— А изгнанные могут реабилитироваться впоследствии? Например, осознал человек и понял, что был не прав? Как с этим быть?
— Это редкие случаи, но они бывали. Для этого нужно писать прошение, затем посетить комиссию, которая определит, человек врет или в самом деле сожалеет. После этого принимается решение. Но это можно делать лишь через два года после изгнания.
— А почему именно через два?
— Чтобы человеком, особенно длительно прожившим у нас, не руководила банальная ностальгия. Чтобы его желание вернуться было искренним. Два года — достаточный срок, чтобы не испытывать сильной ностальгии, чтобы яркие воспоминания о стране стали тусклыми, чтобы отвыкнуть от привычного круга общения и т. д. Поэтому редко такие прошения подаются и еще реже людей возвращают. Почти всем изгнанным лучше живется за пределами страны, ведь там царит абсурд и идиотизм, а у нас этого нет. Потому изгнанным там легче и комфортнее.
— Давайте переключимся на другие тематики, — предложил Сергей. — Как у Вас дела с рабочими местами? Есть ли у вас нищие или бездомные?
— Бездомных нет. У нас много места для жилья. Население нашей страны небольшое, и рабочих мест хватает на всех. Что касается нищих, тоже нет в классическом понимании этого термина. Кто‑то живет богаче, кто‑то беднее, но никто не бедствует. Многие работают в соседних государствах. Мы, в свою очередь, тоже принимаем на работу из соседних стран. Что касается экономики, тут тоже все в порядке. У нас хорошо развито сельское хозяйство. Кроме того, у нас два огромных завода по производству медикаментов. Помните, я Вам говорил про бактериологическое оружие? Так вот, химиков, биологов и фармацевтов у нас много. И все они высшего уровня. Поэтому наши медицинские препараты, постоянно новые и качественные, идут нарасхват и пользуются спросом и у соседних государств, и у отдаленных.
— А вот скажите, Георгий Николаевич, — с темы на тему перескочил Сергей, — вы ведь принимаете людей, пусть с жестким отбором, но принимаете. Коренные жители рожают детей, дети — внуков и т. д. Страна у вас тем временем маленькая. Допустим, пройдет двести‑триста лет, и с учетом тех, кого вы изгоняете, все равно станет мало места для жизни. Что вы тогда будете делать? Кроме как оторвать кусок земли у соседей, вариантов других не будет, тогда как это будет вязаться с вашей миролюбивой философией?
— Ну, этот вопрос на данный момент теоретический. Как говорится, поживем — увидим. Одно могу сказать однозначно, ни у кого и ничего мы отбирать не станем. Мы попытаемся договориться, купить остров, землю, обменять территорию на знания, разработки и т. п. Мы попытаемся расширить территорию лишь за счет мирного договора. Но все же сейчас у нас места более чем достаточно. Что будет через триста лет, не известно. Может быть, соседняя страна решит на нас напасть, и нам придется ликвидировать их. Тогда проблем с территорией не будет. Может быть, соседняя страна обеднеет и сама предложит нам что‑то. Может, соседняя страна просто присоединится к нам. Кто знает, как будет? Триста лет — это слишком далеко.
— Ну, раз заговорили о других странах, то ведь, рано или поздно, ваши спрятанные бомбы найдут. Ведь техника не стоит на месте. Представьте, если найдут, что тогда?
— Правильный вопрос, — снова с улыбкой ответил Георгий Николаевич. — Вы верно сказали, техника не стоит на месте. Так ведь и мы не стоим на месте. Мир еще не знает об этом, но у меня как раз есть повод заявить. У нас уже как несколько лет есть оружие, которое может вызывать сильнейший торнадо в любой точке земного шара. Если кто‑то не верит, пусть назовет час и место, мы продемонстрируем. Разумеется, предлагаю выбрать необитаемый остров, во избежание жертв.
— Вы серьезно? — недоверчиво уточнил Сергей.
— Абсолютно, — уверенно ответил Георгий Николаевич. — Может быть, нам повезло, а может быть, Господь Бог поощрил нас за нашу идею, но, на наш взгляд, самые выдающиеся ученые или, во всяком случае, часть из них, поддерживают нашу идею и живут с нами.
— А как у вас устроено правительство. Вы сказали, что президентов сейчас четверо. Как это так?
— Изначально, когда государство образовывалось, были лидеры секты. А затем они просто стали президентами. Несколько голов ведь лучше одной. У нас есть нечто вроде депутатов. Со временем, когда кто‑то захочет уйти с поста по какой‑либо причине, мы будем выбирать замену и т. д.
— То есть все решения принимаете вы четверо?
— Да. А если точки зрения расходятся, то мы обсуждаем до тех пор, пока не решим вопрос.
— А если, например, Вы захотите избрать одного человека, другой — другого и т. д. Например, у всех четырех есть сыновья и все хороши в политике, а нужен лишь один, что тогда?
— Сергей, проблема всего мира в том, что весь мир и в том числе Вы, не можете понять одного — личная выгода будет лучше всего тогда, когда будет выгода всем. Вы мыслите рамками "вашего" мира. У нас же нет таких понятий, как "пропихнуть" своего сына или близкого. Если у нас у четырех будут сыновья, то они присоединяться к тем кандидатам, которые будут желать занять пост. После будет тщательный отбор и лишь после длительных обсуждений, взвесив все "за" и "против", после адекватной, разумной аргументации мы выберем того, кто будет лучше на данный период времени. Поймите же, наконец, жизнь нашего государства основана на разумности и адекватности. Тут никому не нужна личная выгода за счет чужого горя, здесь люди стремятся приобрести выгоду за счет выгоды окружающих. Такая модель государства и в принципе мышления не может прижиться в мире, наполненном, простите меня, дикарями и обезьяноподобными людьми. Именно поэтому мы вынуждены защищаться оружием.
Сергей слушал, не перебивая. Ему казалось, что он попал на какую‑то другую планету. По сути, почти так оно и было. Еще несколько часов Сергей задавал вопросы Георгию Николаевичу, подробно расспрашивая его о разных ситуациях и законах. Георгий Николаевич же спокойно и дружелюбно отвечал ему на вопросы. Наконец, когда встреча подошла к концу, Сергей поехал к себе в отель и сделал несколько копий записи, боясь потерять ее. Далее он провел оставшиеся дни в стране "Утопия", и у него не было ни малейших сомнений, что Георгий Николаевич говорил только правду и ничего кроме нее.
За все время пребывания в этой стране Сергей ни разу не испытал отрицательных эмоций, агрессии со стороны окружающих. Через восемь месяцев он прошел собеседование и переехал в страну "Утопия" навсегда.
Эта сказочная, необычная, интересная и, самое главное, почти настоящая история произошла с одним молодым человеком приятной наружности, звали которого Сергей. Помимо приятной наружности, у Сергея, пожалуй, больше не было ничего, чем он мог бы выделиться среди хотя бы десяти человек. Не оттого, что Сережа был не умный, напротив — умный: он много читал, любил познавать новое, размышлял часто; не оттого, что был стеснительный или робкий, напротив — коммуникабельный, общительный. С ним легко было найти общий язык. Про таких, как Сережа, часто говорят, что они такие простые в общении. Я бы еще определил его стиль общения так: меньше эмоций — больше конкретики. Такое определение, пожалуй, самое точное.
Несмотря на свою любознательность и страсть к размышлению и рассуждению (кстати, он любил делать это вслух, сам с собой), все‑таки чего‑то ему не хватало, какой‑то детали что ли или, может быть, какого‑то маленького "шурупчика", "винтика" в его сложных системах, которые он строил при помощи мыслей. Все носило характер теорий, и только. Однако Сережа хотел большего. Часто думая о какой‑либо философской теме, он углублялся в мысли, ощущая, что вот‑вот истина откроется ему, казалось, еще совсем чуть‑чуть, буквально минута размышления, и он решит задачу, найдет суть, но этого не происходило. Его "еще минута" затягивалась на долгие часы. Часто он даже засыпал, не замечая. Пожалуй, я бы назвал это первой проблемой Сергея — нехватка какой‑то частицы в думах. А второй проблемой, бесспорно, является его комплекс относительно прошлого. Часто он думал, думал… да не о том думал. Например, вспоминал что‑то, что произошло несколько дней назад или месяц или даже год, начинал разворачивать целые сюжеты на тему, что бы было, если бы он поступил так, а не иначе. Затем погружался в грусть, в состояние сожаления, мол, упустил возможность, не то сказал, не то сделал и т. п.
Настолько сильно он погрузился в самокритику, что в его перечне деяний не было ни одного правильного действия. Быть может, две его проблемы были как‑то связаны между собой или хотя бы переплетались? На этот вопрос уже не найти ответа, потому что вторая его проблема в один день, о котором я как раз сейчас начну рассказывать, исчезла. А случилось этот вот как.
Сергей как‑то пошел на рынок за продуктами. Ходил между лотками, выбирал нужные товары, в общем, обычная, рядовая, ничем не примечательная процедура. Начало истории произошло после того, как он купил все, что посчитал нужным. Далее, уходя с рынка, он пошел через закрытое помещение, в котором тоже было много различных лотков, только уже с бытовыми товарами. И вот прямо по дороге к выходу он увидел стоящую бабушку, просящую милостыню. Она была одета опрятно: в старую одежду, с платком на голове. Проходя мимо, Сергей задался вопросом: "Дать или не дать?" И тут же последовал ответ: "Конечно, не дать! А то я не знаю, что милостыню просят только алкоголики и те, кому работать неохота!" И прошел мимо. Однако у Сережи было, очевидно, ощущение адреналина в крови. Несмотря на то, что он прошел мимо, в глубине души ему было не известно, верно ли он поступил. Может быть, нужно было помочь бабушке?
И тут же всплыл ее образ: измученное лицо, она, верно, устала стоять. Ей уже лет под семьдесят, как не устать? На лице мимический оттенок страдания, мучения и стыда, стыда оттого, что ей приходиться просить. А люди, проходящие мимо, боятся лишний раз посмотреть ей в лицо, будто она какой‑то прокаженный или более всех согрешивший человек. Опрятный вид говорит об ее образе жизни, и он никакой не антисоциальный. Само по себе лицо нисколько не противное: не грязное, максимально ухоженное, сообразно возрасту и возможностям. "Черт, похоже, я промахнулся. Она и вправду нуждается в деньгах. А я прошел мимо с огромной суммой в кармане. Что мы за безжалостные люди! И главное, я сам поступаю так же. Вот только что у меня был шанс проявить сострадание, помочь нуждающемуся, а я, как и все, прошел мимо".
К концу этой мысли Сергей уже находился на границе между рынком и началом дороги, через которую ему нужно было перейти для того, чтобы попасть домой. Но Сергей не стал переходить дорогу, он решил исправить ситуацию, развернулся и пошел обратно в крытое помещение, чтобы помочь бабушке. Спустя пять минут он был у того самого места, но только той самой бабушки там уже не было. "Ну, не искать же ее теперь", — подумал Сергей. И тут же сам себя укорил от второго лица: "Ну, конечно, не искать, ты же гордый, чего ты будешь за какой‑то нищей старухой бегать?.." "Да не в том дело…" — снова сам себе ответил Сергей, чувствуя, как чувство вины с неимоверной скоростью распространяется в его душе, после чего все‑таки стал ходить и оглядывать прохожих с целью найти бедную старушку. Спустя еще минут десять ничего не поменялось, ее не было. Вероятно, ушла… да много чего могло произойти. Рынок — это большая площадь, на которой множество людей, она могла быть в метре от него, загороженная чьей‑либо спиной, тут, как говорится, либо повезет, либо нет.