— Ладно, посмотрим, — сказал отец. — Ты езжай домой, я поеду с Максимом. Приеду, расскажу.
В палате было четыре кровати. Три застеленных, на четвертой у окна лежал Максим. Старик подошел к стулу, стоящему у стены, и взял его. Он поставил стул к кровати Максима. На бледном лице мальчика появилась улыбка.
— Деда, — произнес Максим, — ты приехал.
Дед сел на стул и взял исхудавшую руку внука.
— Ты не уедешь? — спросил мальчик.
— Нет, я буду с тобой.
— Они не приехали еще. Я так ждал их.
— Они… — дед не решился рассказать Максиму о гибели родителей. — Они передали тебе привет и горячие поцелуи. Они еще задержатся на Севере.
— А что они пишут? — не унимался мальчик.
— Твои мама и папа купили тебе подарок.
— Какой? — в бледных детских глазах появился огонек.
— Я пока не знаю. Они пришлют его по почте.
— Так долго, — протяжно произнес мальчик.
— А что ты хочешь больше всего?
— Я хочу их увидеть. Я соскучился.
На тумбочке рядом с кроватью лежала серая папка.
— Что там? — спросил дед, стараясь перевести тему. Боль от утраты сына уже давно поселилась в его сердце и осколками уселась на дно, заставляя душу страдать всякий раз, когда в сознании появлялись мысли о трагической гибели старшего сына.
— Это же мои рисунки, ты забыл? — мальчик посмотрел на деда с укором.
— Нет, нет, не забыл. Я помню, ты всегда рисовал. Я помню все твои рисунки. Твоя картина, что ты мне подарил прошлым летом, до сих пор украшает мою скромную комнату. Три березы, кажется, так ты назвал ее?
— Да, верно. Папа, мама и я. Мы вместе. Папа — большая береза, мама — чуть поменьше, а самая маленькая —…
Максима прервал кашель. Сначала глухой и прерывистый, затем глубокий, казалось, кашель не отпустит мальчика. Дед пытался взять полотенце, чтобы вытереть капли слюны, появившиеся на бледных губах, но с ужасом увидел багровые пятна. Кровь. Мальчик кашлял, наружу вылетали капли крови. Дед громко позвал санитара. В коридоре что-то зашевелилось, послышались беспокойные шаги. В палату зашла немолодая полная женщина. В этот момент мальчик наклонил голову, и вырвал какой-то черной жижей. Все белье запачкалось.
— Не волнуйтесь, я все уберу, — добродушно сказала женщина.
На следующий день вечером мальчик и дед находились в одноместной палате в городской онкологической больнице.
— Наконец-то, деда, — обрадовался Максим, на его бледном исхудавшем лице появилось подобие улыбки. Она не была похожа на сияющую солнцем детскую улыбку. Но дед увидел радость и почувствовал ее тепло в своем сердце, словно детская радость наполнила его сознание детскими мечтами, какие посещают каждого человека в юные годы и о каких все вспоминают с сожалением в старости.
— Я купил тебе продукты, — ответил деде с порога. — Тебе не все можно.
— А там, что? — поинтересовался мальчик, поглядывая на кулек.
— Это сюрприз.
— Ну что там, — почти с нескрываемым детским интересом спросил Максим.
— Это краски и кисти. — Он достал из кулька красную коробочку и дал ее внуку.
Максим открыл коробку и увидел в ней набор кистей.
— Профессиональные, — раздался глухой голос мальчика. — Теперь я могу рисовать Тайгу.
— У тебя талант, я всегда говорил твоим родителям об этом.
— А они что? — спросил мальчик, разглядывая краски.
— Они хотят отдать тебя в художественную школу. Там, где учатся все будущие художники, — старик выдумал это, чтобы поднять настроение мальчика. Он вспомнил слова доктора, нужно создать вокруг мальчика хорошую эмоциональную атмосферу. Болезнь часто прогрессирует на фоне угнетения психо-эмоциональной сферы.
— Я теперь нарисую всех животных, что в Тайге обитают, — спасибо, деда.
— Максим, ты тут хозяйничай, а я пока поговорю с доктором.
— И ты вернешься? — мальчик не хотел, что бы дед уходил от него, он боялся, что тот не вернется.
— Я обещаю, как только я поговорю с доктором, я сразу же к тебе.
Стены кабинета были завешаны десятками дипломов и похвальных грамот. Дорогая обстановка, позолоченные канцелярские принадлежности отсвечивали лучи солнца, больно ударившие по глазам старика.
— Вы сядьте здесь, — учтиво предложил доктор. — Сегодня яркая погода, солнце так и норовит внутрь пробраться. Весна на пороге. — Доктор прикрыл занавеской пол окна, чтобы солнечные лучи не слепили глаза старика, затем сел в мягкое кожаное кресло, приятно прошипела кожа черного кресла с замшевыми подлокотниками.
Старик сел на край такого же глубокого кожаного кресла, чтобы легче было вставать, когда уходить будет.
— Я уже в курсе, — начал доктор, на его шеи блеснула желтая цепочка, сделанная из чистого золота. Видя, что старик как-то неуютно себя чувствует, он сказал приятным голосом. — Вы чувствуйте себя, как дома. Мы сделаем все, что от нас зависит. Наша клиника лучшая в городе. Мне незачем водить вас за нос, поэтому я вам сразу все расскажу. Утешить нечем. Лишь надежда есть.
— Что у него. Он будет жить? — спросил старик.
— Мы обнаружили обширные метастазы в отдельных органах.
Старик угрюмо молчал.
— У мальчика запущенная болезнь. Рак четвертой степени. Злокачественная опухоль в мозге. Невриномы — это опухоли черепно-мозговых нервов.
— Что вы можете сделать? — старик с надеждой посмотрел на доктора.
— Хирургия здесь бессильна, попробуем лучевой терапией и химиотерапией. Остановить процесс мы не можем, лишь замедлить.
От волнения старик потерял контроль над собой, ему казалось, что он в кабинете один и разговаривает сам с собой.
— Но все-таки я должен что-то сделать для него. Этого не может быть. Так нельзя, — бормотал старик, не слушая доктора. Внезапно, он словно вышел из глубокого оцепенения и громко произнес, — но все-таки, что вы можете сделать?
— Я? — удивился доктор, почесывая подбородок. — Могу лишь погладить его по голове.
— Что? Вы что-то сказали? — словно не слушая, произнес старик.
— Я говорю, что процесс необратим. Мы попытаемся лишь замедлить проникновение раковых клеток в другие органы. В основном, это лишь летальный исход. Мы можем говорить только об оставшихся днях или месяцах жизни пациента. Метастазы уже начали появляться в капиллярах, они дошли до кровеносного русла. Ему нужен уход, качественный уход. Вы понимаете.
— Что? — от волнения, старик не все слышал. Он хотел помочь внуку даже ценой собственной жизни, его мысли переплетались, а сознание туманилось.
— Я говорю, что и этот уход за пациентом — его последние дни жизни стоят денег.
— Сколько он сможет прожить? — спросил старик.
— Не знаю, — почти равнодушно сказал доктор, поглядывая на дорогие наручные часы. — По-разному, от нескольких дней до года. У нас хорошая клиника, каждый прожитый здесь день нужно оплачивать, дорогое оборудование и медикаменты.
— Я понимаю. Сколько нужно? — спросил старик, заглядывая в глаза доктора, пытаясь найти там хоть миллиметр надежды, доброты, сострадания, но встретил он лишь холодное расчетливое равнодушие.
— У нас много пациентов, врачей мало, не хватает…
— Все понятно, сколько?
— Тысяча в неделю.
На душе у старика появилось облегчение. Он рассчитывал на значительную сумму. А теперь появилась надежда, хоть и незначительная.
— Я смогу оплатить, — ответил старик и вышел, не обращая внимания на довольное сияющее лицо доктора.
Старик продал на рынке несколько шкурок песца, которые привез с собой из Тайги, и сразу же поспешил к доктору в клинику. Так, как его приветствовал доктор на этот раз, можно было встречать лишь президента страны. Доктор подскочил с кресла и буквально подлетел к старику. Он усадил его на мягкое кожаное кресло и заказал молоденькой секретарше две чашки дорогого кофе, что он держал для солидных клиентов. Усевшись в свое кресло, он довольно, с нескрываемой радостью, произнес:
— Вы готовы внести сумму?
— А насколько недель я должен оплатить вперед? — спросил старик.
— Вы не волнуйтесь, если пациент умирает раньше, то все оставшиеся деньги мы вернем.
— На полгода хватит?
От этих слов доктор чуть не подпрыгнул вместе с креслом. Его задержал лишь стол из красного дерева, который он заказал два года назад из Италии.
— Да, да вполне. Мы определим вашего сына…
— Внука, — поправил его старик.
— Прошу прощения, внука, в лучшую вип палату.
— Старик открыл внутренний карман куртки и достал толстый бумажник. Он вынул двадцать четыре тысячи рублей и выложил их перед доктором на стол.
Молчание длилось недолго. Сияющая улыбка, которой он щедро одаривал старика, испарилась. А вместо нее появилось три борозды на лбу, придав лицу возмущенный и недоуменный вид.
— Что это? — спросил доктор, словно его обидели или что-то украли.
— Деньги, вы же сами сказали, тысяча в неделю, — недоумевая, произнес старик.
— Долларов, американских долларов, — пояснил доктор, с нескрываемым недовольством.
Старик задумался, его печальный взгляд опустился и потух. Доктор заерзал на кожаном сидении, его глаза судорожно бегали по сторонам, что бы не встретится со взглядом старика.
— Сейчас могу предложить несколько дней пребывания, плюс химиотерапию, — сказал доктор, немного помолчав, он добавил. — Это вряд ли поможет, во всяком случае, начнется процесс торможения болезни. Лучше, чем ничего. А вы пока подумайте, где можно раздобыть еще денег. Может, родственники помогут.
Старик вспомнил о младшем сыне и его ворчливой жене. «Нет, они не смогут помочь», — думал он.
— Мальчика мы пока переведем на курс лечения, — продолжал доктор…
— Хорошо, я согласен, — неожиданно заявил старик.
Он и сам не понял до конца, почему так сказал, наверное, в глубине души он желал начать хоть какой-то процесс по защите организма маленького Максима. Ведь, если не он, то кто подумает об этом.
Оставив Максима в больнице позади себя и унося большую тяжесть и тревогу в сердце, старик направился в банк. Неужто, он не сможет одолжить денег в банке, ведь, сейчас двадцать первый век. Многие занимают под проценты и выплачивают частями. Старик знал, что вряд ли сможет рассчитаться по всему долгу, ведь, ему осталось то жить немного, стар он уже.
— Мы не сможем вам дать требуемую сумму, — заявил банковский служащий, выслушав старика.
— Почему? Я буду выплачивать…
— Вы, поймите, ваш кредит для нас рискованный. Вы уже немолодой, квартиры в городе у вас нет. Кто мог бы за вас поручиться?
— Поручиться? — переспросил старик и уставился большими мутными глазами на клерка.
— Да, кого бы вы могли назвать своим поручителем? Кто бы за вас мог бы выплачивать кредит в случае невыплаты его вами?
Старки вновь вспомнил о младшем сыне.
— Можно я позвоню? — спросил старик.
— Хорошо, телефон в соседней комнате, — холодно ответил клерк.
Старик набрал номер через код. После гудков в аппарате раздался женский голос.
— Это я, — старческим голосом произнес старик. — Маша, а Григорий дома?
— Нет, он на работе. Как там Максим? Что говорят врачи?
— Врачи говорят, что у Максима опухоль головного мозга.