Марево, подобное тому, что плотно обволакивало сейчас отшельника, порой возникает в знойный летний полдень над рисовыми полями. Однако на обрывистой площадке перед пещерой ямабуси и в самой пещере царила прохлада. А, следовательно, полумрак под скальным козырьком-навесом был возмущён магическими токами. Хозяин пещеры сознательно стремился скрыть свой облик. Хозяин не желал, чтобы его увидели и запомнили. Да и вообще, чем-то этот ямабуси неуловимо отличался от других «спящих в горах». Итиро ощущал это обострённым чутьём синоби. Вероятно, отличие крылось в силе. Нет — в Силе.
Итиро явственно чувствовал её веяние.
Таким могуществом не обладали отшельники, с которыми встречался раньше, и у которых, случалось, обучался Итиро. Это было могущество особого рода — пугающее, тёмное, внушающее подсознательный трепет. Определённо, сюген-до, которым следовал хозяин пещеры, не был похож на Пути прочих ямабуси. Итиро почти не сомневался в том, что человеку (хотя человеку ли?), смотревшему на него из колышущегося воздушного марева, ведомы самые сокровенные тайны древней магии.
Совершенномудрый, чьего истинного имени Итиро не знал и чьего лица так и не сумел разглядеть, долго молчал. Прежде чем заговорить, ямабуси словно бы прощупал взглядом голову Итиро. Причём, не снаружи — изнутри. Неприятное это было ощущение. Неприятное и жутковатое.
Итиро не знал, что пообещал «спящий» дзенину за оказанную услугу, но клан обязал своего лучшего воина выполнить любое задание Совершенномудрого, сколь бы сложным оно ни оказалось. Вообще-то, задания, получаемые от горных отшельников, и прежде не были простыми. Но это…
— Тебя хвалили, — так начал беседу Совершенномудрый. Слова звучали глухо и как-то… не по-настоящему как-то, что ли. Видимо, колдовское марево маскировало не только внешность Совершенномудрого, но и его голос. — Говорят, ты лучший генин клана…
Итиро почтительно склонил голову.
— И у меня есть основания полагать, что ты превосходишь синоби из других кланов.
Ещё поклон. Пауза. Молчание. Как д о лжно. Как подобает. Подобные слова из уст ямабуси — ТАКОГО ямабуси! — дорогого стоят.
— Поэтому ты здесь. Именно ты.
Итиро по-прежнему не смел произнести ни слова.
— Взгляни на это.
Сухая рука в широком, подвязанном тесёмками, белом рукаве выкатила из колышущейся воздушной пелены странный предмет — вытянутый, словно тутовый кокон, твёрдый и прозрачный, как чистейший хрусталь, с широкими гранями. Истёртые матовые письмена, мало похожие на обычные иероглифы, украшали ребристые бока, а под толстой коркой-скорлупой в переливах белых бликов чернела…
Итиро присмотрелся. Да, вне всякого сомнения, это была нога. Человеческая нога, отсечённая у самого бедра ровно и чисто. Только — необычайно маленькая, высохшая, съёжившаяся, превратившаяся в кость, обтянутую потемневшей кожей, мумифицировавшаяся и вмурованная в кристальный кокон. Или сначала вмурованная, а уже потом…
Кокон под ладонью Совершенномудрого вдруг качнулся и, словно бы сам собой, повернулся на гранёном боку, обратившись острым концом в закатную сторону, где уже готовилось окунуться в море красно-жёлтое солнце.
— Что это? — с губ Итиро, всё же, сорвался неуместный вопрос, выдав непозволительное любопытство и нетерпение.
Ямабуси, сам скрытый в воздушном мареве, словно в гигантском коконе, не отнимая от кристалла одной руки, предостерегающе поднял другую.
— Не стремись понять недоступное твоему разуму. Не задавай вопросов, на которые всё равно не получишь ответов. Тайна Чёрной Кости в Белом Кристалле, ведома лишь посвящённым, умеющим различать древние знаки. Тебе этого не дано.
— Простите, Совершенномудрый, — опустил глаза Итиро.
— Подойди, — велел ямабуси.
Итиро послушно шагнул ближе.
— Посмотри на Чёрную Кость. Запомни саркофаг, в котором она покоится.
Итиро запечатлел странный предмет в памяти. Во всех подробностях. Запомнил даже сложный рисунок неведомых матовых знаков, как привык запоминать с одного взгляда планы и карты незнакомой местности.
— Всё?
Итиро кивнул.
Ямабуси вкатил кокон обратно в колышущийся полумрак. Заговорил снова:
— Мне нужна ещё одна Чёрная Кость. Ты отправишься за ней.
— Куда? — об этом спрашивать Итиро мог. Об этом он должен был знать. Иначе как выполнить задание Совершенномудрого?
— На закат, — рука ямабуси указала в сторону заходившего солнца. — В страну белокожих идзинов. В крепость иноземного тэнно-сёгуна.
— Как мне туда добраться? — спросил Итиро. — Как долго надлежит быть в пути? И сколько времени мне дано на возвращение?
— Это тебя волновать не должно, — прозвучал ответ. — Я открою кратчайший путь. Ты пройдёшь по колдовской Тропе, для которой расстояния — ничто. Ты возьмёшь Кость и вернёшься обратно той же дорогой. Я буду ждать.
— И всё? — не смог скрыть изумления Итиро. — Пойти, взять, вернуться… И это всё?
Из воздушного марева, окутывавшего ямабуси, послышалось неопределённое хмыканье. Или смешок.
— Это будет непросто, — ответил Совершенномудрый. — Я отправлю тебя в закатные земли, но я не смогу проложить Тропу прямо в замок, где хранится Чёрная Кость. Эта крепость защищена от магического вмешательства извне. Собственно, поэтому мне и понадобился помощник. Тебе придётся пробираться туда самому.
— Как я найду замок идзинов? — спросил Итиро.
— Сойдя с Тропы, ты будешь идти прямо и только прямо, пока не выйдешь к большой дороге. Она приведёт тебя к цели. Но помни: крепость и подступы к ней хорошо охраняются. У идзинского тэнно-сёгуна немало преданных самураев и верных слуг, а его замок способен отразить нападение большого войска. Однако там, где не пройдёт армия, проскользнёт опытный синоби. Ты должен использовать всё своё умение. Проникни в крепость, найди Кость, выкради её и принести мне. Не останавливайся ни перед чем. Не думай ни о чужих жизнях, ни о своей. Чёрная Кость идзинов должна быть у меня. Если не справишься, лучше сразу убей себя сам.
Итиро склонил голову — соглашаясь и принимая условия.
— После того, как ты покинешь Тёмную Тропу, я буду с тобой, — добавил Совершенномудрый. — Недолго, некоторое время…
— Со мной? — удивлённо поднял глаза Итиро. — Мы отправимся по Тропе вдвоём?
— Нет, но Тропа позволит нам поддерживать связь. Сейчас я ничего не могу рассказать об идзинской крепости, в которую тебе нужно войти. Я не знаю даже, в каком месте замка спрятана Кость. Но если на расстоянии дневного перехода от Тропы ты сумеешь пленить какого-нибудь идзина из цитадели, я сделаю так, чтобы его знания о замке стали твоими. Это облегчит задачу. Тебе нужно будет только посмотреть пленнику в глаза. Всё остальное сделаю я. Как — это тебя пусть не интересует.
Итиро кивнул. В самом деле, соваться в чужую крепость, о которой ничего не известно, слишком опасно. Даже для лучшего генина клана. И если ямабуси способен оказать хоть какую-то помощь в далёких закатных землях, неразумно было бы ею не воспользоваться. Ну а всё прочее… Действительно, разве должно прочее интересовать Итиро?
— Возле замка наша связь прервётся, — продолжал «спящий». — Там даже намёк на присутствие моей магии сразу выдаст тебя. Поэтому там ты сможешь рассчитывать только на себя. Связь возобновится, когда ты вернёшься на Тропу.
Итиро не возражал. Его мысли сейчас занимало другое. И это не осталось незамеченным.
— Я вижу, тебя мучает какой-то вопрос, — вновь послышался голос ямабуси. — Если он внушает сомнения, лучше задай его сразу. Никаких сомнений в твоей душе быть не должно.
— Откуда Совершенномудрому известно, в какой стране и в какой крепости нужно искать Чёрную Кость? — не сразу, но всё же осмелился спросить Итиро.
Раз уж позволено…
— Магическое тэнгэ-цу, — шевельнулись в колдовском мареве плечи размытой человеческой фигуры. — Умение видеть и познавать главное сквозь предметы и расстояния.
— Но если идзинская крепость защищена от магического вмешательства извне…
— В том-то и дело, что извне, — перебил Совершенномудрый. — Но в Чёрной Кости сокрыта такая мощь, какую не укрыть ни за одним колдовским щитом. Мир непременно почувствует силу Кости, даже если будет высвобождена лишь малая её толика. Ощутит эту силу и тот, кто умеет чувствовать мир. А идзины в последнее время используют Кость очень часто. Непозволительно часто. Так часто, что мир сотрясается и утрачивает спокойствие. Ты удовлетворён таким объяснением?
Итиро кивнул ещё раз.
— Не беспокойся, — снова заговорил ямабуси, — я отправляю тебя туда, где есть то, что нужно мне, и что должен забрать ты. Я не ошибаюсь. Не ошибись и ты. Приготовь оружие, к которому привык, а я подготовлю одежду, которая укроет тебя и не вызовет подозрений у идзинов.
…Воспоминания, вытягиваемые из него горбатым колдуном, становились смутными и путанными. Итиро чувствовал, как сам становится частью собственных воспоминаний, как постепенно растворяется в них.
Немигающие, требовательные и всепроникающие глаза идзинского онмьёдзи постепенно таяли за багровой дымкой. Теперь уже не чёрная смоль колдовских зрачков, а этот багрянец заслонял мир. И трудно было оставаться в этом мире.
И в этом теле.
И, кажется, кончалось. Всё. Навсегда.
Итиро улыбнулся, раздвигая губы, не в силах больше удерживать собственную кровь в переполненном желудке. Горячая и солоноватая, она устремилась наружу. Вместе с душой, которой стало тесно в липкой кровавой ванне.
— Княже! — вскинулся Тимофей. — Кровь!
Сначала тонкие красные ниточки появилась в уголках дрогнувших губ, потом заструилось сильнее — по подбородку вмурованного в камень человека, по шее, по валунам. Потом губы разжались. И тут уж хлынуло по-настоящему. Густое, тёмное… Слабая улыбка полонянина стала похожей на глубокую резаную рану.
Видимо, тяжёлые глыбы всё же, раздавили нутро бесермена. Видимо, камень смял потроха. Или это какая-то хитрость? Нет, на хитрость не похоже. Жёлтое лицо чужеземца бледнело. Узкие глаза с неестественно расширенными зрачками мутнели.
Ещё секунда — и торчавшая из камня голова бессильно повисла. Жутковатое зрелище… Окровавленный рот открыт, глаза закатываются. Затихает слабое хриплое дыхание. И капает, капает без конца тёмно-красная жижа в тёмно-красную лужу.
— Что с ним? — Тимофей придвинулся ближе.
— Похоже, откусил язык и истёк кровью, — хмуро отозвался Угрим.
— Как истёк?! — поразился Тимофей. — Что, так быстро?
— Да нет, не быстро. Видать, давно уже свою кровушку глотает. Чудно, как до сих пор не захлебнулся.
Тимофей содрогнулся. Бесермен — одно слово!
Чёрный бесермен в сером камне не шевелился. И, кажется, уже не дышал.
— Всё? Он умер, княже?
— Нет, — покачал головой Угрим. — Ещё нет. Но скоро. Очень скоро. В его жилах почти ничего не осталось.
Князь-волхв повёл по воздуху ладонью, чуть шевельнул губами. С зуба-столба, придавившего полонянина, будто оползень с влажного земляного обрыва сдвинулся широкий каменный пласт. Сполз, накрыл, закрыл — и голову, и кровь бесермена. Пленника теперь не стало видно вовсе. Лишь одинокая колонна с уродливым выступом в том месте, где только что из камня торчала человеческая голова, подпирала свод подземелья.
— Ну вот и схоронили, стало быть, — ответил князь на немой вопрос в глазах Тимофея.
— Кто это, княже? — глухо вымолвил Тимофей. — Кто это был?