– В этом мире нельзя больше жить!
Тут он был прав, только "мир" следовало заменить на "карету": от запаха близнецов тяжесть бытия начинала казаться, действительно, невыносимой.
Но вот мы прибыли: карета остановилась, и нас вытолкали взашей.
Высокая ограда из серого камня и стальные ворота с парой нависших горгулий выглядели не очень ободряюще. Мы были в районе пригородных имений. В очень, очень тихом районе.
Братья выбрались наружу, и Мертвый Язык дернул рычаг звоночка:
– Жрат!
Очевидно, слово являлось паролем, поскольку в воротах без промедления открылась калитка, и волосатый громила, похожий на приблудного пса, жестом велел заходить.
Кто-то из братьев деликатно пихнул меня в спину.
У меня ныла коленка, пустой желудок скребся о ребра, а в горле бушевал суховей. Я хотел жрат, я хотел пить, я был разъярен как бык. Вообще, человек я отходчивый и долготерпеливый, но всему есть предел.
Стуча зубами (я продрог, если вы помните), и шлепая босой ногой, я прошел внутрь. Олник двигался за мной, напряженно сопя.
Мы обогнули представительный особняк – действительно красивый, цвета беж, с башенками, стрельчатыми окнами и колоннами по периметру фасада. За особняком располагалось большое рукотворное озеро квадратной формы (в богатых домах такие штуки называют "бассейн", и в них плавают, а не стирают и разводят рыбу, как вы могли бы подумать) и скромный холм, покрытый изумрудной травой. На вершине холма красовалось газебо, то бишь беседка, слегка увитая плющом. Стойки из красного дерева поддерживали черную лаковую крышу. Подножие холма опоясывали кусты роз, уже готовые расцвести. Двое зеленых гоблинов с садовыми рукавицами выше локтя деловито удобряли кусты, черпая компост из тележки, в которую был впряжен третий гоблин, зеленый, как неспелая вишня.
Милая и пристойная картина.
Думаю, гоблины вдобавок сторожили особняк по ночам. Зеленые гоблины достаточно смекалисты, умеют обращаться с простым оружием вроде пращи и дубинки, не будят своих хозяев лаем, а что касается денег, то стоят они гораздо дешевле породистых собак, и куда медленней стареют.
По дорожке из плоского желтого кирпича мы поднялись в газебо. Не скрою, наряду с прочими чувствами меня терзало любопытство: о внешности Митризена ходили самые противоречивые слухи, большей частью брехня. Те же, кто видел его воочию, предпочитали держать язык за зубами.
Он сидел на банкетке за круглым мраморным столом, перебирая какие-то бумаги – хрупкий человек со склоненной головой и длинными седыми волосами. Тонкие кисти рук выглядывали из рукавов невзрачного серого халата. Моя Денежка медленно ворошил бумаги восковыми пальцами с длинными острыми ногтями.
Братья замерли перед столом, зажав нас между собой, как двух щенков. Розовый мраморный пол холодил ноги. Олник шмыгал носом и вертелся, будто ему приспичило.
С потолка на цепях свисало несколько вазонов с какой-то пышной растительностью, а рядом с самим Митризеном покачивалась клетка, где обреталась редкостная витриумовская канарейка; она изредка посвистывала на какой-то модный мотив.
Сервировочный столик на колесиках стоял неподалеку: их милость гроза кредиторов только что закончили принимать пищу. Ага, вот почему возница не торопился – пока нас везли, Митризен завтракал. Хотя по тарелкам этого не сказать – блестят, словно их отмыли. В одной сложены какие-то черешки вишневого цвета. Я напряг память и вспомнил: арцелла . Эльфийский лист, которому приписывают разнообразные полезные свойства. Не знаю насчет свойств, ни разу не пробовал это чудо – я не безумец, платить огромные деньги за простой зеленый листик. Огромные потому, что эльфы обоих королевств отказывались продавать его людям, однако контрабанда арцеллы из Витриума каким-то образом все же велась. До блокады лист арцеллы стоил в Хараште два полных золотых реала (неслабо, прямо скажем), а после… После она исчезла с рынка. Однако Митризен, видимо, каким-то образом ухитрялся получать эльфийское чудо, благо, лист арцеллы при должном хранении мог оставаться свежим около месяца. Скуки ради я пересчитал черешки и обомлел: главный по долгам в Хараште накушал на тридцать золотых реалов.
– А-а-а-апчхи-и!
Я незаметно пихнул напарника локтем. "Тут же нет эльфов, ты чего расчихался?"
Тишина. Не поднимая головы, Митризен шелестел бумагами, перекладывал их, сортировал, что-то подчеркивал острым ногтем. Так прошло несколько минут. В конце концов, мне захотелось свернуть эти бумаги трубкой и запихнуть ему в задницу.
– Предупреди вы нас заранее, я бы надел чистую рубашку и побрился.
Не слишком остро, не шибко оригинально, но не говорить же: "Да оторвись ты от бумажек, козел!"?
Движение бумаг по столу замедлилось. Руки Денежки дрогнули, голова поднялась…
– А-а-а-апчхи-и-и! Фатик, это же…
Я испустил протяжный вздох:
– Эльф!!!
Это был, наверное, самый уродливый эльф из всех, существующих в природе. Острый загнутый вверх подбородок и крючковатый нос впечатляли не меньше, чем красная плешь ожога на половину лица. Под трагически изломленными бровями сверкал хрустальной бирюзой единственный зрячий глаз, неестественно большой и слегка выпученный, с острым, как иголка, зрачком. Второй – плоский как блин – затянула мутная пленка: то ли бельмо, то ли последствие ожога. Да, эльфы живут вечно, но не застрахованы от увечий. А бывают увечья, исцелить которые и магия не поможет. Кстати, волосы у него были на самом деле седые.
Я глазел на него, пока он изучал нас в своей замедленной манере (Олник успех дважды чихнуть и один раз высморкаться в огромный клетчатый платок). Наконец Митризен уперся в меня взглядом. Его око напоминало глазок, пробуравленный в другой, чуждый всему живому мир. Дуэль взглядами продолжалась считанные секунды. Мне стало не по себе, мурашки пробежали по телу, и я отвел глаза первым. Этого он и ждал, кивнув удовлетворенно. На бескровных губах появилась легкая улыбка. Уверен, он ломал так каждого, с кем ему доводилось встречаться. Дело тут было не в магии или гипнозе, а… Внутренняя сила и уверенность в себе, понимаете? Он ломал любого, вытаскивая наружу его сомнения и страхи собственной непогрешимостью, и это было неизбежно, как наступление зимы (или лета, если вы не любите холод).
– У гнома аллергия на эльфов, если я не ошибаюсь. – А голос оказался неожиданно мягок. – Не страшно, пусть чихает.
Не страшно?
Я судорожно сглотнул.
– Никак не соберусь с мыслями, – и это он сказал в форме доверительной беседы, с мимолетной улыбкой, обнажившей ровные зубы. – Подумайте вот о чем, – он вдруг сложил ладони домиком, так что острые ногти соприкоснулись со стуком кастаньет. – Наш город в ужасном состоянии. Дороги разбиты, канализация требует капитального ремонта, дома разрушаются. Мэры округов воруют, судьи берут непомерные взятки; одним словом, коррупция процветает. То и дело происходят расовые волнения… Кроубские пираты блокировали морские пути с подачи Фаленора. Вортиген… Знаете такого? – Он спросил это так, словно Вортиген был не диктатором Фаленорской Империи, а мелким воришкой-задристанцем из Ночной Гильдии.
– Лично не знаком, – сказал я.
– Но в Фаленоре бывали?
Допрос? Хм.
– Бывал. Бывал даже в Адварисе.
– Красивая столица…
– Мрачное место.
– Да? – Эльф сделал неопределенный жест ладонью. – Мне показалось иначе… Впрочем, все течет, все меняется… Что, говорят, небо над столицей теперь закрыто облаком пепла?
– Так точно, сэр. Это колдовское облако… Подавитель любой магии, кроме магии смертоносцев Вортигена и скованных чародеев . На улице нужно носить специальную маску, сэр. Пепел все время сыплет с неба. Силы же чародеев питает постоянная гекатомба…
Олник громко чихнул. Митризен вздрогнул и щелкнул пальцами.
– Так бишь о чем я? А, блокада! Оставим, оставим Фаленор его владельцу … Блокада… Северные королевства, лишенные отныне морских торговых путей, и Фрайтор скоро объявят войну хараштийскому Мегасиндикату. Горные эльфы шалят… гм, гм… – Он сделал паузу, во время которой его глаз блуждал где-то в районе моего лба. – Рассуждая метафорически, наш город сейчас напоминает место, куда сливают отходы. Там темно и плохо пахнет. И в это время люди, серьезные бизнесмены, сворачивают свои операции, не имея возможности получить деньги с векселей, потому что другие люди не оплачивают долги! Тогда зачем они занимали? Они же видели, что город последние пять лет неизбежно клонится к упадку? Не понимаю…
Это была преамбула. Амбула прозвучала без промедления – все тем же голосом, гладким, как шелк (забыл добавить – грянуло очередное "А-а-а-апчхи-ии! "):
– Видите ли, господа… Некоторая часть ваших векселей… гм, окольными путями осела у меня.
Будь я на тридцать лет старше, я бы ухватился за сердце, точно вам говорю! Часть векселей? О боги, о небо, о преисподняя! Эти векселя, похоже, плодятся как крысы в канализации!
– Дело вот в чем, – его голос зажурчал, составляя жуткий контраст с бирюзовым оком, которое сверлило почему-то только меня. – Это та часть векселей, что не была выкуплена единым лицом, ныне владеющим всем вашим имуществом, включая квартиру.
Единым лицом? Да тут впору заподозрить всемирный эльфийский заговор!
Канарейка перехватила лапками жердочку, и чирикнула на мотив популярной песенки "Шагаю я по улице, имел я всех в виду!".
– Ими успел завладеть некий человек, предоставивший эти векселя мне.
Олник издал страшный утробный звук, чтобы замаскировать одновременно чих и ругательство.
Человек? Проклятые загадки проклятого заимодавца!
Я сделал выдох, потом глубокий вдох, пытаясь справиться с потрясением:
– Но мы банкроты! У нас отобрали все нажитое! Отобрали имущество! Квартиру отобрали!
Митризен легонько кивнул, на его ужасном лице заискрилась улыбка:
– О, юриспруденция Харашты! Квартира была записана на подставное имя, но у вас и ее отобрали. Лицо, которое действует против вас , многое знает и умеет. Ваши знакомые из Ночной Гильдии знают не так много, иначе они рассказали бы вам, что после первого заседания суда прошло второе, закрытое , на котором в пользу кредитора было отчуждено все ваше имущество, даже то, которым якобы владеет дедушка этого гнома. Я же сказал: судьи Харашты берут непомерные взятки. Так что теперь в публичный реестр прав на недвижимость, гм, занесено другое имя. Впрочем, моих векселей все это не касается. Я, как вы понимаете, работаю с долгами вне юридического поля.
Угу, это я понимал. "Вне юридического поля" было легким эвфемизмом таких выражений, как "Гони монеты, тварь!", "Хочешь, чтобы тебе голову расшибли и руки сломали?" и "Не отдашь – прирежу".
– Мы понимаем, сэр.
Иногда я могу быть подчеркнуто вежливым, особенно когда внутри у меня разгорается пожар, а по сторонам стоят болваны, способные открутить мне голову двумя пальцами.
Митризен улыбнулся.
– Что ж. Значит, мне не понадобиться растолковывать некоторые вещи .
Он, похоже, имел в виду расчлененку и иные способы убеждения.
– Мы понимаем специфику вашей работы, сэр. – Я поймал себя на том, что пытаюсь уклониться от его взгляда, блуждая глазами по беседке.
– Отлично. В Фаленоре вам не понравилось?
Гритт! Чего добивается этот шакал?
– Сэр, я уже говорил: Фаленор – место мрачное, а Адварис попросту страшен… В последний раз я едва спас своего нанимателя от имперского смертоносца. – Воспоминание накатило ледяной волной. Белобрысый смертоносец… Вряд ли это существо можно назвать человеком – набитая магией тварь, быстрая и опасная, и при том неимоверно выносливая и живучая, вместе с отрядом обычной стражи гнала нас до самых предгорий Джарси. – Империей правит узурпатор-безумец. В нем часть демонской крови, полученная в результате ритуала черной магии…