Итиро отступил, выигрывая время и осматриваясь. Он оказался на просторной круглой площадке, огороженной каменной зубчатой оградой. Кроме него здесь было ещё два человека. Первый — щитоносец с секирой. Второй идзинский воин, стоявший в отдалении, у бойничной ниши, был без щита, в лёгком кожаном панцире с нашитыми на груди металлическими бляхами. У ног второго лежал большой и изогнутый сигнальный рог. В руках он держал взведённый самострел.
Идзин-сигнальщик поднимает оружие… Нет — уже поднял!
Стреляет, почти не целясь.
Щелчок, звон тетивы…
Чтобы увернуться от стрелы, Итиро пришлось отпрянуть назад, развернувшись всем корпусом. Короткий дрот, похожий на метательную стрелку-утинэ, задел жёстким оперением куртку на груди и исчез в ночи. Стрелок тут же склонился над самострельным луком, намереваясь перезарядить его по-новой.
А другой идзин уже наступает вразвалку, подобно рикиси, выходящему на поединок. Замысел понятен: разрубить Итиро топором, размазать его щитом о каменные зубцы или просто выпихнуть с башни, как с помоста-дохё. И шансов уцелеть в этом идзинском хакудо не так уж и много.
Итиро вновь держал в одной руке меч, вырванный из-за спины, в другой — крюк-кинжал. Противник приближался, выставив щит и занеся топор. Торчавший из-за щита конусовидный шлем — цельный, металлический, гладкий, с опущенным забралом — не пробить и не сдёрнуть с безопасного расстояния броском кекецу-сегё. Да и нет уже между ними безопасной дистанции: враг подошёл практически вплотную.
Это был умелый и опытный воин. Идзин не отвёл щит и не открылся, нанося удар. Тяжёлая секира мелькнула над головой Итиро, и синоби едва успел подставить клинок сикоми-дзуэ под глубокий нижний вырез боевого топора. Ему удалось отвести чужое оружие в сторону. Широкое лезвие со звоном и скрежетом обрушилось на каменную кладку возле правого плеча Итиро. Брызнула сколотая щебёнка.
Не имея возможности пробить прочный вражеский щит, свой ответный удар Итиро нанёс по его верхней кромке. Стремительное движение левой кисти — и крюк кекецу-сегё, словно коготь гигантского зверя, зацепил обитое кожей и укреплённое железными полосами дерево. А когда идзин снова взмахнул топором, Итиро дёрнул щит на себя и вниз, буквально повиснув всем телом на левой руке противника. Идзин, не ожидавший подобной хитрости, шатнулся вперёд. И открылся, наконец! Щит опустился. Между его верхним клёпаным краем и стальным шлемом щитоносца появилась широкая щель. Вот туда-то и скользнуло остриё сикоми-дзуэ.
Тёмный клинок вошёл под ворот доспеха. Пронзил идзина сверху вниз. И вырвался обратно в кровавом фонтане, провожаемый предсмертным хрипом умирающего.
Так, а что стрелок?! Стрелок-сигнальщик всё ещё возился со своей громоздкой метательной машиной. Итиро действовал быстрее. Взмах левой рукой. Верёвочный хвост устремился через разжатые пальцы за брошенным кинжалом-крюком.
Кекецу-сегё зацепился за ложе самострела. Итиро перехватил верёвку, дёрнул её на себя. Оружие выскользнуло из рук идзина.
Прыжок, ещё один. Безоружный противник поднял руки, прикрывая голову. Итиро ударил ниже. Меч синоби рассёк грудь и вошёл глубоко в живот. Вывалил кишки, выпустил душу.
Всё! Хаара стражника вспорота до паха. Верхняя смотровая площадка очищена от врагов. Но вот надолго ли?
* * *
Затемнённая сталь сикоми-дзуэ вернулась в ножны. Итиро осторожно высунул голову между каменных зубцов и глянул вниз. В крепости царил переполох, словно в пчелином улье, в который влезла медвежья лапа. Повсюду горели факелы. По замковому двору, по внутренней цитадели, по переходам и галереям, по боевым и смотровым площадкам метались вооружённые люди. Снизу доносились лающие команды на незнакомом Итиро языке.
Из верхних бойниц главной башни ещё тянулись тёмные струйки, сливающиеся с ночью, но как только дымная преграда на лестнице рассеется, идзины будут здесь. Итиро к тому времени здесь быть не должно.
Он уже наметил себе путь к отступлению. Сначала следовало спуститься на крышу переходной галереи, по которой он прибыл сюда, и которая соединяла главную и угловую башни внутренней крепости. Потом — вернуться на замковый двор и знакомым путём пробраться к внешней стене.
Для быстрого спуска когти-сюко и ножные накладки-асико не годились. Итиро зацепил за выступ бойницы крюк кекецу-сегё и перебросил через зубчатую ограду чёрную верёвку. Затем скользнул вниз сам.
Он уже почти спустился на крышу галереи, когда услышал окрик сверху. Подняв голову, Итиро увидел человеческую фигуру, перегнувшуюся через зубцы башни. Проклятые идзины уже поднялись наверх! Или сквозняки из башенных бойниц слишком быстро рассеяли ядовитый дым бамбуковых докуэн, или кто-то сумел, задержав дыхание, прорваться сквозь удушливые клубы.
Фигура наверху взмахнула мечом.
Итиро оттолкнулся от неровной кладки за миг до того, как идзинский клинок перерубил верёвку.
Высота была небольшой, и падать пришлось недолго. Кровля переходной галереи мягко спружинила под распластавшимся телом синоби. Но возле фигуры с мечом появилось ещё две. Одна — с горящим факелом. Вторая — с заряженным самострелом.
С башни сбросили факел. Огонь полетел вниз, разгоняя ночную тьму. Упал рядом с Итиро, разметав сноп искр. Теперь стрелок, должно быть, хорошо видит цепляющегося за крышу беглеца.
Стрелок целится…
В последний момент Итиро успел отпрянуть от мелькнувшей в воздухе короткой стрелы. Стрела пробила крышу насквозь и сухо стукнула где-то внутри галереи. Всё-таки мощные самострелы идзинов били сильнее обычных луков.
Итиро спихнул горящий факел вниз, вскочил и побежал по гребню крыши к угловой башне. Только бы добраться туда незамеченным!
Незамеченным — не получилось. Послышался противный свист над головой. И — опять. И ещё одна стрела ударила в крышу под ногами. Нет, в него уже стреляли не сверху. Теперь стрелы летели с земли и из бойниц соседних переходов. Справа, слева… Оставаться на открытом пространстве было опасно. Итиро присел, выхватил из-за спины меч и быстрыми сильными ударами прорубил отверстие в мягкой податливой кровле. Протиснулся внутрь, спрыгнул в галерею.
Вот тут-то его и зажали. С двух сторон сразу.
Из двери, ведущей в главную башню, выскочил лучник. С противоположного конца перехода, где валялся стражник, убитый Итиро отравленной иглой, в галерею ввалилось ещё шестеро идзинов. Полдесятка копейщиков под предводительством самурая в тяжёлых пластинчатых латах, белом плаще и шлеме-ведре преграждали путь к угловой башне. А стрелок уже натягивал тетиву.
Лучник выстрелил. Возможно, он и был мастером кю-дзюцу, но ведь и Итиро не зря считался лучшим воином клана.
Итиро упал на колено. Первая стрела прошла над головой и вонзилась в столб, удерживавший кровлю. Лучник потянулся за второй, но идзин-самурай, взмахнув мечом, что-то прорычал своим копейщикам. Судя по всему, это был приказ атаковать.
Копейщики двинулись на Итиро. Лучник медлил. Он то ли опасаясь задеть своих, то ли решил, что его участие более не требуется.
Итиро медлить не стал.
Отбить мечом сразу пять копейных наконечников непросто, но остановить врага на расстоянии ещё возможно. Миг — и с пояса сорван кожаный футляр с девятью уложенными друг на друга сякенами. Ещё миг — и пальцы Итиро заученным движением вытянули из стопки верхнюю «звезду смерти». Плоская, чёрная, с отверстием посредине, с заточенными и окроплёнными ядом лучами-бритвами по краям, она жаждала крови.
Тела идзинских копейщиков прикрывали кольчужные рубахи и кожаные доспехи. Округлые тазообразные, с широкими полями, шлемы хорошо защищали головы от рубящих ударов сверху. Но вот лица… Сосредоточенные лица приближавшихся противников были открыты. На них Итиро и обрушил смертоносный «звездопад».
Сякены метала не рука — лишь кисть руки. Неуловимо быстрыми экономными движениями пальцы закручивали лучистые диски в воздухе и, едва пустив в цель одну звезду, тут же хватали и отправляли следом другую. Итиро разил врага, как учили, как привык.
Вдох…
Три броска.
Звон металла о металл. Вскрики.
И ещё три броска.
Выроненные копья. Руки, запоздало прикрывающие лица.
И ещё — три.
Падающие тела. Предсмертные хрипы.
Выдох…
Кожаный футляр опустел. Четверо идзинов бились в предсмертных судорогах. В незащищённых лицах торчали отравленные сякены. Кому-то досталось по одной звезде, кому-то — по две. Но смерть ко всем приходила одинаково быстро.
До Итиро добрался лишь один копейщик, который по чистой случайности вовремя пригнул голову и принявший удар метательного лезвия на поля стального щлема-таза. Ошеломлённый, непонимающий, испуганный, он, всё же, нанёс удар копьём. Времени хвататься за меч не было, и с этим противником Итиро расправился без оружия.
Было просто. Левая рука отводит копейный наконечник в сторону. Ноги бросают тело навстречу врагу, по инерции всё ещё двигающемуся вперёд. Правая рука устремляется под шлем — к лицу, до которого не достали сякены.
Глаз — одна из самых уязвимых точек-кюсё на теле человека, а хорошо набитые, крепкие как камень пальцы синоби в ближнем бою не менее опасны, чем «звезда смерти», брошенная на расстоянии.
Два пальца-гвоздя, выставленные вперёд, целят под правую бровь. Кан-сю — рука, обращённая в копьё — наносит страшный тычок. Слышится хлюпающий звук, и лопнувшее глазное яблоко вылетает комком бесформенной жижи, словно выплюнутое из черепа. Податливая слизь не способна смягчить смертельный удар. Пальцы проламывают тонкую хрупкую кость в опустевшей глазнице, вгоняют костные обломки в мозг.
Пятый копейщик умер быстрее, чем его соратники. Но Итиро уже атаковал идзинский самурай с мечом.
Итиро стряхнул копейщика, череп которого ещё был нанизан на его пальцы, и тоже потянулся к мечу, поворачиваясь к противнику.
Самурай остановился в трёх шагах от Итиро. Что-то громко и отрывисто выкрикнул из-под шлема.
Кому?!
Лучнику в противоположном конце галереи — больше некому!
Итиро отшатнулся к стене, стараясь держать в поле зрения обоих идзинов.
Так и есть! Лучник, повинуясь приказу самурая, натянул тетиву. Выстрелил.
И в тот же миг мечник нанёс удар — издали, чтобы самому ненароком не попасть под оперённую смерть.
Стрела с одной стороны, остриё длинного идзинского клинка — с другой… Рука Итиро, тянувшаяся к мечу, резко изменила направление, ударила по воздуху. Со стороны могло показаться, что по воздуху. Могло. Показаться…
* * *
Его учили не только уворачиваться от стрел. Ловить стрелы на лету Итиро учили тоже. Конечно, остановить голой рукой короткий толстый дрот мощного идзинского самострела он едва ли смог бы, но эту стрелу — длинную, приметную, пущенную из лука в освещённом факелами проходе — сумел.
И он не только поймал её.
Перехватив стрелу и словно продолжая, перенаправляя словно её полёт, Итиро резко и расчётливо, будто в диковинном танце, сам развернулся всем телом. Уходя от рубящего удара идзинского меча и в то же время выбрасывая навстречу вражескому клинку руку со стрелой.