— То есть уговорить его поехать с «командой охотников» шансов нет?
— Даже если я буду рядом, завидев этих чертей, Семён Израилевич, скорее всего, попросту сбежит.
— Но мне было откровение, что Кукушкин поможет, если вы приедете! — горячо сказал Пётр. Он, и правда, уже верил, что тогда, во сне, сподобился откровения. В любом случае, Вова его в тот раз видел, значит это было что-то вроде чуда.
— И мы приехали! — сказал Курляндский. — Надо что-то крепко думать.
— А сам ты возьмёшься за оружие?
— Где ты видел израильтянина, который не возьмётся за оружие, когда придёт нужда? Исправно езжу на милуим, если ты об этом. «Узи» у вас есть?
— Специально ради тебя попробуем достать! Слушай, если убедить Кукушкина, что, в случае нашей расправы над пришельцами, они навсегда перестанут преследовать его, за мотивацию это не сойдёт?
— Боюсь, что нет. Мы, евреи, любим гарантии. Откуда ему знать, что чертей столько, сколько мы говорим, или, что не появятся новые?
— А майор ФСБ его не убедит?
— Нет, Петя, в борьбе со страхом нельзя использовать страх. Это я тебе как психотерапевт говорю.
— Тогда ему нужно поговорить с отцом Иларионом.
— Навряд ли это что-то изменит. Но попытка — не пытка, как говаривал товарищ Берия… Эх, Петька! Где наша молодость, куда ушли былые годы?
— «Где будет труп, там соберутся и орлы…» — задумчиво сказал Иваненко, вспоминая «кровавую пирушку». — Труп у нас есть, даже два. И ещё один воскресший.
— Воскресший уже два тысячелетия восседает на престоле с Отцом, притом в человеческом теле! По секрету тебе говорю, как один сумасшедший иудей другому. А орлы, извиняюсь, — это мы!
— Так что, потащим Кукушкина к отцу Илариону?
— Куда деваться, потащим! Только не сегодня. Никто не верит, но я действительно пекусь о здоровье своих пациентов.
* * *
Заходить в храм Семён Израилевич наотрез отказался, и отцу Илариону пришлось беседовать с ним в избушке. Перед беседой священник выставил всех, включая Ольгу, на улицу и запер дверь изнутри на ключ.
Пётр с Владимиром гуляли по опушке леса под моросящим дождём и вспоминали школьные годы. Вова зябко ёжился и думал, какая сейчас погода в Израиле.
— Всё-таки я не до конца понимаю, что со всеми нами происходит, — говорил Иваненко. — Объясни мне, как ты видишь ситуацию в целом?
— Новый виток, Петя, определённо, это новый виток. Ты понимаешь, что такое научно-технический прогресс? Сначала прорыв, НТР, затем зависание на новом уровне, привыкание, воплощение изобретений в быт, совершенствование устройств. Потом новый прорыв. Вот и в Церкви то же самое.
— Ты говоришь об ортодоксальной православной Церкви, я правильно понял? О Церкви, которую называют архаичной, ретроградной, реакционной, консервативной, дремучей, средневековой?
— Да, я говорю о православной Церкви — самой продвинутой и модернистской из всех возможных Церквей, которая является таковой по одной простой причине — её единственную возглавляет Живой Бог, а не зарвавшийся человечишка. Въезжаешь, Петь? Представляешь, что такое «Живой Бог»? Лучше и не пытайся представить! Просто поверь: Он откликается на всё, что происходит на Земле, на всё, что происходит в миллиардах человеческих душ. И Он постоянно формирует новый уникальный путь, по которому направляет человечество. Убирает препятствия, помогает обходить непреодолимые преграды, возводит мосты через пропасти, расчищает и удобряет дорогу, по которой мы движемся. Мы зарываемся, Он нас выкапывает, мы приближаемся к обрыву, Он нас отводит. Он заботится о каждом человеке в отдельности и обо всех людях вместе взятых. Но только православные Ему сознательно поклоняются, и Он печётся о Церкви, которую основал, больше всего. Большинство людей на планете и бо́льшая часть наших с тобой соплеменников поклоняются мёртвым богам, а наша Церковь — Живому Богу. Отсюда и черти у нас в дому завелись! Понял?
— Не до конца. Это антиномия?
— Какая, на фиг, антиномия! Тормоз ты всё-таки, Петька! Для чего Господь устроил никоновский раскол? Чтобы Церковь свою спасти, направить на правильный путь, не допустить её захвата католиками при Петре. Так же и тут. Мы не видим, что грядёт, а Он видит и предотвращает. Сейчас здесь вылезет, потом там засунется! Как геморрой у коллективного бессознательного. Что тут понимать? Про ретроградство выдумали как раз настоящие ретрограды, чтобы перевернуть всё с ног на голову. Вот они, да, стремятся к древнему, выдумщики долбанные. Православие средневеково! До средневековья рукой подать, а эти г…нюки мечтают об античном язычестве! То, что они ставят вперёд, давным-давно осталось позади и издохло. Нет, давай реанимировать, пидоров «сэрами» величать. «Уважаемый сэр пидор Элтон»! Ладно, проехали, а то я щас материться начну. Больная тема…
— Вова, а ты давно стал членом своей общины?
— Нельзя сказать, что я вот так вдруг раз — и стал. Это был долгий и мучительный процесс, который и сейчас не завершён.
— И что тебя подвигло на сближение?
— То же, что и всех — поиск смысла. Ну, ещё жена любимая умерла. Ну, ещё благодатный огонь мою одежду воспламенил и целые сутки не гас. Ну, ещё кое-что было. А недавно школьный друг, как живой, нарисовался рядом с Голгофой, а потом исчез… Да, русский бы уже давно монахом заделался, а нас, иудеев, тяжело пронять. Вот и тебя до конца не проняло, хотя ты вчера собственноручно чертягу пришил и с воскрешённым тусуешься. Так или нет?
— Мне бы побольше доказательств. Факты можно истолковывать по-разному.
— Да толкуй, как хочешь, только веруй! Соплеменничек-то наш, Мень, такого натолковал, от кого только можно было по шее получил, а мученического венца сподобился! Будь хоть агностиком, хоть атеистом, лишь бы православным!
— А тебе-то, Вов, за такие слова шею ещё не мылили?
— Да я по жизни юморист, мне всё спускается. А вот если мы сейчас в тепло не попадём, я дуба дам, и ваша община в этом будет повинна!
* * *
Когда они подходили к штаб-квартире, им навстречу выскочил Кукушкин. Вовино лицо приобрело озабоченное и сострадательное выражение, рука запустилась в густые кудрявые волосы своего хозяина.
Дело в том, что Семён Израилевич смеялся! Как потом выяснилось, смеялся впервые за несколько лет.
— Исполнилось мужества сердце моё, и не преткнётся нога моя! — кричал Кукушкин между приступами смеха. — Велия брань нас ожидает, да не смущаются души наши! Мнози восставали на меня, и именем Господним противляхся им!
Кукушкин принялся исполнять дикий аборигенский танец под холодным дождём.
— Вся работа моя насмарку! — заявил Вова, посмотрев на своего пациента, и шваркнул перчатками о доски крыльца. — Повышали самооценку, учились самогипнозу, рефреймингу… Зачем его псалтирью-то было накачивать?
Отец Иларион вышел из избушки, улыбаясь в бороду, положил свою тяжёлую руку на плечо Курляндского и сказал:
— Радуйтесь, рабы Божьи-иудеи! Вам выпала великая миссия — уничтожить третьего гуманоида! Господь хочет, чтобы в ликвидации интервентов поучаствовало как можно больше людей. Зачем — не знаю, но благословляю!
* * *
Никто так и не узнал, что произошло тем днём в избушке отца Илариона, но на Семёна Израилевича оно подействовало очень сильно.
Следующей ночью «команда иудейских охотников» отправилась на задание. Учитывая обстоятельства, начальник штаба отпустил-таки Иваненко на вторую облаву, хотя и нехотя. Пётр вёл автомобиль Вадима, отрабатывающего свою епитимью известным только ему и отцу Илариону способом. Вова сидел рядом и отмалчивался, сжимая под полой плаща выданный майором «Узи» (и где только Степанов исхитрился его достать?). Кукушкин устроился сзади и что-то напевал — он по-прежнему пребывал в приподнятом настроении духа.
— А зачем Александр Мень, будучи православным, столько бредятины пантеистической написал? — спросил у Владимира Пётр.
— Миссионерствовал. Или думал, что миссионерствовал. Нашему народу надо говорить о Сыне Человеческом, а не о Сыне Божьем. — Вова опять замолчал. Пётр решил его больше не теребить и сам попытался творить молитву.
Они уже почти приехали на место, указанное отцом Иларионом, когда Кукушкин сказал:
— Братцы, оно идёт справа по тротуару нам навстречу.
Пётр замедлил скорость, а Вова спросил:
— Поточнее, пожалуйста, где?
— Проходит вон тот столб.
Иваненко с Курляндским увидели на асфальте какую-то смутную тень, колышущуюся в свете фонаря. Пётр ударил по тормозам. Вова выскочил, откинул приклад «Узи» и прошил обладателя тени длинной очередью, израсходовав весь магазин. На перезарядку Вове потребовалось несколько секунд, но вторая очередь не понадобилась. Гуманоид лежал видимый и бездыханный.
Стараясь не перепачкать во второй раз вадиковскую тачку, Пётр с Вовой аккуратно погрузили пришельца в мешок (предварительно удостоверившись в его смерти) и убрали мешок в багажник. Голову решили не отреза́ть.
По пути в штаб-квартиру Иваненко думал: почему гуманоиды продолжают шляться по улицам в одиночку? Казалось бы, после прошлой ликвидации надо было бы усилить меры безопасности: не разделяться, появляться только в людных местах. Неужели они до сих пор не могут поверить, что их хотят банально уничтожить?.. Даже не верилось, что всё опять прошло без сучка, без задоринки. Долго ли «охотникам» будет так везти? Или это не везение, а Промысел Божий?
В этот раз на штаб-квартире их поджидал майор. Он тщательно осмотрел труп пришельца в свете уличного фонаря, пришёл к выводу, что тот не оживёт, и сказал похоронить его рядом с первым, не снимая браслета.
* * *
— Что со мной было? — жалобно спрашивал Кукушкин за обедом. После «охоты» его уложили в постель, и он хорошо выспался. Во сне в его сознании сработала кнопка «Reset».
— Всё в порядке, Семён Израилевич, всё в порядке. Мы применили новую психотерапевтическую методику, направленную на борьбу с депрессией, — говорил Вова. Он был чрезвычайно доволен, что собственноручно «укокошил чертягу» и что Кукушкин вернулся в то «условно нормальное» состояние, в котором был до беседы с отцом Иларионом.
— Но я всё помню! Мы охотились на зелёного когтистого зверя. Постойте, я видел этих зверей раньше…
— Конечно, видели, Семён Израилевич. Но мы с вами как раз работаем в том направлении, чтобы вы перестали их видеть.
— А что мы делаем в доме священника?
— Это часть методики. Собственно, она не в полной мере оправдала себя, и мы с вами завтра же вылетаем в Израиль.
— Мне так тяжело, — запричитал Кукушкин. — Я никому не доверяю. Все хотят меня использовать…
— Это не так, Семён Израилевич. Вы доверяете мне. Директор вашей фирмы — хороший и порядочный человек. Он мог бы воспользоваться тем, что после переезда в Израиль вы не можете в должной мере контролировать свой бизнес, но не воспользовался…
Когда Вова работал с пациентом, он преображался в абсолютно иного человека. В скором времени Кукушкин немного успокоился, и они с Курляндским засобирались в гостиницу.
* * *
Пётр понял, что настало время прощаться.