— Но я ведь уже сто раз рассказывала!
— Не упрямься, Агата, здесь тебе не детский сад!
Агата вздохнула, закрыла глаза и представила себе несуществующий уже Котел. Непонятное, близкое, странное, страшное и бесконечно-бесконечно печальное…
— …невозможно, — бормотала Осипенко, пальцы ее метались над столом, точно что-то печатали или сплетали какую-то картинку, — но это совершенно невозможно…
Келдыш сидел, подавшись к Агате и подпирая подбородок руками. Отозвался невнятно:
— И тем не менее…
— Магия — стихия, а не разумное существо. С ней невозможно общаться или о чем-то договариваться.
— Скажите об этом Агате. Или самой магии.
— Значит, ты ею никак не управляла?
— Я не умею, — сказала Агата. — Управлять. Я вообще никаких команд… то есть заклинаний не знаю. Я просто ее отпустила.
— Безответственно, — сказала Осипенко рассеянно. — Крайне безответственно.
Келдыш поглядел на нее и поднялся.
— Вы на сегодня закончили?
— Да-да, — так же рассеянно сказала Осипенко. — До завтра.
— Маркеры снимите.
— Что?
— Снимите с нее маркеры. Не хотите? Сам сниму. Постойте-ка, — он придержал Агату за плечо. Быстро, не прикасаясь, провел ладонью вдоль ее тела, она чувствовала тепло его руки и видела изредка посверкивающие искорки — как от наэлектризованной ткани. Келдыш выпрямился и повернулся к Осипенко. Та глядела на него, поджав губы. — Не думаю, чтобы Констанц давал вам разрешение на круглосуточное наблюдение. Я поставлю в известность правомочного опекуна. До завтра.
До Агаты дошло только в машине.
— Она что, за мной следила? Постоянно?
— И записывала.
Агата судорожно вспоминала, что делала и говорила в последние дни. Ой, кажется, они со Стефи обсуждали парней… и Келдыша тоже… и еще много чего…
Игорь кинул на нее быстрый взгляд:
— Теперь не будет.
— А вы можете научить меня? Ну, разряжать эти… маркеры?
Он помолчал.
— Попробуем, — неожиданно завернул руль вправо, съезжая с дороги на захламленный пустырь за каким-то зданием.
— Что, прямо сейчас?
— Думаю, у вас не так уж много времени. Смотрите, — он протянул ей руки. — На одной сейчас маячок…
— Маячок?
— Маркер, метка. Попробуйте определить, на какой именно.
Агата с подозрением осмотрела его руки — руки как руки. Чистые… Она что, должна просто ткнуть наугад — угадает или нет? Келдыш перевернул их, показывая, как фокусник, пустые ладони.
— Закройте глаза. Попробуйте увидеть их внутренним зрением.
Если оно такое же плохое, как и… наружное, фигушки она что увидит. Агата послушно закрыла глаза.
— Что я делаю? — спросил Игорь.
Она почувствовала тепло, скользнувшее по щеке.
— Вы… ну… — от смущения язык еле шевелился. — Меня гладите. По лицу.
— Даже не дотрагивался, — мягко сказал Келдыш. — Нет, не открывайте глаза, следите за моей ладонью.
Либо то, либо другое… Тепло снова приблизилось — теперь к глазам. Замерло. Веки задрожали от усилия, чтобы не открыться, и Агата вдруг увидела тепло как цвет — желто-красный цвет. Тепло отдалилось, но теперь она за ним следила: качнулось, повернулось и… исчезло.
— …сжали руку в кулак… — Агата раскрыла глаза.
Игорь держал кулак перед губами. Кажется, был доволен — ничего у него не поймешь.
— А теперь снова поищите маркер. Даю подсказку — он на этой ладони.
Агата взяла его руку и опять закрыла глаза. Вертела головой так и эдак. Ничего не поймешь — цвет, прожилки, пятнышки…
— Попробуем по-другому. Открывайте глаза. Проведите рукой над моей ладонью. Чувствуете тепло? Хорошо. Теперь подальше. Отлично. Попробуйте — тепло везде одинаково? Не спешите, у вас все получается.
Да, кроме управления своей собственной магией… Агата водила рукой над его ладонью. Тепло, тепло… ай! Агата отдернула руку и почесала ее.
— Что? — спросил Келдыш.
— Вот, кажется, здесь, — ткнула под его безымянным пальцем. — Колется.
— Отлично. А теперь скажите… хотя нет — вы можете просто пожелать, чтобы маркер не работал. Вперед. Теперь проверьте. Нет? Дайте я проверю…
— Так, — Келдыш завел машину. — Поехали.
Так — получилось или так — нет? Наклонившись, Агата заглянула ему в лицо. Не отрывая глаз от дороги, Игорь сказал нехотя:
— Теперь таким образом проверяйте и демаркируйте себя всегда, когда уходите из Института. Да и в течение дня — тоже, на всякий случай. Мало ли кто будет мимо проходить, подсадит еще жучка…
Агата с недоверием оглядела собственные ладони. Неужели получилось? Прямо сразу получилось?
— А может, вы меня сами учить будете? Видите, все получилось с первого раза!
Келдыш как-то криво усмехнулся.
— Нет уж. Это чревато.
— Чем… чревато?
— Многим. И вообще, вы за десять минут освоили то, что другие изучают месяцами.
Агата сжала коленками горевшие ладони. Не похоже, чтобы он этому радовался.
Но она же в этом… не виновата?
— А вы заметили, что Осипенко даже не спросила, куда подевалась ваша бабушка? — спросил Келдыш.
— Ну и что? Бабушка, наверно, ее предупредила.
— Может быть, — согласился Келдыш. — Только уж как-то очень вовремя подвернулась эта путевка…
Агата промолчала. Он намекает на то, что бабушку специально услали подальше? Зачем и кому это нужно? Может, бабушка права, и Келдыш действительно немного… параноик? И потому в любом пустяке ему видится заговор?
Глава 9
Зверинец
— Агата, здравствуй! Я жду тебя сегодня в двенадцать ноль-ноль.
— Здравствуйте. А… кто это?
— Иванов Павел, ректор Академии, — голос мужчины в телефонной трубке стал слегка удивленным. Видимо, все должны были узнавать ректора не то что с полуслова — с полувздоха.
— Здравствуйте, Павел, — еще раз сказала Агата. — А зачем… где вы меня ждете?
Иванов удивился еще больше.
— В зверинце, где же еще? Мы же договаривались с тобой об индивидуальных занятиях.
Ни о чем таком они не договаривались. Агата не думала, что ректор вообще о ней вспомнит.
— Но… — начала Агата. — У меня…
— Экзамены? Ну, это все пустяки. Ты все успеешь.
— Ну в смысле… я же еще должна каждый день ездить в ИМФ на исследования.
— К Ноночке?
Агата моргнула. «Ноночка»?!
— Ничего страшного. Я уже с ней договорился, она согласна. Очень уступчивая девочка.
Агате вдруг стало весело: она представила, с каким скрежетом зубовным Осипенко уступает ивановскому бодрому напору, — наверное, вся телефонная трубка обгрызена до проводов. Вот только… в курсе ли ректор о том, что вообще произошло после Дня открытых дверей в Академии, а если не в курсе, захочет ли с ней работать?
Агата глубоко вздохнула.
— Знаете, Павел, я, вообще-то, сама ничего не решаю… СКМ, а еще Божевич мне запретили…
— Вздор!
— А?
— Послушай, Агата, дружочек, — сказал ректор энергично, — в жизни не поверю, что кому-то из семьи Мортимер можно хоть что-то запретить.
— Так вы… знаете?
— Ну это же очевидно с первой минуты! — с нетерпением сказал Иванов. — Мы слишком много времени теряем на пустые разговоры, ты уже должна быть в пути! Машина ждет у дверей, пропуск Антон тебе выписал. Твоего куратора не приглашаю — животные не любят носителей огненной магии, — те, как правило, охотники. Итак, через час!
«Это очевидно с первой минуты». Наверное, очевидно всем — всем, кто знал ее родителей или бабушку. Наверное, они смогли обмануть только самих себя и интернатовцев, да и то на время.
Конспираторы. Подпольщики.
Казалось, сегодня всё повинуется деловитому настрою Иванова: быстрые сборы, быстрый «досмотр» на воротах, быстрая поездка до знакомого «трилистника». Старшекурсник, дежуривший на дверях в Академию, только мельком глянул на пропуск.
— К Павлу? Сумеешь найти зверинец?
Сумела. Только не так быстро как хотелось бы ректору — тот уже в нетерпении подпрыгивал у входа, точно упругий блестящий мячик.
— Ну где же ты? Я сейчас убегаю на ученый совет, буду в лучшем случае через час. Знаешь, что мы сделаем? Ты дашь животным к себе привыкнуть…
— Может, мне их покормить?
Иванов фыркнул:
— Тогда уж потом сразу и клетки почисти! Просто посиди здесь, отдохни. Послушай.
— Что послушать? — Агата опустилась в указанную кресло-качалку, накрытую старым клетчатым пледом.
— Их, — Павел кивнул подбородком на вольеры. — Не обращай внимания на запах, ты скоро привыкнешь. Просто расслабься. Я скоро!
И мячик упрыгал. Иванов же такой старый — наверное, старее бабушки, откуда в нем столько энергии? И почему все ей предлагают расслабиться? Сначала Осипенко, теперь вот… ректор-смотритель. Она что, такая напряженная? Агата погладила свой лоб — нахмуренный. Разжала челюсти. Попробовала улыбнуться — но уголки губ упорно ползли вниз.
Напротив, в вольере, сидел бурый медведь и, наблюдая за ее гримасами, покачивал головой. Не одобрял, наверное. Агата показала ему язык.
Ну и зачем она сюда приехала? Хотя, конечно, лучше здесь, чем в лаборатории Осипенко. «Ты должна научиться контролировать свои перемещения! Ты должна действовать более целеустремленно, представлять все четко, думать и во время сна». Должна, должна, должна… Как, скажите, она сможет это сделать? Расскажите, покажите, научите! Агата все больше подозревала, что ДМН и сама этого не знает. Может, они и изучают законы и управление снами, но с такими… перемещениями в сновидениях явно столкнулись в первый раз. И здесь я сплошная уникальность, подумала Агата с легким самодовольством. Тут же себя одернула — а не была бы такой уникальной, сейчас бы ее быстренько изучили и отпустили на каникулы. Или бы вообще даже изучать не стали.
…Н-ну, а где здесь старая ее знакомая — леопард? Кажется, налево. Здравствуй, киса, здравствуй, красавица, ох, какой же у тебя мех! Агата, не раздумывая, толкнула щеколду, входя в вольеру громадной кошки.
Тут и обнаружил их ректор, вернувшийся в зверинец: Агата сидела, гладя развалившегося леопарда по груди, и серьезно рассказывала, какой он красивый и великолепный. Леопард верил, потому что нежился и громко мурчал. Иванов некоторое время полюбовался этой картиной, потом сказал вполголоса:
— Ну, вижу, девочки, вы уже спелись…
Агата подпрыгнула, а леопард так и остался валяться на спине, только взглянул на Иванова полузакрытыми довольными глазами и сложил на груди лапы. Агата виновато выбрела из вольеры:
— Извините, я, наверное, не должна была…
— Не должна была, — серьезно кивнул ректор. — Но раз дело сделано, говорить об этом поздно. Ничего страшного. А теперь вернемся к учебному месту.
Они уселись на «учебное место»: ректор — на качалку, Агата — на стул рядом. Некоторое время молча рассматривали животных. Те молча рассматривали их.
— Кто из них тебе не нравится? — неожиданно спросил Иванов.
— Крокодил, — ответила Агата, не задумываясь.
— Почему?
Агата поразмышляла.
— Наверное, потому что я его совсем не понимаю.
— А этих? Понимаешь?
— Ну хорошо… я его не… чувствую. Совершенно.