— Я хочу! — жарко выдохнула девушка, кусая меня за мочку уха.
Я стал неловко стягивать с себя рваную майку.
— Нет, не здесь. Пошли на море. Ты когда-нибудь занимался этим в воде?
Я вышел вслед за ней, мы взялись за руки и, несмотря на боль в стертых до кровавых мозолей ногах, бросились к морю. Сидевшие возле костра ребята провожали нас изумленными взглядами.
Пытаясь раздеться на ходу, я споткнулся и чуть не упал. Оля засмеялась и скинула с себя заляпанную кровью футболку.
«Чья эта кровь, моя или ее?» — думал я, стаскивая с себя пропахшую потом майку. Раздевшись догола, мы с наслаждением окунулись в приятную прохладу вечернего моря.
Вынырнув из воды, Ольга подплыла ко мне и, держась за плечи руками, обвила мой торс своими стройными ногами. Наши губы сошлись в долгом поцелуе, ее ловкий язычок быстро проник в мой рот, она нежно покусывала своими острыми зубками мой язык, стеная от удовольствия.
Неожиданно небо стало быстро затягивать черными тучами, солнце исчезло.
— Ты любишь меня? — хитро спросила она.
Я внимательно посмотрел на девушку. Мне показалось… Нет, конечно, показалось.
Голос Ольги стал хриплым, а зубы… (Да, как насчет зубов?) Там, в лесу, когда мы целовались, ее зубы были белее первого снега. Теперь они были темно-коричневого цвета, словно она наелась шоколада.
«Ты любишь?» Темнота все сгущалась.
Бедра стало нестерпимо жечь. Опустив взгляд вниз, я почувствовал, как у меня зашевелились волосы. Ниже живота Ольги начинались толстые черные лапы какого-то отвратительного существа, покрытые шипами и жесткими волосками. Они сжимали мои бедра все сильнее и сильнее, сдирая клочья мяса. Красная пелена покрыла воду. Резкая боль в плечах заставила меня издать нечеловеческий крик. Подняв голову, я увидел, что тело Ольги покрылось твердым шершавым панцирем, вместо рук — огромные клешни, которыми она заключила меня в свои любовные объятия. Лопнула кожа, по рукам полилась кровь.
«Любишь?..»
Лицо Ольги вытянулось, нос исчез, соединяясь с растягивающимся ртом, превращаясь в огромную дыру, напоминавшую свежевырытую могилу, откуда доносились пещерные звуки. Глаза провалились, вместо них на меня уставились два вращающихся в разные стороны омерзительных блестящих отростка.
«Ты любишь?» — прокаркала тварь, обдавая меня смрадным дыханием.
Судорога свела все мои конечности, стайки черных точек появились перед моими глазами, гоняясь друг за другом, и затем медленно исчезли из поля зрения.
С трудом разлепив воспаленные веки, я облизал пересохшие губы. Во рту чувствовался металлический привкус. Я лежал на кровати, прямо в кожаных штанах, перемазанных болотной тиной.
«Это всего лишь сон», — пытался я себя успокоить.
Дома. Мы дома.
(Ты любишь?)
Остро пульсировала порезанная рука, ныли плечи и ноги, будто я в одиночку разгрузил вагон с цементом. Нестерпимо болела сломанная в аварии нога.
«Мы нашли дорогу», — почему-то подумал я и все вспомнил — черепаху, секс с Ольгой, порезанную руку, болото. А дальше… Память, до этого услужливо предоставлявшая мне нужные факты, неожиданно заупрямилась, будто машина, у которой вдруг заглох двигатель.
…а дальше у тебя опять начался приступ, разве ты не это хочешь себе сказать? Один из тех, которые происходят с тобой все чаще и чаще.
«Да, но как мы нашли дорогу обратно?! — закричал мой внутренний голос. — Я же ничего не помню!»
Скрипнув, открылась дверь. Ольга.
Борясь с подступающей тошнотой, я со страхом посмотрел на ее ноги. Обычные ноги. И руки обычные.
На меня внезапно нахлынуло необъяснимое чувство. Я привстал, Ольга шагнула ко мне, и я заключил ее в объятия. Глаза Ольги наполнились слезами.
— Ну что ты, все же в порядке, — успокаивал я ее, ласково гладя по голове.
— Ты что, совсем ничего не помнишь? — всхлипнула она.
— Оля… В свое время ты все узнаешь. Главное — мы вернулись.
— Это все из-за аварии, да? — Девушка смотрела мне прямо в глаза.
— В общем, да, — неохотно ответил я, дотронувшись рукой до того места, где была вживлена пластина.
Мы сели на топчан.
— Послушай, — нерешительно начал я. — Я бы не хотел, чтобы о происшедшем знали наши ребята…
— Я ничего им не сказала. — Ольга прильнула ко мне. — Ты помнишь, как ты нес меня на руках?
— На руках? — Я с удивлением уставился на нее. — С чего это?
Ольга рассказала, как мы добрались домой.
Я мгновенно покрылся потом. Как мне это удалось?
— …лицо твое было похоже… на маску, а глаза стали будто стеклянные…
«Знала бы ты, на что было похоже во сне твое лицо», — я невесело улыбнулся.
— Сколько? — спросил я.
— Чего сколько? — Ольга непонимающе посмотрела на меня.
— Сколько я тебя нес? У меня дико болят все мышцы, будто меня через мясорубку прокрутили.
— Ну, точно не знаю. Минут тридцать, наверное. Как твоя рука?
Я посмотрел на порез. Рана уже затянулась и покрылась коркой, но все равно еще болела.
— В норме.
Ольга внимательно смотрела на меня.
— С тобой все в порядке?
— В настоящий момент да.
— Пойдем умоемся, ребята ужин приготовили.
Я поднялся с кровати и увидел, что перепачкал все покрывало.
— Дима?
— Я за него. — Я стал стаскивать с себя майку.
— А я знаю, о чем ты думал там, в болоте. — Глаза Ольги заблестели. Они сияли той же голубизной, как умытое ливнем небо.
(Секс, грязный, грубый секс.)
— Знаешь, и хорошо, — отрубил я, чувствуя, что краснею.
(Ты любишь, любишь?)
Я взял мыло и полотенце, вспомнив свои ощущения. От воспоминаний по моему телу прошла дрожь.
— Пойдем после ужина на море?
(Ты когда-нибудь занимался этим в воде?..)
Я вздрогнул, чуть не выронив мыло. Колючий холодок пробежал по спине. Внимательно посмотрел на Ольгу. Она призывно и многообещающе улыбнулась.
— Нет, — поспешно ответил я, пожалуй, слишком поспешно. Брови Ольги удивленно взметнулись вверх.
— Уже поздно, да и рука разболелась, — сконфуженно сказал я и торопливо вышел наружу.
Умывшись, я подошел к костру и сразу поймал затравленный взгляд Дианы. С запада, где начало темнеть небо, уже доносились первые раскаты грома. Солнце окрашивало края надвигающихся туч в ослепительно-желтые тона и светило в случайные просветы, словно блестел чистейший топаз.
— Как у вас тут дела? — беззаботно поинтересовался я, присаживаясь на скамейку.
Мне показалось, что Ди хотела что-то сказать, но передумала.
— У нас все нормально, а вот где вы пропадали более десяти часов? — Вит в упор смотрел на меня.
— Гуляли, — я удивленно взглянул на него. — Это ведь не запрещено?
— Нет, не запрещено. Но тебе не могло прийти в голову, что мы волновались?
— Право, мне очень неловко, что мы заставили вас волноваться.
Из домика любви вышел Дэн. Вид у него был расстроенный.
— С Зиной что-то неладное, — задумчиво проговорил он. — Мне пришлось закрыть ее в клетке, — добавил он.
(Ирина настояла на том, чтобы Дэн взял с собой небольшую переносную клетку для Зины. «Отправляясь в такую дальнюю поездку, всегда нужно рассчитывать на непредвиденные обстоятельства», — говорила она.)
Мы сели ужинать.
— Осталось еще две банки тушенки, — сообщила Ира, — и две банки рыбных консервов. Сухари тоже заканчиваются, — добавила она озабоченно.
— С ней это впервые, — продолжал Дэн, вороша угли палкой. Ирина присела возле него и мягким движением взяла укушенную руку парня.
— Нужно обработать рану. — Ира разглядывала его ранку. Лицо девушки стало серьезным. — Это, между прочим, вас тоже касается, товарищ, — обратилась она ко мне.
Дэн кинул палку в костер и сел за стол.
— Я уже свою обработал. Спиртом.
— Внутрь? — Вит зачерпнул ложкой рис.
— Ну да. Что я, дурак, что ли, лить его на рану. — Дэн жадно накинулся на еду.
Ира вздохнула:
— Господи, ну что за дурачок.
Стал накрапывать дождик. Первые капли приятно холодили горячую от солнца кожу.
— Кто не работает, тот ест, — с блаженным видом проговорил Дэн, выскребая остатки риса. Настроение у него заметно поднялось, и он засиял, как медный грош.
— Иришка, спасибо. — Вит чмокнул Ирину в щеку и снова полез за сигаретами.
Диана смотрела на него с явным неудовольствием.
— Вскипятил бы мне лучше воды, у меня голова грязная, — сказала она.
Вит скорчил физиономию. «Вскипятил бы воды, постирал бы мое белье, принес бы мне попить, отвел бы пописать…» — говорил его взгляд.
— Ты же вчера ее мыла.
— И что? Это Дэн с Димой могут спать, есть и в туалет ходить в одном месте. Здесь такая грязь…
Дэн грустно покачал головой.
— Однако как много о себе узнаешь нового. Я не испытываю потребности мыть голову каждый день, так как не сую ее в грязь. Думаю, Дима солидарен со мной, — сказал он, прищурив глаза.
Ди окинула Дениса испепеляющим взглядом, после чего поднялась и направилась в дом, демонстративно покачивая красивыми бедрами.
Я улыбнулся про себя.
— Дэн, ну сколько можно? Ну ладно, ты со мной не считаешься, но люди уже скоро стреляться будут только от одного твоего появления, — в сердцах бросила Ирина, убирая со стола посуду.
— Ира, я помогу, — поднялась с места Ольга.
* * *
Диана вошла в дом и с силой захлопнула за собой дверь. В окне звякнуло стекло.
— Твою мать! — вырвалось у нее. Она сжала кулачки и крепко зажмурилась, пытаясь совладать с собой. Простояв так некоторое время, она открыла глаза и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
Черт! Вся эта поездка стала надоедать ей уже на второй день. Вместо ожидаемого романтического путешествия — обыкновенный поход, вместо мягкого белого песочного пляжа — колкие камни, вместо шоколадного загара — облезлая кожа, как у больного проказой, вместо уютных номеров — жесткие деревянные топчаны с соломой.
Язвительные шуточки Аверина приводили в бешенство. Шут гороховый! «И почему Виталик не заткнет ему рот?» — в бессильной ярости думала она. А этот наглый, вечно невозмутимый Стропов!
«Признайся, ведь ты не ожидала, что он понравится твоей подруге, и теперь тебя гложет зависть; что имеем, то не ценим, потеряем — плачем, верно?
Нет, неверно. Господи, как мне все это осточертело!» — устало подумала она и взяла расческу. Кто бы мог подумать, что эта стесняющаяся своей тени Ольга станет общаться со Строповым? И о чем они, интересно, разговаривали почти десять часов? Наверняка Дима посвятил ее в особенности регулировки холостого хода карбюраторов, а также делился воспоминаниями, как они скатывали салажат в армии в тумбочке по лестнице.
Дурочка! Нашла с кем связаться. Впрочем, лучше пусть общается с Димой, чем с этим увальнем Игорем — тут вообще комментарии излишни. Бесхарактерный, рыхлый, как тающая на солнцепеке медуза. Он напоминал ей старичков, сидящих возле ее подъезда на лавочках, играющих каждый вечер в домино, лишь с той разницей, что домино заменяли Гуфи книжки про компьютеры.
Господи, все ее просьбы воспринимаются в штыки, будто она просит чего-то невозможного! Виталий стал вести себя как-то странно, и вообще, он основательно наскучил ей. «Ди, подожди, Ди, сейчас не стоит, Ди, лучше не надо, Ди, почему бы тебе самой это не сделать?» Черт! Жуй всякую гадость и улыбайся, Ди! Какая же она идиотка, что согласилась ехать в эту дыру! Одно жилище чего стоит — эта конура хуже притонов для бомжей. И как только Клим может тут жить, свихнуться ведь можно!