Золото вайхов - Корн Владимир Алексеевич 17 стр.


– Заряжай. Заряжаем, парни, стволы, все остальное потом, – и принялся заряжать своего двуствольного любимца. В голове упорно крутилась одна и та же мысль: нужно успеть зарядить все стволы, иначе кранты.

Ко мне неспешным шагом подошел Анри и сказал:

– Это победа, де Койн. Они убегают. Мы сделали это, и черт меня возьми, если нам хоть кто-нибудь поверит.

С этими словами он забрал у меня пистолет и сунул в руки кожаную бутыль с вином:

– Глотни, это сейчас важнее.

Усевшись возле колеса телеги прямо на землю, я закрыл глаза и от души приложился к горлышку. Только сейчас я ощутил сильную жажду и нервную дрожь в руках. После нескольких глотков почувствовал себя значительно лучше. Посидел немного с закрытыми глазами, чувствуя, как успокаивается сердце. Через некоторое время я услышал шаги подходившего человека. Он остановился рядом со мной и кашлянул, привлекая внимание. Это был Коллайн.

– Сколько человек мы потеряли? – спросил я у него, не открывая глаз.

– Одного. Еще троих ранило.

– Кто?

– Сентор. Это тот, с раненой ногой.

– Я знаю. Ранения тяжелые?

– Нет. Самый тяжелый я.

Я открыл глаза. По щеке у Анри текла кровь.

– Покажи свою рану, Коллайн.

– Вот она. – Он показал пальцем на свою щеку. – И не надо ничего зашивать. Так заживет. Но стаканчик твоего замечательного снадобья выпью с удовольствием.

Я с недоумением посмотрел на него. Если эта рана самая страшная, то что же говорить об остальных.

– Амин вывихнул себе палец. У Нектора царапина. Правда, место не самое героическое – правая ягодица. Шлон уже вовсю потешается над ним.

– Прошка весь в крови.

– Это чужая кровь. Парень в бою – зверь. Проткнул балотом вайха, поднял над головой и закинул его куда подальше.

– А где он сейчас? Что-то не вижу.

– Прячется от тебя. Переживает, что гитару не уберег. Досталось ей – копьем пробита. Прошка собирается за новой ехать. Шлон его утешает: помогу, говорит, тебе собраться, продуктов дам. Измывается, короче. А Проухв верит, как обычно.

– Что вайхи?

– Вайхи сбежали, скрылись из глаз. Их от силы треть осталось. А мы молодцы, черт меня возьми, до сих пор не верится. Как ты им вслед бомбу бросил…

– Когда же ты успел все узнать, не пойму.

– Ты, Артуа, с бутылью в обнимку с четверть часа уже сидишь как оцепеневший. Я велел тебя не трогать.

Да, дела. Мне показалось, что буквально на секунду глаза прикрыл. Нервы, наверное.

– Пойдемте, барон, трофеи смотреть – вон они, на холстине сложены. Приятное занятие после боя.

Посмотрим, обязательно посмотрим. Но сначала маленькое дело.

– Проухв, иди сюда.

Парень вышел из-за кустов, стыдливо пряча глаза.

– Ваша милость… – начал оправдываться он.

Я перебил его:

– Проухв, ты бился как настоящий герой, – похлопал его по плечу, для чего мне пришлось поднять руку выше головы. – В следующий раз мы все вообще не станем ввязываться – накроем в сторонке стол, будем попивать вино и закусывать, любуясь, как ты их колошматишь. Воины, правильно я говорю? – Ответом был дружный смех. – Разве что врагов будет сотни две-три, тогда придется тебе немного помочь…

– Ваша милость, гитара… – продолжал свое красный от смущения Прошка.

Как объяснить ему, что, затевая разговор о гитаре, я пытался шутить, чтобы снять с людей напряжение перед боем. Ведь если человек беспокоится об инструменте, значит, надеется выжить и верит в победу.

– Забудь о ней, Проухв. Выбрось и забудь. Новую гитару купим, еще лучше.

Затем подошел к Пелаю, скромно стоявшему в стороне.

– Ты молодец, Пелай, достойно бился, теперь все мы смело можем тебе доверять. А Нектор вообще обязан тебе жизнью, – сообщил я смутившемуся Пелаю.

Во время боя я успел заметить, как Пелай, подхватив пику рухнувшего Сентора, одним ударом снес с лошади вайха, уже готового обрушить свою секиру на голову Нектора. И сделал он это, невзирая на то что еще один степняк уже нацелился на него своим копьем. Только благодаря Прошке и его балоту Пелай сам остался жив.

Ну что ж, пора осмотреть трофеи.

Лошадей поймать не удалось. Степные скакуны, такие же дикие, как и их хозяева, в руки упорно не давались. Невелика потеря, эти лошади не очень ценились из-за своего непокорного нрава.

Среди собранного оружия тоже ничего особенно стоящего не нашлось. Разве что пара пистолетов с дорогой насечкой да еще тяжелая кавалерийская сабля, явно снятая с офицера регулярной имперской армии. Прошке приглянулась сабля, он вертел ее так и эдак, вынимал из богато изукрашенных ножен, любовался великолепной отделкой эфеса, не решаясь, однако, взять себе.

Я решил вопрос просто, забрав саблю из его рук и вручив назад со словами:

– Возьми и владей с честью, Проухв. По крайней мере, двое из нас обязаны сегодня тебе жизнью. И в пару к сабле вот это… – Наклонившись, поднял два пистолета, что выделялись своей отделкой.

– А от меня лично… – Я достал из повозки мешок со своими личными вещами, извлек из него широкий кожаный пояс с позолоченной пряжкой и всевозможными карманчиками, кольцами, крючками для оружия и с вышивкой золотой и серебряной нитью. Протянул его Прошке. Лицо парня даже засветилось от счастья: как же, общее признание воинских заслуг и отличное, дорогое оружие.

Я вновь похлопал его по плечу:

– Смотри не загордись, Проухв.

Затем обратился к остальным:

– Если найдете оружие лучше собственного, меняйте не задумываясь. Остальное мы продадим, а вырученные деньги поделите между собой.

Я уже уходил, когда мой взгляд упал на кинжал, лежащий на самом краю полотна. Взяв в руки, я внимательно осмотрел его. Кинжал как кинжал, из стали далеко не самого лучшего качества, с зазубринами и ржавчиной возле рукоятки. Что же привлекло мое внимание, недоумевал я.

Камень. В рукоятке кинжала блестел камень – крупный, с ноготь большого пальца величиной. Он был светлым, почти прозрачным, но стоило немного повернуть рукоятку – и камень поменял цвет с голубого на темно-фиолетовый. Осторожно, с помощью даги, я извлек его. Камень не был огранен или отшлифован и имел форму почти идеального шара. Посмотрев сквозь него на свет, я едва смог сдержать эмоции – тысячи крохотных звезд вспыхивали и гасли внутри него, стоило лишь чуть-чуть шевельнуть пальцами.

Я далеко не знаток в геммологии и не мог точно определить, к какому классу минералов он принадлежит. Камень очень красив, и этого достаточно. Можно было только догадываться, насколько он преобразится, побывав в руках хорошего ювелира.

Завернув его в носовой платок и положив в карман, я тут же забыл о нем, потому что из-за поворота показались два всадника – те самые, что убегали от погони вайхов.

Приблизившись к нам, один из них ловко соскочил с лошади. Вернее, соскочила, поскольку оказалась девушкой не старше двадцати лет, весьма и весьма приятной наружности. Я даже глаза расширил от удивления: как можно было ее не заметить? Оправданием служило только то, что ее заслонил от меня второй наездник, худой и бледный юноша.

Я поприветствовал даму полупоклоном. Черноглазая, с длинными волнистыми волосами цвета воронова крыла, высокая, гибкая в движениях – хороша, даже очень хороша. На девушке были брюки, каждая штанина которых представляла собой целую юбку, довольно пышную, и короткая бархатная курточка, вся вышитая сложными узорами. Шляпку, видимо, потеряла во время бегства.

Оценив произведенное впечатление, девушка подошла ко мне и представилась:

– Энолия Крейг, дочь барона Марона Крейга, хозяина здешних мест.

Что-то непохоже, что хозяина, скептически подумал я, а вслух произнес:

– Барон Артуа де Койн, к вашим услугам, леди.

– Барон Анри Коллайн, в восхищении от вашей красоты, леди Энолия, – представился невесть когда подошедший Анри.

Так, Коллайн, ты попал, и попал серьезно. Насколько я мог изучить своего друга, женщины типа Энолии больше всего тревожили его сердце. Завязался оживленный разговор, в котором мы узнали подробности встречи девушки с вайхами и ее бегства. Третьим всадником, погибшим у самой реки, оказался один из ее слуг.

Разговаривал больше Анри, полностью включив свое мужское обаяние. Я в основном поддакивал в нужных местах и глубокомысленно кивал. Голова была занята совершенно другими вещами, не относящимися к предмету разговора.

Наконец Энолия попросила сопроводить ее к замку и пригласила быть ее гостями. Здесь слово взял я, вежливо поблагодарил ее за предложение и конечно же согласился, глядя на изнывающего Анри. Но основной причиной согласия стала необходимость дать людям передышку перед решающим броском к заветному каньону.

На горизонте замаячил Прошка, знаками показывая, что могила Сентора готова и ждут только нас. Кивнув ему, я обратился к Энолии:

– Леди Энолия, мы с удовольствием сопроводим вас к замку и воспользуемся вашим гостеприимством, но сейчас нам необходимо похоронить нашего боевого товарища. Это не займет много времени, вам не придется долго ждать.

Тело Сентора, завернутое в полотно, лежало на краю могилы, мы стояли рядом, грустные и сосредоточенные.

– Друзья, – обратился я к своим людям, – мы отдаем последние воинские почести Сентору, погибшему в бою, как подобает настоящему мужчине. Никто не знает, что ждет нас завтра, но, пока мы живы, он останется в наших сердцах. И пусть земля ему будет пухом.

Я поднял вверх руку с пистолетом и взвел курок, подавая пример остальным. Грохнул недружный залп, и тело Сентора опустили на дно могилы.

– На моей родине так принято провожать в последний путь воинов, погибших на поле брани, – ответил я на молчаливый вопрос Коллайна.

– Красивый обычай, – промолвил Анри. Я кивнул, соглашаясь с ним.

Преодолев реку вброд, мы продолжили путь обычной колонной с той лишь разницей, что место Нектора занял Прошка.

Анри продолжал увиваться вокруг баронессы, засыпая ее комплиментами и рассказывая столичные новости. Энолия благосклонно принимала ухаживания, бросая на него томные взгляды. Изредка она обращалась ко мне, приглашая принять участие в разговоре. Я отвечал односложно, занятый своими мыслями.

Нервно всхрапнул Ворон. Потрепав по холке, я успокоил его и вспомнил слова Коллайна, сказанные накануне:

– Артуа, вы удивительно подходите друг другу – ты и твой конь. Оба не пропустите ни одной симпатичной кобылки. Вот уж воистину жеребец на жеребце! – И улыбнулся, довольный. Потом добавил: – Хотя чего можно ожидать от человека с таким фамильным гербом? – Коллайн заливисто рассмеялся.

Свой герб я, не мудрствуя лукаво, содрал с эмблемы Феррари – коня, поднявшегося на дыбы. Я не обижался на дружеские подколки, мы часто пикировались с ним, упражняясь в остроумии и разгоняя дорожную скуку.

И вовсе мы с Вороном непохожи – знаете, какие комплименты я умею дамам отпускать! Хотя кто его знает, что шепчет Ворон на ухо своим подружкам. Есть у него, кстати, достоинства значительно крупнее моих. А вот танцевать он не умеет и петь, между прочим, тоже. Сам ты, Коллайн, кобель порядочный. Бедная леди Энолия!..

Назад Дальше