже инквизитора! Уж больно нехорошее предчувствие…
— Она еще спрашивает, дрянь такая! — возмутилась из-за плеча сестры обычно спокойная Ксения. — Подсунула свою отраву в холодильник, и теперь радуется, что человека над унитазом скрутило!
До меня стало медленно доходить. Слабительное. То, которое я из мести подложила на полку. Они его все-таки выпили, вернее, выпила Виктория. То-то от нее запашок идет… характерный такой. Мерзость какая.
— А я-то здесь причем? — как можно спокойнее попыталась возразить я. — Я вам ничего не предлагала. Меньше будете в чужие стаканы смотреть.
Виктория коротко размахнулась и влепила мне вторую пощечину. Я оторопела. В последний раз с физическим насилием я встретилась в школе — если, конечно, не считать мое путешествие с князем, там вообще сплошные травмы. Тогда математичка заметила, что я списываю со шпоры, и врезала мне по пальцам указкой. Помнится, я ощутила то же самое, что и сейчас: глухую боль, стыд и обиду.
На глаза невольно навернулись слезы. А таким людям, как сестры Самсоновы, нельзя показывать слабость. Виктория подалась вперед, сгребая меня за шкирку. Вблизи противный прелый запах ощущался сильнее.
— Слушай меня внимательно, маленькая тварь, и запоминай. Сейчас ты пойдешь в ванную и будешь руками оттирать всю… грязь. Тебе ясно? Или…
— … или завтра мы идем в администрацию и жалуемся на твое асоциальное поведение. И тогда тебя с подружкой просто выкинут за ворота к чертовой матери!
Виктория встряхнула меня так, что перед глазами звездочки замелькали. По лицу снова потекли слезы. Нет, только не здесь! Я вырвала воротник футболки из вонючих пальцев и опрометью кинулась на балкон, захлопывая за собой стеклянную дверцу. Слезы обиды лились уже непрерывным потоком.
Я могу вступить в бой с инквизицией, со стражами, с нечистью, а вот дать бой хамству не могу никогда. Всегда теряюсь, плачу… о, боги… только и могу, что исподтишка сделать ответную гадость… ну разве это равейна, да еще королева… себя подставила, и Этну в придачу… Вот она бы справилась, она бы такое в ответ сказала, что эти старухи бы ее за километр потом обходили и кланялись на всякий случай…
Этна… Где же Этна?.. Неужели до сих пор злится? Размазывая слезы по лицу, я вслушалась в себя… и оторопела.
Этны не было. Нигде. Но она же мой луч, она не может просто так исчезнуть… Только если… Нет!
Море, песня, демоны… Демоны!
— Нет!..
Наверно, я заорала это вслух. Самсоновы нетерпеливо заколотили в стекло, в соседнем доме распахнулось несколько окон, из которых высунулись любопытные рожи. Некоторые пытались объясниться со мной жестами.
В груди нарастал странный комок из страха и раздражения. Кто-то покусился на мою подругу, мою!Словно в ответ, с моря налетел ледяной порыв ветра. Глухой рокот волн был слышен даже отсюда.
Шторм.
Ночное небо было даже не серым — черным. Низкие тучи разрезали лезвия молний. Бледные, синеватые — будто больные.
Грома нет, или у меня уши заложило?..
На лицо упали первые капли дождя, приводя в чувство. Я зло усмехнулась расплывчатым лицам в окнах и сиганула через перила, мягко спружинив ногами. Привычное видение мира сменила рваная нитчатая сеть, укрывающая жутковатое черно-белое пространство. Окружающее воспринималось очень просто: это принадлежит мне, это — кому-то еще, то — и вовсе ничье. Мысли стали четкими, ясными и уверенными, словно мое место заняла незнакомка, властная и совершенно взрослая. Где-то совсем близко — я скорее чуяла это, чем видела — нити тонули в золотом мареве музыки.
Ночной кошмар продолжается, да?
Я резко дернула одну из нитей. Узор пошел искрами, и меня выбросило прямо к золотисто-алому очагу. Пространство было каким-то вязким… мокрым. Долю секунды это причиняло мне неудобства, но потом я просто отбросила эту мысль, как ненужную.
Музыка оглушала. Теперь я ясно видела две сплетенные мелодии и их хозяев. Первая была жадной, жаркой и докучливой. Вторая… до нее мне дела не было.
Несколько нитей прошили мою ладонь, напитываясь силой. А потом я просто послала их в золотую, манящую, голодную глубину. Звали гостей? Так встречайте!
То, что всегда было моей сущностью — тьма и свет, бесконечно переходящие друг в друга, тихие лиловые сумерки после заката, взорвалось, раскалывая мир на две половины. Холодный, ослепительный свет и вязкая, теплая тьма. Нечто губительное… Страшное… но все же бывшее частью этого мира. А золотого чужака — в бездну!
И в унисон со звоном моих нитей гремела, сокрушая золото, вторая мелодия.
Волны — жадно, голодно, злобно,
Скованы льда паутиной холодной,
Новой ли жертвы ищете?
Душ-то потерянных — тысячи.
Обман пуст, как пуст зов,
Кому — гнить, кому путь нов,
Слушай сердце, смотри вглубь,
Моря тоска — окаянная губь.
Прочь от меня! Прочь от меня!
Прочь от гитары моей и огня!
Та, другая мелодия взорвалась гитарными аккордами и смутно знакомым голосом. Золотое марево затопила черная хмарь. В последний момент перед глазами мелькнуло удивительно красивое женское лицо, обрамленное ало-желтыми паутинными волосами. Исказилось от боли… И музыка, зовущая в бездну, стихла.
Я попыталась вдохнуть, но не смогла. Вокруг была только горько-соленая, плотная морская вода. Слишком много воды… В глазах уже темнело, когда я вспомнила о своей магии. Тварь из глубин погибла, теперь мне ничего не мешало просто взлететь к поверхности.
…На берег я выбралась с огромным трудом. Не столько из-за волн, со штормовым остервенением бьющих в песок, сколько из-за облепивших все лицо волос. Да уж, правильно Максимилиан сделал, что укоротил их тогда. Преогромнейшее ему спасибо.