Первое, что бросилось в глаза — школьная доска, висевшая перед массивным креслом! Грязно-серая, сколоченная из плотно подогнанных досок, она напомнила Александре прошлую жизнь.
— Садись! — велел учитель.
Едва Алекс села, как на плечи ей тут же опустились руки соратников. Она дернулась.
— Тихо, — негромко произнес один из них, второй вытащил из-за пояса ее нож. Старик наклонился и ловко защелкнул на щиколотках Александры широкие металлические браслеты.
— Зачем это, почтенный Учитель? — тихо спросила она, чувствуя, как по спине сбегают струйки холодного пота.
— Чтобы лучше запоминалось, — улыбнулся тот узкими безжизненными губами. Мужчина взял легкий деревянный столик и поставил перед креслом, потом положил на него стопку серых листов и маленькую чернильницу с торчащим пером.
— Тебя зовут Алекс? — уточнил старик.
— Да, — ответила Александра, специально позабыв добавить «почтенный», однако собеседника это, кажется, нисколько не задело.
— Тогда начнем…
— Можно сначала воды, почтенный Учитель? — Алекс вытерла пот. Ей казалось, что в комнате очень жарко. Она огляделась вокруг. Свет на доску и столик падал из большого, плотно закрытого окна.
— За стеной кухонные печи, — пояснил мужчина. Он, казалось, совсем не чувствовал жары. Хотя даже на лицах разоруживших Александру соратников выступили капли пота.
Глядя на Алекс мертвыми, рыбьими глазами, Учитель подошел к бадейке и зачерпнул большой ковш.
— Хватит?
— Да, — Александра протянула руку.
— Получишь, когда правильно назовешь все буквы, — сказал он, ставя ковш на лавку у стены. — Повторяй за мной Цинь, Ляо, Кун, Со, То, Дей, Зи, Аве, Еши…
Первые два десятка у нее просто отскакивали от зубов, следующие пошли хуже. За каждую неправильно названную букву, мужчина выливал обратно в бадью оловянный стаканчик воды.
— Не плохо, — похвалил учитель, протягивая ковш. — Осталось почти половина.
Александра молча тянула воду мелкими глотками.
— Теперь будем писать.
Она вытерла пот.
— Здесь очень душно, почтенный Учитель. Нельзя ли открыто окно.
— Нет, — спокойно возразил мужчина. — Мне надо обучить грамоте деревенского увальня за два дня. Бить тебя не разрешили. Калечить тоже. Как же я вобью грамоту в твои тупые мозги?
Алекс подвинула к себе бумагу и чернильницу, а учитель налил себе воды и громко со вкусом выпил.
На ее счастье мужчина не предъявлял чрезмерных требований к чистописанию, и когда Александра вновь почувствовала сильнейшую жажду, в ковше еще оставалось немного воды.
— Ты не похож на деревенского дурачка, — прокомментировал ее успехи учитель. — Посмотрим, как у тебя получится составлять слова.
Он повернулся к доске и взял кусок древесного угля.
Вот тут ей пришлось по настоящему худо. К тому же переработанная вода уже стала проситься обратно. Алекс сделала попытку встать. Соратники вскочили.
— Отлить хочешь? — заботливо поинтересовался учитель.
— Очень, — она криво улыбнулась.
— Напиши правильно слова, и я открою в сиденье дырку. Ты сможешь сделать свои дела в горшок. Если напишешь неправильно, будешь сидеть в мокрых, вонючих штанах.
— Сволочь! — тихо скрипнула зубами Александра, казалось, еще миг, и она разревется. Даже под ударами палки Вонгыра Алекс не чувствовала себя такой униженной. Ужасная резь внизу живота мешала сосредоточиться, перо выскакивало из пальцев, а мужчина медленно, с расстановкой диктовал: «господин, госпожа, раб, делать…» Он закончил, когда у Александры перед глазами уже плыл туман. Еще чуть-чуть и она или умрет, или обмочит штаны.
— Больше половины правильно, — похвалил мучитель. — Ты заслужил свой горшок.
«Разве это феодализм? — думала Алекс, лихорадочно развязывая пояс. — Это же фашизм какой-то!»
Мужчина, не брезгуя, сам пошел выносить горшок. Пока он отсутствовал, Александра сидела, закрыв глаза, и тихо беззвучно плакала.
— Слезы только уменьшат количество влаги в твоем теле, — раздался нудно — равнодушный голос. Она даже не заметила, как мучитель вернулся.
И пытка продолжилась. За окном стемнело. Дважды в комнате сменялись охранники. Алекс уже не помнила, сколько раз она потела и высыхала в этой душной жаре, где каждую каплю воды приходилось буквально вырывать из рук равнодушного монстра, и не меньше усилий требовалось, чтобы пристойно избавиться от переработанной воды. Ее «класс» навестили. Александра не стала разглядывать посетителя. В это время она старательно выводила предложение, открывавшее дырку в стуле.
— Передай господину, — сказал старик вошедшему, а дальше послышалось только: «Бу, бу, бу».
Выпроводив посетителя, учитель проверил написанное и остался доволен. Тонгайское письмо не отличалось большой сложностью, да и разум жительницы двадцать первого века все же оказался более гибким, чем у здешних крестьян. Она уже потеряла счет времени, к жажде добавился голод, но Алекс помалкивала. А то еще накормят воблой и без пива. Кажется, даже учитель начал уставать. Он перестал писать на доске и только диктовал, сидя на лавке. Все чаще и чаще мужчина прикладывался к воде. Лицо осунулось, постарело, под глазами набрякли мешки, голос стал хриплым, а седые волосы слиплись от пота. Только глаза продолжали оставаться тусклыми, как оловянные пуговицы, да интонация была все такой же безжизненной.
Даже кошмар когда-нибудь кончается. Неожиданно для нее учитель наклонился и отпер кандалы на ногах.
— Иди, — тихо проговорил он, вытирая пот. — Тебя проводят.
Александра вскочила и едва не упала обратно в страшное кресло. Она с ненавистью взглянула на мучителя. Тот сидел, закрыв глаза, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышал. От перенесенных страданий у Алекс не оставалось сил даже двинуть ему, как следует. Да и соратники (уже третья пара) не сводили с нее внимательных глаз.
За дверью ее ждал слуга в противном коричневом жилете с фонарем в руке. Подождав, когда из «учебного класса» выйдут соратники, он быстро зашагал по коридору, заставив обессилевшую Александру торопливо семенить за ним.
Сайо переживала счастливейшие дни в своей жизни. Соратник Сабуро благополучно выздоравливал и уже говорил с ней. Словно извиняясь за пережитый девушкой ночной кошмар, судьба преподнесла ей радость общения с семьей Татсо. Вернее с Сендзо и Даиро. Казалось, сбылась ее давняя мечта, и Сайо, наконец, встретилась с людьми, которым интересна поэзия и живопись, а не только виды на урожай и пошлые сплетни. За эти два дня они так сблизились, что даже договорились называть друг друга по именам.
На правах подруги младшая дочь барона уговорила Сайо позировать ей.
— Я все же решила попробовать изобразить человека, — объяснила она свою просьбу. — И хочу написать твой портрет.
Сендзо долго размышляла над материалом для будущей картины. Шелк или бумага? Пока художница определялась с выбором, Сайо ходила по мастерской, разглядывая готовые работы. Звери, птицы, пейзажи. Ей не хотелось огорчать гостеприимную хозяйку, но в картинах чувствовалась какая-то искусственность. Животные не выглядели живыми, а пейзажи настоящими. Сайо подошла к длинному столу, уставленному красками, кисточками, заваленному листами с рисунками. Один показался ей странным. Гостья незаметно оглянулась. Хозяйка деловито натягивала шелк на подрамник. Девушка вытащила заинтересовавший рисунок и вздрогнула. На белом листе короткими, резкими мазками был изображен тигр, терзающий привязанного к столбу человека. От картины веяло болью и застывшим ужасом.
— Нравится? — спросила Сендзо.
Сайо резко обернулась. Девушка подошла совсем неслышно.
— Вижу, что нравится, — улыбнулась баронесса. — Самая удачная моя работа. Три года назад соратники поймали браконьера. А в окрестностях как раз объявился тигр-людоед. Вот браконьер и пригодился для приманки.
— Ты была там? — со страхом спросила Сайо.
— Конечно, — баронесса даже обиделась.
— Я три часа просидела на дереве вместе с братом и охотниками, — девушка улыбнулась. — Но, согласись, картина того стоит.
— Да, — кивнула гостья.
— Я тебе ее подарю! — решительно заявила хозяйка. — Но только после того, как ты мне по позируешь.
Она долго усаживала Сайо возле широкого окна, вертя ее то так, то эдак.
— Ты совсем замучаешь нашу гостью, Сендзо! — засмеялся Даиро, войдя в мастерскую как раз тогда, когда сестра подбирала для Сайо подходящую позу.
— Не мешай нам! — отрезала художница, не прерывая своего занятия. Ее тонкие, холодные пальцы вертели голову гостьи, стараясь поймать нужный ракурс.
— Новая картина — это святое! — вскинул руки Даиро. — Лучше я уйду. Когда сестра пишет, она становится невыносимой.
Не обращая внимания на слова брата, Сендзо отошла на два шага и улыбнулась.
— Вот так и сиди.
Какое-то время в мастерской царила тишина, нарушаемая лишь дыханием девушек и легким шелестом шелка.
— Можно мне задать вопрос? — тихо проговорила Сайо.
— Конечно! Только не двигайся.
— Сколько тебе лет, Сендзо — ли?
— Пятнадцать.
— И у тебя есть жених?
— Я помолвлена с Эясо Буро, старшим сыном нашего соседа. Свадьба будет, когда ему исполнится шестнадцать.
— И когда это будет?
— Через четыре года.
— Он тебе нравится?
— Кто?
— Буро.
— Не знаю. Мальчишка как мальчишка. Но он наследник барона Буро.
Сайо еще немного помолчала. Однако, демон любопытства терзал ее все сильнее.
— А Даиро тоже помолвлен?
Баронесса опустила кисть.
— Он тебе нравится?
Гостья смутилась и отвела взгляд.
— Просто интересно, — сказала она как можно равнодушнее.
Вот только чуть покрасневшие щеки выдали Сендзо истинные мысли подруги.
— Значит, нравится! — сделала вывод баронесса.
— Я слишком молода, чтобы думать об этом, — ужасно смутилась Сайо. — И я не могу распоряжаться собой. Моя судьба в руках госпожи Айоро.
— Наши судьбы всегда в чьих-то руках, — баронесса отложила кисть и лукаво улыбнулась. — Вот только думать мы можем о ком угодно!
Девушки захихикали.
— На сегодня художества хватит! — решила Сендзо. — Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Они вновь долго шли по запутанным переходам Татсо-маро. На этот раз хозяйка привела гостью в низкую пустую комнатку с длинным узким окном у самого пола. Служанка зажгла масляный светильник и бесшумно удалилась. Баронесса уселась на бархатную подушечку и пригласила подругу присесть рядом. Потом отодвинула штору, закрывавшую окно.
— Посмотри.
Сайо увидела внизу большой зал. Одетый в кожаные доспехи Даиро ловко отбивался деревянным мечом от трех противников. Младший Татсо словно плясал, ловко уворачиваясь, отводя чужие мечи своим клинком и нанося короткие разящие удары.
— Ты спрашивала, помолвлен ли мой брат, — сказала Сендзо. — Нет. У него слишком туманное будущее.
Подруга взглянула на нее.
— Отец уже решил, что не выделит ему надел. Земли и титул получит Богово. Даиро придется служить. А честь рода требует, чтобы его господином был либо Сын Неба, либо — сегун.