Из соседней комнаты послышался шорох, раздался звон упавшего с высоты металла. Трое старейшин мгновенно забыли про разговор и торопливо зашагали к двери. В подземной лаборатории Хастина, где они сейчас находились, были оборудованы помещения для самых разных сфер деятельности, прямо или косвенно связанных с магией. Одно из них предназначалось для упражнений в контроле над разумом или отдыха перенапрягшихся сенсоров. Именно то, что требовалось Селесте после тяжелого обряда.
Выглядела госпожа не очень хорошо, даже хуже, чем до просмотра украденных воспоминаний. Одно дело — просто получить информацию, и совсем другое — обработать ее. Второе намного сложнее и требует больших усилий.
— Ну что я могу вам сказать, дорогие соратники… — Селеста с благодарностью приняла кубок с вином и махом выпила почти половину. Восставшие, хоть и являлись нежитью, в жидкости нуждались сильно. — Противника мы недооценили. До недавнего времени Руархид сидел у «пауков» на крючке и регулярно им постукивал.
— Не может быть!
В отличие от вскрикнувшей Медеи, мужчины промолчали. Хастин — потому что всегда держался наособицу и не принимал близко к сердцу побед и поражений общины, если только они не затрагивали его интересов. Хотя в последнее время отношение у него слегка изменилось, сказалось намного более частое и близкое общение с другими восставшими. Иное дело рыцарь. Этот замер, словно окаменев, от него дохнуло такой концентрированной яростью и жаждой убийства, что Селеста поморщилась и отодвинулась назад.
— Успокойся, Латам. В конце концов, чего-то подобного мы ожидали.
— Он в курсе почти всех наших планов, — прошипел сквозь плотно сжатые клыки аристократ.
— Не в последнее время. Кроме того, осадное положение обрубило ему канал связи. Его непосредственный куратор, спасибо чисткам в Службе, вышел в отставку, а новому он мог не успеть что-либо передать. Короче говоря, есть немаленький шанс, что люди действительно верят в мою гибель, а не ведут свою игру.
— Его надо арестовать.
— Прямо сейчас, — согласилась госпожа. — Только не зашиби ненароком.
Латам коротко поклонился и не столько вышел, сколько выбежал из медитационной камеры.
— Я не верю. — Медея присела на край причудливой формы широкого ложа, на котором возлежала ослабевшая телепатка, слегка наклонилась вперед, придавая убедительности словам. — Только не Руархид! Он же один из старейших. Да мы его как только не проверяли!
— С фактами сложно спорить, — слегка пожала плечами Селеста. Медея немедленно встала и принялась поправлять подушки, чутьем уловив исходящее от названой сестры неудобство. — О Руархиде прямо говорят в двух обработанных мной воспоминаниях Лаара, еще в четырех упоминают о фактах, известных крайне ограниченной группе лиц. Руархид в их число входит. Хотела бы я знать, на чем его поймали…
Колдун наконец-то занялся делом. Он выставил прямо на пол батарею флакончиков, куда-то ненадолго сходил, вернулся с кубком, наполовину наполненным чистой водой, и принялся накапывать зелья, готовя стимулирующую смесь. Между делом заметил:
— Логика подсказывает, что интерпретировать слова можно по-разному.
— Не в том случае, когда разговор идет прямым текстом. Лаар был слабо знаком с оперативной работой и требовал называть ему реальные имена агентов.
Стоит ли считать полученные сведения достаточными? После короткого размышления Селеста решила, что да, стоит. Многоходовая и дорогостоящая операция не принесла ожидаемого результата, восставшие по-прежнему не знали планов канцлера и его присных. Зато они получили имя «крота», не первый век сливавшего информацию на сторону. Теперь, задним числом, становятся понятными некоторые провалы и неприятная осведомленность прежних руководителей Службы по ряду направлений деятельности восставших. А ведь предатель мог бы еще долго оставаться непойманным: его никто не подозревал.
Обидно. Горько. Почему он не обратился за помощью? На что его подцепили?
Скоро узнаем.
Утро оставило на языке налет разочарования. Доставленный Латамом Руархид (старейшина принес его в виде тщательно упакованного тючка. Что характерно, в правоте госпожи он не усомнился ни на мгновение) запирался недолго, в основном потому, что Селеста пригрозила приковать его в особой «строгой» камере и лично выпотрошить память. Не сейчас, так дней через пять, когда полностью восстановит силы и разберется с делами. История предательства оказалась до неприличия банальной — сначала лишнее свидание с родней, потом подставленная жертва-нищенка, вербовка, первое донесение, второе, более серьезные задания, восставший, погибший исключительно из-за доноса предателя… Коготок увяз — всей птичке пропасть. Хотя имелись и личные мотивы. Руархид, как и многие ему подобные, считал себя недооцененным и рассчитывал на место старейшины в ближнем круге. «Конечно, я заслуживаю большего. Да, я уверен. Нет, зачем? Просто я умнее, и сильнее, и… Клянусь, я не хотел! Почему не рассказал все вам, госпожа? Ну, я думал, рано или поздно смогу вывернуться…» Дурак.
Нет уверенности, что «крот» у «пауков» был всего один. Еще повод для тревоги.
Выслушав исповедь неудачника, Селеста приказала посадить того под замок, а сама отправилась спать. Сил не хватало что-то планировать. Она выяснила главное — Руархид не успел сообщить своим хозяевам, что она жива. Остальное подождет до завтра.
Еще не забылись времена, когда восставшие спали все вместе, забившись на самые низкие уровни катакомб и прикрыв единственный вход в грязную нору тяжелой каменной плитой. Старшие знают цену комфорту, в отличие от пришедшего на все готовое молодняка. Хотя в том, что, образно выражаясь, касается глубины залегания, ничего за века не изменилось — вампиры по-прежнему выбирали для своих дневных убежищ наименее доступные для людей места. Причем защищали их с параноидальной тщательностью, устанавливая на входе искусные ловушки, крепкие замаскированные двери и допуская в тщательно обустроенную обитель немногих избранных. Часто практиковалось создание ложных жилищ, подсовываемых наблюдателям из «пауков» в качестве основных. Даже Медея, вроде бы демонстративно открытая светская леди, спальню своего особняка использовала исключительно для встреч с приглянувшимися молодыми людьми. Отдыхала она в настоящем бункере, в подвале.
Входить в убежище без приглашения означало нанести серьезную обиду хозяину: восставшие ревностно защищали свою территорию и даже на неожиданные визиты старейшин реагировали нервно. Есть приемные, кабинеты, какие-то прообразы общественных залов — и есть личные покои, куда допускаются ближайшие, и никто кроме. Это правило, выкристаллизовавшееся за века и свято соблюдаемое всеми. Нарушали его крайне редко.
У Хастина, притащившего в тайное убежище Селесты постороннего, должны были иметься более чем веские причины для такого поступка.
Конечно, в спальню маг не попал, остался в большой гостиной, своеобразном предбаннике для немногих посетителей. Место, где она пребывала в наиболее уязвимом состоянии, Селеста защищала всеми доступными ей способами. Как магическими, так и механическими. Поэтому госпожа довольно долго не реагировала на двух восставших, сидевших за толстым слоем камня и тремя укрепленными пластинами брони, по недомыслию называемыми дверями, и впервые за много времени хорошо отдохнула. Лежа на мягкой широкой кровати (обстановкой комнаты занималась вездесущая Медея), она позволила себе немного понежиться и никуда не спешить. В голове лениво перекатывались мысли о том, что надо бы выяснить, как идут дела в младших общинах, связаться с Гардоманом, отдать Зервану приказ залечь на дно, а то в его стае неоправданно высокие потери… Почти половину свиты положил. С Латамом состязается, дорвался-таки до «настоящего дела».
Умиротворенность слетела, будто ее не бывало, едва слух уловил громкие голоса за первой, внешней дверью. Реальность напомнила: расслабляться не надо. Селеста еще не знала, что случилось, но острое предчувствие неприятностей заставило ее замереть и прислушаться. В эту минуту госпожа, увидь ее сторонний наблюдатель, поразительно напоминала готовящуюся к броску змею. Настороженную. Сжавшуюся в плотный клубок. Несмотря на внешнюю неподвижность и залитые темнотой глаза, она лихорадочно просчитывала варианты, пытаясь предугадать, что могло понадобиться Хастину и почему к ней прибежал именно колдун, а не верная нянька-Латам. Тот, второй, двигался иначе и на телохранителя не походил.
Торопливо одевшись и на всякий случай приняв стимулятор, госпожа вышла из спальни.
— Хастин? Кальдеран? — При виде спутника колдуна она насторожилась еще сильнее. — Что вы здесь делаете?
К перебежчику она до сих пор относилась неоднозначно. Кальдеран оказался умен, силен, коммуникабелен, умел держать язык за зубами и говорить ровно столько, сколько нужно для дела. Неординарная личность. В то же время он ни с кем особо не сближался и о себе ничего конкретного не рассказывал, всякий раз ловко переводя разговор на сторонние темы. После первой вспышки откровенности, вызванной успешным бегством от безумного жреца, Кальдеран поразительно быстро успокоился и вел себя тихо, старательно пытаясь понять, куда же попал и как ему теперь быть. Не навязывался, в помощи никому не отказывал, лишних вопросов, могущих вызвать подозрения, не задавал. Очень продуманное и очень правильное поведение.
Госпожа не считала его агентом смертных. Но и приблизить к себе тоже не решалась, несмотря на очевидный потенциал. Больно уж мутный тип.
— Кальдеран думает, что жрецы хотят разрушить Академию, — выпалил Хастин.
Селеста молча перевела взгляд на перебежчика. Тот поклонился на южный манер, прижав правую руку к сердцу.
— У меня есть основания полагать, что против магов готовится серьезная провокация.
— Основания?
— Последние действия ряда дворцовых группировок невозможно объяснить другими причинами. — Восставший смотрел твердо, с готовностью отвечать за свои слова. — Кроме того, есть несколько фактов, впрямую указывающих на скорое противостояние с Академией.
Не говоря ни слова, госпожа уселась в кресло и кивком указала гостям на низенький диванчик напротив. Что ж, становится понятно состояние Хастина. Для него в Академии заключен если не смысл жизни целиком, то как минимум половина.
— Начало цепочке моих рассуждений положил рассказ одного босяка. Он пропивал в таверне деньги, полученные от некоего благодетеля, — обстоятельно принялся рассказывать Кальдеран. — Небольшая сумма, но подачка регулярная и без видимых причин. Несвойственный богачам альтруизм поневоле привлекает внимание, и я решил познакомиться со щедрым человеком. Тот, однако, на контакт не шел. Зато удалось выяснить, что в порту, а также в беднейших районах города в последние два месяца появились люди, собирающие вокруг себя шайки забулдыг, время от времени дающие им денег, но без требований какой-либо работы взамен. При этом идет серьезная идеологическая накачка, лидеры групп активно проповедуют и тесно связаны с молодыми культами — Синего Анга, Солнца, Дракона Небес и других, менее значимых.
«Зерван докладывал о них, — припомнила Селеста. — Но тогда наши источники в храмах ничего конкретного не сообщили, а потом стало не до странностей смертных».
— От жрецов ничего существенного узнать не удалось, мои вопросы только вызвали подозрения, — продолжал Кальдеран. — Однако я вчерне посчитал количество проповедников, прикинул число «мяса» в каждой группе и пришел к выводу, что сейчас у храмов имеется ядро из десяти — двенадцати тысяч голодранцев, с помощью которого можно за сутки создать неплохую толпу погромщиков. Если же их вооружить, хотя бы простейшим оружием, и нейтрализовать стражу, то до подхода войск подавить беспорядки в столице представляется нереальным.