* * *
Итиро пришёл в себя давно, ещё в тот момент, когда, связанный и перекинутый через чужое седло, въезжал на колдовскую Тропу. Для него, между прочим, проложенную. Для него одного. Но послужившую другим. Двум идзинам, спасавшимся от погони.
Голова, налитая тупой пульсирующей болью, моталась как мячик на верёвке. В живот врезалась жёсткая седельная лука, прочные волосяные верёвки впивались в кожу. Но Итиро, как и подобает истинному синоби-но-мо, стоически переносил боль. Притворившись бесчувственной куклой, он пытался незаметно освободиться от пут.
Это оказалось не просто. Судя по всему, его вязал опытный мастер ходзё-дзюцу. К тому же, крепкие узлы на руках и ногах Итиро затягивали в тот момент, когда он лежал без сознания и не мог должным образом напрячь мышцы, чтобы после, расслабившись, быстро сбросить с себя верёвки. Рослый бледнокожий идзин с широкими глазами едва не отправил его к праотцам бесхитростным, но мощным верхним ударом ороси ганмэн-ути. Ударом такой силы можно убивать противника. Если знаешь как. И если хочешь. Но то ли проклятый идзин имел смутное представление о расположении уязвимых точек — кюсё на теле человека, то ли ему нужен был живой пленник, а не труп. Так или иначе, но сокрушительный тэтцуи — «кулак-молот» — иноземца не вышиб дух из Итиро, а лишь на время пригасил искру жизни.
Очнулся Итиро уже будучи связанным, как пук рисовой соломы. И всё-таки он не зря считался первым генином клана. Во время скачки по колдовской Тропе, ему удалось немного ослабить тугие узлы. Совсем чуть-чуть, самую малость. Однако и этого было достаточно, чтобы восстановить кровообращение в перетянутых конечностях, вновь обрести чувствительность и освободиться, когда придёт время самому нанести смертельный удар. Когда они прибудут на место.
Только всё пошло не так.
Яркий, невесть откуда взявшийся бело-голубой свет разорвал и поглотил искрящийся мрак Тропы. Итиро вместе с пленившими его идзинами швырнуло в незнакомое подземелье. Потом — падение с лошади и болезненный удар о земляной пол. Итиро вновь едва не потерял сознание, но, всё же сумел удержаться на грани реальности.
А реальность, на которую Итиро рискнул взглянуть из-под прикрытых век была такова: в подземелье, кроме него, находилось три человека. Точнее, даже два с половиной. Два давешних идзинских воина и один пожилой горбун. Неопасный на вид и безоружный к тому же. Что ж, пара вражеских буси и калека — это не так много, чтобы отчаиваться. И опытный синоби всегда сумеет найти выход из любого подземелья.
На полу лежал идзинский конь со сломанной шеей и ободранными боками. К стене жалась перепуганная низкорослая лошадка. И лошадь эта тоже ещё могла пригодиться. Так он рассчитывал.
Итиро заставил себя не думать о том, по воле каких сил он здесь оказался и о том, зачем, почему и куда его забросило. Время для поиска ответов на эти вопросы придёт позже. А пока Итиро просто ждал подходящего момента для нападения. И он дождался.
Идзин — тот самый, что ударил его своим молотоподобным кулаком — извлёк из мешка, притороченного к седлу павшего коня, заплечную суму-нагабукуро Итиро. С его, Итиро, добычей! На миг глаза всех троих иноземцев обратились к ней. И Итиро, выкручивая суставы и сдирая кожу, рванулся из ослабевших пут. Первой жертвой должен был стать рослый и опасный идзин. На него-то и бросился Итиро, рассчитывая овладеть оружием чужеземца. Вернее, он хотел броситься. Но был остановлен горбуном, которого ошибочно счёл самым безобидным из всех троих. И как остановлен!
Слабое, едва уловимое движение руки — таким не пустить даже «звезды смерти». Треск над головой. И упавшая сверху каменная колонна, словно гигантская нога, припечатала Итиро к полу подземелья.
Поздно, слишком поздно Итиро понял, что перед ним…
«Онмьёдзи! — пронеслась в голове страшная догадка. — Колдун! Человек с лисьей натурой и могуществом, недоступным простому смертному!»
А тело уже сковала и погребла в себе каменная клетка. Снаружи осталась только голова. И нет никакой возможности пошевелиться.
Итиро пытался, честно пытался… Он рвался изо всех сил. Но холодный камень не выпускал его из своих объятий. Камень держал крепко, гораздо крепче тугих идзинских верёвок. Надежда умирала…
Она слабо ворохнулось, было, когда один из идзинских воинов, увидев Чёрную Кость, вдруг утратил разум и кинулся на горбатого колдуна с оружием. Но кривую гатану идзина раздавили камни, ожившие по воле онмьёдзи. Затем горбун, недоступным пониманию Итиро способом, остановил и подвесил в воздухе самого безумца.
А потом…
Потом горбатый колдун подошёл к Итиро и заглянул ему в глаза. А через глаза — в душу и мысли.
Онмьёдзи подавлял волю и сокрушал внутренние барьеры, возводить которые лучшего генина клана обучали много лет. И не было никаких сил противиться взгляду неподвижных иссиня-чёрных зрачков. И, что хуже всего, в этом проклятом подземелье Итиро не чувствовал больше незримой нити, связывавшей его с Совершенномудрым. С той самой минуты, как Итиро вышвырнуло с колдовской Тропы, нить эта была прервана. И теперь некому было ему помочь. Некому, кроме него самого. Но беда в том, что под взглядом горбуна он чувствовал себя непривычно слабым и беспомощным.
А горбун всё смотрел. Сминающая дух синоби тяжесть лилась из глаз в глаза, и чужая воля, и чужой разум входили в Итиро и наполняли Итиро, как пустой сосуд. Тяжесть чужого колдовского могущества наваливалась и давила изнутри — ещё сильнее, ещё безжалостнее, чем холодный камень снаружи. Она словно выдавливала его из него самого.
С ним, с Итиро, делали то же, что когда-то он сам, при помощи Совершенномудрого, сотворил с идзинским самураем, охранявшим мост через реку. Тогда без слов, без пытки и без принуждения Итиро и Совершенномудрый вызнали всё, что было нужно, о замке, в котором хранилась Чёрная Кость. Теперь же…
«Кто?!» — спрашивал-смотрел горбатый онмьёдзи.
«Кто тебя послал?!»
Теперь идзинский колдун задавал ему, Итиро, безмолвные вопросы, для понимания которых не требовалось знание языков, и на которые нельзя было не ответить. Просто нельзя — и всё. Из него, лучшего генина клана, вытягивали то, что ему доверили, о чём знал только он. И чего больше не должен был знать никто. Информацию вытягивали постепенно — по крупинке, по песчинке. Но ручеёк этих крупинок-песчинок ширился, и тёк всё быстрее, всё гуще. Итиро сопротивлялся, однако сил недоставало. Без помощи и поддержки Совершенномудрого удержать утекающий поток сокровенных тайн Итиро не мог.
Глаза со зрачками чернее ночи принадлежали колдуну, в совершенстве владевшему магическим саймин-дзюцу — искусством подавлять-побеждать-заставлять-повелевать-познавать взглядом. Гипнотизирующие змеиные глаза горбатого онмьёдзи пожирали Итиро заживо. Глаза не моргали, глаза ПРОНИКАЛИ. Глубже. Дальше. Зрачки непостижимым образом росли, становились всё больше. Их чернота уже закрывала отсветы факелов и полумрак подземелья. И весь мир вокруг.
«Кто?!
Тебя?!
Послал?!»
Настойчиво вопрошали глаза идзинского колдуна.
Прежде чем вовсе утратить себя, Итиро сделал то немногое, на что ещё был способен, что мог и обязан был сделать.
Губы сомкнуты, а язык просунут меж зубами. Итиро с усилием сжал челюсти, резко двинув ими вправо-влево, уподобляя собственные зубы зубьям пилы, нижними передними резцами перекусывая, вспарывая и разрывая основание языка — как раз там, где над уздечкой скручена толстая подъязычная вена. Этот упругий кровеносный сосуд может в безвыходной ситуации даровать спасительную смерть. Если суметь, если заставить себя его прокусить.
Он сделал это с первого раза, превозмогая острую боль, не выпуская её отзвуки в предательский стон и в движения лицевых мышц. Он почувствовал, как хлынуло — горячо, обильно, как сразу, почти мгновенно, рот наполнился солоноватой влагой, толчками рвущейся наружу. Но губы Итиро по-прежнему были плотно сжаты, и ни одна алая капля не просочилась между ними.
На такую смерть требовалось время, и, чтобы умереть наверняка, следовало как можно дольше держать в неведении могущественного идзинского онмьёдзи.
Прятать хлещущую кровь можно было лишь одним способом.
Итиро глотнул. И ещё. И снова. И опять.
После каждого глотка рот быстро наполнялся снова. Чтобы не поперхнуться, не подавиться собственной кровью и не выдать до срока свою хитрость, нужно было правильно дышать. Дышать ровно, размеренно, глубоко. И глотать — тоже спокойно, без спешки. Только тогда получится… Уйти. Достойно. Не предав, кого нельзя предавать, не выдав, чего нельзя выдавать. Не опозорив клан. И избавив его от гнева Совершенномудрого.
Что ж, Итиро готовили и к такому. Он пил свежую, горячую ещё, кровь убитых животных. Пил, превозмогая отвращение и подавляя рвотные позывы. Постепенно заставляя себя пить больше, больше… ещё больше. Он по своему опыту знал: желудок тренированного человека способен вместить в себя достаточно живительной влаги… Достаточно, чтобы умереть.
Горбатый колдун пока ничего не замечал. Видимо, не подозревал даже, что тот, у кого нет возможности пошевелиться, всё-таки может покончить с собой. Или идзина попросту не интересовало состояние пленника. Да, пожалуй, что так. Сейчас онмьёдзи-иноземца занимало другое. О другом сейчас спрашивали-смотрели чёрные зрачки, заслонившие мир.
«Кто?!»
Проклятый идзинский колдун весь был в этом вопросе. Именно на нём он сосредоточил всю свою магическую силу. На прочее онмьёдзи не отвлекался.
С кровью уходили последние силы. И Итиро больше не противился чужой воле. Итиро позволял искать в себе ответы, чтобы бессмысленная борьба не отвлекала от поглощения самого себя.
Да, Итиро отвечал, потому что по-другому уже нельзя. Но отвечал лишь на те вопросы, которые ему задавали. О крови, которую он глотал, вопросов не было. И пока это можно было утаивать.
Итиро послушно вспоминал и покорно передавал свои воспоминания горбуну. Не словами, не образами, не мыслями даже. Иначе. С помощью особой магической связи, способной соединять одного человека с другим, даже против его воли.
Истекала информация. Вытекала кровь. И что иссякнет быстрее?
Итиро об этом не думал. Он вообще мало, о чём мог сейчас думать.
Итиро просто вспоминал…
Теряя сознание, уплывая в багровом потоке, но, по-прежнему бездумно и машинально глотая собственную кровь, он вспоминал то, что от него требовал горбатый колдун. Вспоминал в мельчайших деталях, чтобы выиграть ещё немного времени.
Он вспоминал о том, «кто»…
И о том, «как» — вспоминал тоже.
* * *
Они встретились у пещеры, затерянной среди диких скал. Именно сюда Итиро направил дзенин. Именно здесь его ждал Совершенномудрый. Удалившийся от суетного мира мудрец, отшельник и маг, один из тех таинственных и могущественных ямабуси, с которым издавна поддерживал уважительные отношения клан, и с которыми старались не ссориться даже лучшие из лучших «воинов-теней».
Зев пещеры разделял их, подобно границе. Итиро стоял на свету, не смея без приглашения войти в чужое обиталище. Совершенномудрый предпочёл оставаться в тени под выступающим каменным козырьком. Горного отшельника укрывало также расплывчатое марево, искажающее очертания. За слоящейся пеленой Итиро едва различал широкую белую накидку-судзукакэ и маленькую чёрную шапочку-токин, указывавшую, кто находится перед ним. Из подрагивающей воздушной дымки выступал лишь конец длинного посоха, лежавшего у ног Совершенномудрого. Итиро знал: посох ямабуси при необходимости может стать оружием пострашнее нагинаты в умелых руках.