— Мать моя павианиха! — вдруг завопил Вадик. — Слушай, какая мысля́ пришла! Давай за Каничевым заедем, нам почти по пути! Он тут неподалёку в элитном доме деньки коротает.
— Ты что, знако́м с Каничевым? — удивился Пётр.
— Ну, не то, чтобы очень. Однако, кто такой Вадим Железняков, он знает. Мы с ним по е-мэйлу переписываемся, пару раз созванивались. Я уж ему сообщил, какая у нас ситуация, и он сказал в случае крайней нужды обращаться к нему за помощью.
— А если клиент уйдёт?
— А если без Каничева не справимся? Может, это мне — озарение свыше?
У Иваненко возникло чувство, что «озарение свыше» спланировано его другом заранее.
— Надо с начальником штаба посоветоваться…
— Некогда! Всё, звоню Каничеву, лишний ствол нам не помешает.
— Откуда у него ствол?
— Взял «Протекту» у Вани Охлобского. Нехилое ружьишко — двенадцатый калибр, барабан на двенадцать патронов… Всё, замолкни, кажись, дозвонился! — Вадик заглушил музыку.
Каничев ещё не ложился. Сказал, что будет ждать рядом с постом охраны.
— Прикинь, группа «Алиса» — питерская, а Каничев — коренной москвич! — продолжил тарахтеть Вадик, когда отключил телефон. — Каково ему мотаться всё время туда-сюда! Помнишь, была у них песня «Трасса Е-95»? Тогда так «Ленинградка» в атласах обозначалась. Запружена она вечно…
— Хватит трепаться, — сказал Пётр, — дай лучше послушать «Алису»! Я уже давно её не слушал.
— Да ты всё равно половину слов не разберёшь! «Драматический баритон», блин! Поройся в бардачке, там помимо стволов должны быть распечатки каничевских песен… Да уже приехали почти!
* * *
Каничев вышел из подъезда в сопровождении возбуждённого Вадика, который первый раз общался со своим кумиром лицом к лицу. В руках рок-музыкант держал гитарный футляр.
— Дичь, как я понимаю, крупная? — сдержанно спросил Костя, усаживаясь рядом с Алексеем и пожимая тому руку.
— Не то, чтобы очень крупная, но агрессивная, — ответил Иваненко, тоже протягивая руку православному рокеру. — Да ещё и не всякому видная.
— Бог даст, сдюжим, — сказал Каничев и ушёл в молитву.
Вадику хватило мозгов заткнуться и не врубать музыку.
На Бульварном даже в это время не стихало движение. Можно было задеть проезжающие автомобили, покалечить людей. Но выхода не было.
Они припарковались. Каничев достал из футляра «Протекту», разложил приклад. Пётр и Вадик достали своё оружие. Все перекрестились, вылезли из машины и направились вдоль по указанному скверу. Перевели оружие в боевое положение.
Людей в сквере, к счастью, не было. Никого не было.
— Повернул голову в нашу сторону, — шепнул Алексей, указывая на пустую лавку, освящённую оранжевыми фонарями с бульвара. — Встаёт…
Раздалась канонада выстрелов: огонь открыли все одновременно. И одновременно прекратили, увидев раненого материализовавшегося пришельца, ковыляющего к ограде сквера. Неужели он собирался в таком состоянии перебегать бульвар? Нет, расчёт его был прост: он думал, что в него не будут больше стрелять, боясь задеть проезжающие автомобили. Но автомобилей не было!
Ещё несколько выстрелов, и пришелец завалился на газон. Согласно инструкции, теперь ему следовало отрубить голову. Но оказалось, что вместо тесака Вадим вынул из-под сиденья и сунул за пояс монтировку. Бегать за клинком не было времени, и Вадик с каким-то немыслимым самурайским криком обрушил монтировку на череп истекающего фиолетовой кровью пришельца. Ещё раз, и ещё, и ещё.
Через полминуты от головы гуманоида осталась только кровавая лепёшка. Пётр с Лёшей запихнули тело в полиэтиленовый мешок, и все бросились к машине. Ликвидация прошла успешно. Бог дал.
* * *
— Спасибо вам, Константин Евгеньевич! — благодарил Каничева Вадик. — По гроб жизни обязан! Несомненно, это ваша пуля его сразила!
— Вам спасибо, что пригласили поучаствовать в столь занимательном мероприятии. — Каничев затянулся сигаретой. — Всё никак насовсем не брошу, — поморщился он, — вот опять летом на рыбалке задымил… Только я ружьё должен Охлобскому отдать…
— Всё понимаю! Больше не позволю себе рисковать вашей драгоценной жизнью!
— Ладно тебе, Вадюшь! Спишемся…
Каничев распрощался с Петром и Алексеем и направился к своему подъезду, откуда выглядывало бдительное око одного из секьюрити элитного дома.
— Рвём в штаб-квартиру! — Вадик прыгнул за руль. — А то весь багажник этой падалью провоняет!
* * *
Когда они ехали по трассе, с тёмного неба повалил густой мокрый снег. Самое время для такой погоды — уже наступило седьмое ноября. Вот как оно вышло: окропили коммунистический праздник гуманоидной кровью.
У ворот их встретил отец Иларион.
— Епитимья! — сказал он вылезающему из машины Вадиму.
Тот скукожился под его взглядом и стал сходен с грелкой, которую собирается порвать пресловутый Тузик.
— А вам — выговор! — повернулся священник к Алексею и Петру. Те выглядели не лучше Вадика. — В следующей операции не участвуете.
— А что делать с трупом? — жалобно спросил таксист.
— Не знаешь, что с трупами делают, раб Божий? Лопаты в сарае. Место для захоронения кошек и собак на задах, Алексей покажет.
— Может, его для начала осмотреть? Я видел у него какой-то браслет с кнопками на лапе.
— Браслет туда же, в могилу.
Хорошо бы было ещё разок удостовериться в смерти, но вытаскивать пришельца из мешка никто не захотел. Так и похоронили — в чёрном полиэтиленовом мешке.
Начало светать. Всё было в фиолетовой крови — и одежда, и салон, и багажник. Но Ольга уже растопила баньку и отправила их всех на отмывку.
* * *
— Как тебе из «Магнума» было стрелять? — спросил Вадик, хлеща Петра веником.
— Отдача сильная. Вон какая дурища! А ты-то из «Макарыча» раньше стрелял?
— Где? Забыл, в каких я войсках служил? В мотострелковых, старик, только винтовку, «Калаш» и гранатомёт в руки дают. Надо было нам полигончик в чащобе забацать. Это ж опасно как — пользоваться оружием, когда знаешь только в теории.
— Ещё забацаем. Неожиданно всё свалилось… Ты какой упор делал?
— В локоть, кажись. Фигово стрелять без приклада.
— А я запястье держу…
— Ребят, вас совесть не мучает? — спросил вдруг Лёша, сидевший в уголке парилки.
— Нет.
— Вроде нет.
— И меня не мучает. Значит, Божья воля была́ его застрелить. А вот Каничева мы, наверно, зря взяли. Отец Иларион сильно рассердился из-за него. Хотя, призна́юсь, я сам хотел на него посмотреть, поэтому не стал вас отговаривать. Читал с ним несколько интервью: хороший миссионер.
— Каничев — это сила! — оживился Вадим. — Помнишь, старик, ты тексты его песен хотел почитать.
— Обязательно почитаю, — сказал Пётр.
* * *
Пока Вадик с помощью Ольги отмывал от фиолетовой крови своего железного коня, Иваненко лежал в гамаке под навесом и читал распечатки песен Каничева с нескольких последних альбомов.
Раньше он к творчеству «Алисы» относился прохладно. Да и сейчас вряд ли бы изменил мнение о старых песнях группы. Но вот новые песни Кости цепляли за живое. Оказывается, из них он слышал только одну — «Власть». Клип на неё крутили по нескольким каналам.
А каково вам вот это: «Каждый день приближает час „ч“. В каждом праве сургуч да печать. Я хочу быть мишенью в луче, когда время придёт умирать». Или: «Я рано принял, но поздно внял, что значит „радостью жить“, ловить обманы в глазах менял и постараться простить».
Да, православный Каничев — это вам не оккультно-пантеистический Кормильцев, жаждавший раствориться в бесконечности, как капля в океане! Это вам не смирившийся перед небытием БГ! Каничев — боец, боец с небытием, со смертью и с её адептами!
Пётр вызвал у себя в памяти облик рок-звезды, его глаза. Неужели этот тихий седой человек — в прошлом пьяница, наркоман, панк, эпатажник и дебошир? Ёшкин кот, переживает, что курить не может бросить! Воистину тяжкий грех!
Как он может писать такие чудесные жизнеутверждающие песни? Впрочем, понятно, как: он нашёл смысл жизни, обрёл веру. Она теперь является его стержнем, даёт энергию, силу делиться своей радостью и своей болью с другими…
Оля прервала его размышления, позвав к телефону. Пётр неохотно выбрался из гамака и направился в избушку.
Глава 6
Еврейский вопрос
— Ну здравствуй, друган единоплеменный, — заговорила трубка голосом Вовы Курляндского. — Я в Москве. Всё в ажуре. Только что зарегистрировались с Семёном в гостинице «Руслана». И угадай, кто же нас встречал в аэропорту? Таки пришелец встречал! На шее табличка: «С. И. Кукушкин, милости просим!» Я его, конечно, не видел, а мой пациент видел и до сих пор дрожит, хотя принял таблетки. Знаешь, у меня есть основания предполагать, что пришелец — не галлюцинация. Петя, надо встретиться, и как можно быстрее, чтобы всё прояснить!
— Где стрелку забьём?
— В холле гостиницы. Не могу надолго покидать своего пациента. В шесть тебя устроит?
— Ты свои часы-то перевёл?
— За кого ты меня принимаешь? За хамита? Всё, до встречи!
Вова, по обыкновению, бросил трубку. Может, толика хамитской крови в нём всё-таки текла?
* * *
Пётр более-менее подробно рассказал Курляндскому о «делах наших скорбных», опустив лишь некоторые незначительные детали.
— Да, дела-а-а, — протянул Вова.
— Как ты думаешь, Кукушкин относится к «видящим пришельцев»?
— Определённо. Он видел этих чертей ещё до своего отъезда в Израиль, и это была не последняя причина обосноваться на исторической родине. Вот как оно совпало-то, Петь! Лёша с Олей поселились как раз в его квартире!
— А можно будет взять Кукушкина на «охоту»?
— Проблематично это будет сделать. Если накачать его нейролептиками, толку от него не будет. А если не накачивать, порог страха не даст ему действовать адекватно. Да и мотивация, признаться, отсутствует. Он же не из нашей общины.
— Можно с этого места поподробнее…
Вова возвёл глаза к небу, дабы придать своему ортодоксально-иудейскому лицу возвышенное христианское выражение.
— Петя, я люблю свой народ, очень люблю свой народ! Вот и к тебе сразу приехал, когда узнал, что у тебя проблемы… Бедные, бедные наши братья по крови! Это ужасная трагедия — профукать мессию, которого ждали несколько тысяч лет. Какой-то страшный, немыслимый глюк — с отчаянной надеждой ожидать прихода Того, кто уже больше двух тысяч лет как пришёл тебя спасти. Обсаживать Иордан плодовыми деревьями и рыдать у Стены Плача. Как же я тоскую об ослеплении нашего народа!.. Да, Семён Израилевич — один из тысяч в движении ко дну в танце суматошного дня…
— Где-то мне недавно встречались эти слова… — вставил Пётр.
— А, Костя Каничев, «Моя война». Люблю эту песню… Так вот, мировоззрение Семёна Израилевича близко к каббалистике. Моё мировоззрение его не интересует: мы соотечественники по Советскому Союзу, и я — хороший специалист. Этого достаточно для успешной психотерапевтической работы. В Москве Кукушкин кое-что оккультное практиковал. Вероятно, оно и привело к тому результату, который мы видим.