— Я знаю. У нас и сейчас живут мужчины и женщины, а вот ведьм, таких, чтобы летать умели и молнии с пальцев стряхивать, — ни одной.
— Конечно, мы же улетели, и сила с нами ушла. Слушай, я вот знаю, что женщины на ведьм похожи, только силы в них нет. А мужчины — кто такие? Хоть бы краем глаза посмотреть…
— Посмотри, — разрешил Влад.
— Так ты, что ли, мужчина? — догадалась Чайка. — А я-то гадаю: и на человека вроде похож, а какой-то не такой.
— Спасибо на добром слове, — Влад усмехнулся. — Все-таки признали похожим на человека. А вообще, как вы без мужчин обходитесь, дети у вас откуда берутся? Сами, что ли, заводятся, от сырости?
— В капусте находим, — в тон Владу ответила Чайка. — А вообще, если колдунья захочет ребенка, то она идет к старшим сестрам, те у нее кровь берут, еще что-то, творят специальные заклинания — я их не знаю, это старушечья ворожба, — и потом у женщины рождается дочка. У некоторых сестер по тринадцать дочерей бывает, но это у тех, кто летать не может. Вот если бы я от кракена не сюда бросилась, а домой, то тоже пошла бы и завела себе дочку.
— Рано тебе о дочках думать, — не слишком искренне сказал Влад. — Погоди, разберемся с твоим кракеном, еще полетаешь.
— Кракен и сам скоро уберется, а вот помело у меня погасло, и заново его не разжечь. Одна всего змейка, а их надо помелу штук тридцать скормить, а без этого толку не будет.
Влад согласно кивнул, не вдаваясь в подробности. А что можно сказать? Пообещаешь девчонке помощь, а потом в дело вмешаются Мирзой-бек и гранд-майор Кальве… Уж они-то не станут выяснять, как молоденькие ведьмочки обходятся без мужиков, они с ходу за помело возьмутся. И держись, Чайка, — навеки тебе быть бескрылой.
— В наших сказках, — сказала Чайка, — мужчина обязательно или прекрасный принц, или великан-людоед. Людоедов побеждают, а в принцев влюбляются и потом живут долго и счастливо.
— До принца я не дорос, — невесело пошутил Влад, — до великана — тоже роста не хватает. А что касается людоедов, то их и в настоящей жизни предостаточно. Мяса человечьего они, конечно, не жрут, но и добрей от этого не становятся. Им только на зубы попади, не выпустят.
— У нас то же самое. Едят друг друга поедом.
— Тогда давай думать. Может быть, можно метелку твою от реактора подзарядить, ну… от ступы?
— Не, я смотрела, там все мертвое, метла такого не ест. Ей бы звездчатки погуще или бирюзовицу.
— А сама ты что ешь? Тоже только живое?
— Ага, — Чайка улыбнулась, блеснув ровненькими зубками. — Особенно люблю по ночам у мужчин кровь пить…
Заметив, что Влад слушает с серьезным видом, она расхохоталась и произнесла, словно извиняясь:
— Я всякое ем: и вареное, и печеное. Ватрушка у меня знаешь какая знатная получается? Но живое, конечно, лучше. Некоторые сестры только живое и едят. Пауков глотают, мокриц, червей дождевых. Я пробовала червяков — невкусно. Пресные они, и земля на зубах скрипит; у них всегда земля внутри. А вот яблоки — люблю, и ракушки — морские гребешки.
— Яблок и гребешков не обещаю, — сказал Влад, старательно пропустивший мимо ушей менее аппетитную часть рассказа, — но рацион у меня не каторжный, а боевой, так что и вдвоем с голодухи не погибнем. Давай обедать.
Сублимированные продукты на Чайку впечатления не произвели, хотя свою долю она подъела до последней крошечки. Влад смотрел на сосредоточенно жующую Чайку: «Все-таки она еще ребенок. Жить ей, по собственным ее словам, осталось недели две, ей бы сейчас метаться, пути к спасению искать, а она черт-те чем занимается, и на уме у нее прекрасные принцы и людоеды-великаны. Да и я хорош, нет чтобы сразу спросить, что ей известно о пси-векторе и как бы к моему поводку ключик подобрать… Хотя о пси-векторе она, скорей всего, и не слыхивала и кличет его каким-нибудь волшебным именем. Ребенок, право слово…» Вслух он сказал:
— Кончится шторм — постараюсь взлететь. Авось сумеем и без помела, на моих скоростях, насобирать тебе звездчатки и бирюзовиц.
— Не насобираем. Кракен все подчистую сожрал. Разве что где-нибудь совсем далеко. И потом, ты же говорил, что взлететь не можешь.
— А я через «не могу» постараюсь. Катер-то исправный, но на боку лежит. Сумею его стоймя поставить — взлечу, не сумею — значит, не судьба.
— И всего-то? — удивилась Чайка. — Так я могу твою ступу хоть сейчас на попа поставить… — Она глянула в низкий потолок рубки и поправилась: — Нет, сейчас не могу. Кракен еще не ушел.
— А когда уйдет?
— Часа через три. Хотя кто его знает, инфернальные существа непредсказуемы.
Влад глянул на приборы. Пси-вектор стремительно падал, через три часа майор Кальве сможет подергать за поводок, а уж он никогда не откажет себе в этом удовольствии.
— Ладно, — бесшабашно сказал Влад, — раз ближайшие три часа мы все равно обречены на безделье, то давай отдыхать. На улице уже темень, ты, наверное, с ног валишься. Хочешь, устраивайся в кресле да спи. А я покараулю.
Ничего себе предложеньице — спать при постороннем! Чайка ажно подскочила на месте.
— Ну, уж нет! Сам спи!
— Как знаешь, — Влад зевнул. — А я покемарю минут пяток… — Он откинул кресло пилота, превратив в койку, повалился на него и затих.
Некоторое время Чайка сидела молча, настороженно вслушиваясь в тишину, стараясь понять, что происходит. Неужто и вправду спит, словно новорожденный малыш, вот так, в открытую, безо всякой защиты, при постороннем? Или это изощренная ловушка?
Очень осторожно, готовая мгновенно отпрянуть, Чайка коснулась сознания спящего. Влад действительно спал. Причем даже во сне он был недоволен, что спит в такую минуту, когда кругом пропасть дел и бездна нерешенных проблем. И все-таки он не мог проснуться, потому что она, Чайка, в раздражении приказала ему: «Спи!» Приказала, даже не вкладывая в слова силы, ведь по-настоящему колдовать еще нельзя. И вот он спит, открытый, беспомощный, беззащитный…
Бедняга, как же он выжил-то до сих пор в этом мире, не стал легкой добычей первого встречного, не замкнулся в себе, не озлобился. Вон, сколько шрамов на душе, и всего страшней жуткий, незаживающий рубец. Это из-за него вокруг Влада то и дело сгущается непроницаемое облако ненависти.
Спящий вздрогнул, ощутив ее присутствие.
— Это я, — сказала Чайка. И навстречу ей сквозь шрамы и рубцы поднялась теплая радостная волна, лишь где-то совсем далеко глухо уркнул изголодавшийся зверь. Ведь это ему, а не ей сказал Влад: «Я покараулю».
И этот человек, которого так била жизнь, еще способен улыбаться, радоваться, говорить о сказках, о прекрасных принцах и великанах-людоедах… Глупый прекрасный великан, попавший на зубы принцам-людоедам.
Чайка провела ладонью по покрытому испариной лбу, и Влад мгновенно открыл глаза.
— Кракен ушел. Больше спать нельзя. Сейчас сестры на поживу слетятся.
Влад вскочил, бросил взгляд на приборы, тихо ругнулся.
— Что-то не так? — спросила Чайка.
— Шторм. Гравитационных ударов вроде бы больше не будет, а фон страшенный. За атмосферу носа не высунуть.
— Какой фон?
— Ну… — Влад запнулся, не зная, как объяснить. — Сполохи видишь? Мы чуть не на экваторе, а северное сияние в полнеба.
— Так это ветер! — Чайка чуть не добавила: «Что его бояться?» — но вовремя вспомнила, что это ей в непродуваемой одевке нечего бояться, а Влад в своих мертвых тряпках беззащитен даже перед такой мелочью и, значит, должен скрываться на этом островке.
— Ничего! — успокоила Чайка. — Управимся и здесь. Ну что, поднимать твою ступу?
— Давай!
Чайка легко выпорхнула из корабля, движением, напоминающим лучника, выхватывающего из колчана стрелу, коснулась метлы, и вдруг не стало девушки: над камнями, светясь голубым, зависла вражеская торпеда. Затем раздался треск, долгий скрежет, и восьмидесятиметровая игла галактического разведчика поднялась в воздух, замерла под нелепым углом и медленно выпрямилась, указав острием зенит.
Держать ступу на весу было неимоверно тяжело, метла мгновенно сожрала единственную бирюзовицу и требовала еще, но больше не было ничего, и Чайка отдавала себя саму. Только незримая нить, оставшаяся между ней и Владом, позволяла ей держаться. И она увидела, как Влад, впившись пальцами в сияющие огни перед собой, слился в единое целое с неодушевленным механизмом, и мертвая ступа ожила. Чудовищные мышцы налились силой, железы — ядом и огнем, бельмастые глаза — зоркостью. Ступу уже не надо было держать, она сама висела в воздухе, огромная, страшная, смертельно опасная.
На борту распахнулась еще одна пасть, о существовании которой не подозревал никто из сестер, и голос Влада позвал:
— Готово! Лети сюда!
Ни секунды не колеблясь, Чайка скользнула навстречу судьбе.
ГЛАВА 5
Торпеда высветилась на экранах задолго до того, как вошла в атмосферу.
— Летит, — сказал Влад.
Чайка кивнула, соглашаясь. Сама она видела совсем иную картину, чем вырисовывалась на мутном пузыре перед Владом. Летела Каина, конечно, кто же еще, ведь она наблюдала падение ступы до того самого момента, когда кракен перекрыл всякую возможность наблюдения. И теперь Каина была первой. Она летела, небрежно, боком, сидя на помеле, надменная красавица, в детстве нещадно шпынявшая Чайку, которая была на полтора года младше. И теперь она готова посмеяться над неудачницей, если та еще жива, или позлорадствовать над неостывшим трупом. Но прежде, конечно, ступа. Сияние, которое разливала ступа, недвижно висящая среди воздушного тумана, можно было различить за три дня пути, и немало сердец тревожно забилось, предвкушая удачную охоту. Но Каина была первой. Она неслась, не считая нужным скрываться, и в левой руке, которая у всякой ведьмы главная, искрился конец тщательно сотворенного аркана.
— Что ж она делает, дура! — прорычал Влад. — Ведь прямо под выстрел прется!
— Стреляй!
— Нельзя! Сама говорила, там девчонка! Ее же в пыль разнесет!
— Она тебя не пожалеет! Стреляй, тебе говорят!
И вновь приказ, напоенный колдовской силой, был отброшен, словно ударившийся о стену мяч. Не верилось, что это тот самый человек, что покорно уснул от небрежно брошенного «Спи». Влад держал торпеду в перекрестье прицела, но никакая сила не могла заставить его нажать на гашетку. Злая и неумная, там была живая девчонка, и убивать ее было никак нельзя.
Дикая обида захлестнула Чайку. И еще — горькое, разъедающее чувство, которое называлось незнакомым ей словом «ревность». Значит, Влад старался не ради нее! Точно так же он жертвовал бы собой ради любой встречной ведьмы, и так же смотрел с восторгом и нетерпением, и рассказывал о Старой Земле… А она, Чайка, тут и вовсе ни при чем, просто случайно подвернулась. А теперь летит настоящая хозяйка — красавица Каина, и Чайка больше не нужна.
Каина уже давно погасила скорость: запредельные ускорения и рывки хороши на больших расстояниях, а чтобы набросить аркан, надо подойти к ступе вплотную, сверхсветовые скорости здесь не годятся, а все решает обычная человеческая реакция и крепость нервов. Успеть отпрянуть вовремя или ударить самому, расчетливо, коротко и жестоко… Даже здесь преимущество в юркости помогает всаднице против неповоротливой ступы.
С яркой отчетливостью Чайка поняла, что сейчас произойдет: кинутый бестрепетной рукой аркан пронижет мертвую броню и черной петлей ляжет на живое сознание Влада. Затянется, сожмет, калеча и разрывая мозг. Вот отчего тот жуткий, незаживающий рубец: однажды кто-то из сестер уже принял его ступу за обычного дикого зверя и набросил аркан, но Влад сумел сорваться и уйти. Говорят, что такое случается порой, что заарканенная ступа срывается. Но сейчас такого не будет, второго рубца Влад не переживет и погибнет в ту же минуту в страшных конвульсиях.