— Ты чем там занимаешься? — раздался совсем рядом Сашкин голос.
— Са… ша… — с трудом выговорила я, рискуя заполучить разбегающееся косоглазие в попытке увидеть его — шевельнуть головой было страшно. — Висю, вот…
— Прыгай, давай, я тебя поймаю!
— Не-ет! — замотала я головой в ужасе. И, конечно же, пальцы тут же разжались, и я порхнула вниз, успев лишь зажмуриться и представить себе, что опускаюсь плавно, паря словно бабочка. Но соприкосновение с реальностью оказалось несколько более ощутимым, чем успело нарисовать мое воображение. Реальность, впрочем, была вполне мягкой и осязаемой. Она лежала подо мной, закрыв глаза, и успешно притворялась мертвой.
— Сань? — осторожно спросила я, по-прежнему лежа на нем.
— Мм? — не открывая глаз, отозвался он.
— Ты цел? — Я начала было приподниматься, чтобы слезть с него, но Сашка слегка прижал меня к себе.
— Стоп! Не шевелись!
— Что такое? — застыла я.
— Если ты шевельнешься, я умру, — просто сказал он.
— В ка… В каком смысле?
— В прямом. Я лежу на обломке от лопаты, он вонзился мне в спину, и если ты начнешь на мне возиться, то она проткнет мое тело насквозь, и меня постигнет участь Дракулы. — Все это выдалось на полном серьезе, хотя глаза у него были по-прежнему закрыты, и насколько Сашке больно, не понять. Возможно, он находится на грани обморока от болевого шока? Во всяком случае, я уже созрела для того, чтобы грохнуться без чувств.
— Сашенька… — еле слышно пролепетала я. — Саша, Саша, Саша-а-а… Ой, мамочки… Что же делать? Ну что мне сделать, Саша? — слезы закапали на его грудь, но я их не замечала. — Давай я тихонечко встану, ты и не заметишь! Надо же позвать на помощь… Боже мой, кого? — Меня начало трясти, я и испугалась, что вибрация от моей дрожи передается и Сашиному телу и проклятая палка понемногу входит в его тело все глубже… Нет, нельзя об этом думать, сейчас главное успокоиться, иначе…
— Меня спасти может только одно… — патетически прошептал Санька.
— Что? Ну, говори же! — я с трудом удержалась от желания потрясти его за плечи.
— Поцелуй меня…
— Чего?
— Целуй скорей, а то у меня уже начинают прорезаться клыки! — Он слегка приподнял голову и подался к моему лицу.
— Ты что… Ты издеваешься надо мной?!
— Какой там издеваюсь, такими вещами не шутят! Скорее целуй, а то у меня десны чешутся, чувствую, и осиновая лопата меня не спасет! — Этот паршивец, наконец, открыл глаза, и расплылся в широкой улыбке.
— Да ты… Ты… Да я… Я тебя убью! — я сгребла его воротник и принялась, вернее, попыталась, поколотить его спиной о дорожку, если бы Сашка и впрямь, лежал на обломке лопаты, то тут бы ему и пришел финиш… — Сволочь! Я чуть не спятила от страха! Так нагло врать, это еще уметь надо… — теперь я плакала уже от злости и обиды.
— Да ладно, Лиль, я ж просто пошутил! — он сел, и каким-то образом моя персона оказалась у него на коленях. Я попыталась вскочить, но он дернул меня к себе, и я упала обратно. — И потом, никто не врал, подо мной и правда был черенок от лопаты, вот! — придерживая меня правой рукой, чтобы не вырвалась, он пошарил за своей спиной левой, и предъявил какую-то палку. — Только с небольшой разницей: он лежал на дорожке плашмя, а не стоймя.
Я, шмыгнув носом, взяла предмет раздора и повертела перед собой. Похолодев, увидела, что обломанным заостренным концом и впрямь, без проблем можно пронзить… кого-нибудь… Отшвырнув палку в сторону забора, я опять разрыдалась, уткнувшись Саньке в грудь.
— Ну что ты, в самом деле… — расстроено бормотал мне в волосы Сашка, укачивая меня как маленькую. — Я не думал, что ты так отреагируешь…
Вытерев, как следует мокрые щеки и нос о его куртку, я подняла лицо, не ожидая, что Саня так низко склонился надо мной, и ткнулась своими губами в его губы. И забыла обо всем… Черт с ними со всеми. Есть только я и Саша. Саша и я. И пусть так и будет. Всегда…
Ну, или хотя бы, минут пять. Мне разве ж жилось когда спокойно?
* * *
— Так что там у меня на даче-то было? Видел ты Мусю? — говорила я, сидя за столом, согреваясь после валяния в снегу горячим чаем.
— Нет никого ни в доме, ни во дворе, и следы замели, но что там кто-то был, это очевидно. Кстати — замок на двери срезали к чертям и обратно просто приставили, — говорил Сашка, допивая чай из моей чашки, после того как выхлебал из своей.
— Лучше скажи, теперь ты мне веришь? — нетерпеливо спросила я, отнимая у него последнюю печеньку.
— В то, что ты рассказала, верю. Чего ж не верить-то, после той записи, и явных следов присутствия на твоей дачи… Что Муся этот тебя домогался, я и сам видел.
— Да нет! В то, что я… ну… — я замялась. — Ведьма.
— Слушай… — Сашка заглянул мне в глаза. — Давай не будем этот вопрос поднимать, ладно? Я, конечно, понимаю, ты в это веришь, и Муся этот твой вместе с Танькой в это верят, еще и проверяли тебя этими капронами — трикотажами… Но я в этом ни черта не понимаю, а если я чего-то не понимаю, то в это и не лезу. Я закоренелый материалист, и мне просто смешно, когда такое слышу. Давай, каждый будет думать то, на что его мозги больше заточены, окей? Ведьма… — он фыркнул. — Лиль, называйся, как хочешь, только, пожалуйста, картами и шарами стеклянными не злоупотребляй, ладно? И благовоний я не выношу, имей в виду!
— Ну, ё-моё! — разозлилась я. — Только за слабоумную меня считать не нужно! Сама к этой мысли последние несколько дней привыкнуть пытаюсь, мучаясь и корчась, а ты еще и издеваешься. Я тоже закоренелый материалист, вернее, была им, до недавних пор… Не хочешь, не верь, но я не представляю, как ты что-то сможешь понять, в том, что происходит, если не веришь в происходящее, а впрочем, тебе и не надо в этом разбираться, без тебя как-нибудь…
— Да успокойся же ты, ненормальная! Чего разошлась на голом месте? — попытался остановить меня Саня, но это было уже невозможно.
— Вот именно — ненормальная! Ха! и именно на голом! Насмотрелся на мое обнаженное тело, и теперь думаешь что все, можешь меня обзывать как тебе угодно и делать что захочешь? Запирать меня одну в своем домишке, проверки устраивать — соврала, не соврала…
— Ну, все, истерика… — почти беззвучно произнес Сашка, но я услышала.
— Ах, вот как, истерика, да? — я чувствовала, что меня сейчас просто разорвет от возмущения, не отдавая себе отчета, что это именно она и есть в чистом виде — истерика женская, обыкновенная, неуправляемая. — Да я… Да я вообще, пойду, пожалуй, отсюда к чертям свинячьим, никому я не нужна и мне никто не нужен.
Я как была — в одной рубашке — Сашкины джинсы сохли над плитой, босиком прошлепала к двери и рванула ее на себя. Холодом мазнуло по голым ногам, но это меня не остудило, и я решительно перенесла ногу через порог. Вторая последовать за ней не успела — меня подхватили на руки, и отчаянно брыкающуюся и лягающуюся потащили вглубь дома. Потом бросили на кровать, и не успела она перестать колыхаться подо мной, как щелкнул замок снаружи. Опять запер… Да что же это такое?
— Успокоишься, придешь в себя, постучишь. Поняла? — послышался приглушенный дверью Сашкин голос.
— Да пошел ты… — зло бросила я и сунула голову под подушку в бессильной ярости.
Четвертая глава
Я проснулась среди ночи и долго лежала в кровати, ворочаясь и сердито сопя. Сопела и сердилась в основном на саму себя. И еще — было ужасно стыдно за свое поведение — какого лешего я разошлась и наорала на Саньку? Ему ведь так может и надоесть спасать меня, если каждый раз он будет получать вместо благодарности волну негатива и головную боль от звукового удара в виде моих воплей… В следующий раз надо броситься ему на шею и рассказать, что на самом деле думаю о нем… В следующий раз? Угу. Да он теперь, небось, спит и видит, как бы избавиться от истеричной идиотки, гирей висящей на его шее. Какой же он все-таки хороший…
Неожиданно вспомнились его янтарные глаза, укоризненно глядящие на меня, и сердце непривычно защемило от нежности. Несколько мгновений я наслаждалась этим новым для меня чувством, а потом вдруг поняла, что на меня и впрямь, кто-то глядит. Откинув в сторону одеяло, рывком села в постели и застыла. Тьфу ты… На меня действительно пялилось несколько пар глаз. Искусственных глаз… В упор смотрели со стены кабан, тетерев, и олень, чья голова была приколочена чуть подальше.
В окно прожектором светила луна. Не выдержав, я встала и подошла к голове оленя. Его стеклянные или пластмассовые глаза блестели как живые. Мне стало жутко. Я медленно протянула дрожащую руку и коснулась морды чучела. Осторожно погладила скользкую шерсть и неожиданно для самой себя, расплакалась. Господи, как же мне его было жалко… Как мне было жалко себя. Как мне было жалко Сашу, вынужденного возиться со мной, и который наверняка понял, что я из себя представляю, и как только мы отсюда уберемся, забудет обо мне, как страшный сон… Продолжая рыдать и всхлипывать, я упала обратно в постель и, схватив многострадальную подушку, зарылась в нее лицом.
Как следует, наплакавшись, я попыталась уснуть. Куда там… Сна не было ни в одном глазу. Меня переполняло дикое желание немедленно увидеть Саню, объяснить ему, что я не такая истеричка, какой он наверняка теперь меня считает. Хорошо бы вновь оказаться у него на коленях, прижаться к нему… Часто посещающее меня в последние дни чувство одиночества накатило с такой силой, что стало жутко. Темнота вокруг кровати словно сгустилась, она подкрадывалась все ближе, грозя захватить и задушить меня. Я металась по широкой кровати, то обнимая подушку, то отбрасывая ее, то съеживаясь, то стуча ногами по постели. Наконец, в результате этих манипуляций, я умудрилась запутаться в одеяле. Со страху показалось, что оно таки вознамерилось меня придушить. Извиваясь, как эпилептик в разгар приступа, я кое-как выползла из коварной тряпки, соскочила на пол, и отбежала подальше от кровати. Постояла, слегка покачиваясь от накатившей слабости и избегая смотреть на головы животных, и решительно вышла из комнаты, не обратив внимания, что дверь, оказывается, уже не заперта.
Сашка лежал на диванчике в кухне и, к моему счастью, не спал, бессмысленно таращась на стену.
Я так резко затормозила на пороге, что чуть не пропахала носом пол — внезапно перед внутренним взором возникла картина, от которой меня охватило чувство горячего стыда и, почему-то, возбуждения: я увидела себя со стороны, лежащей на длинной широкой лавке, а мужские руки нежно и осторожно стягивали с меня одежду.
Здравствуй, попа новый год! Это что еще за новости?! Ничего не понимаю. Видение было настолько чужеродным, не моим, хоть и со мной в главной роли, что… Что мне вдруг стало ясно — это мысли Сашки! Я вижу, о чем он сейчас думает, или, скорее, вспоминает… Или мои мозги поплыли окончательно. Но до чего качественно поплыли! Нос защекотал запах мыла и перегретого дерева. Та-ак… К зрительным галлюцинациям добавились еще и обонятельные… Вдохнув поглубже, я поняла, что так оно и есть — запах был лишь в моем воображении. Или, все-таки, не в моем?
Пока я стояла в смятении и старалась разобраться в себе, видение растаяло. Затравленно блуждая взглядом по сторонам, хотела потихонечку выйти, но в это время Сашка что-то простонав, по моему примеру, влез головой под подушку. А его-то чего мает? Или, мне все-таки не привиделось? Метнуться, что ли, в баню, и проверить — есть ли там на стене деревянная маска какого-то урода — не то вождя, не то шамана, которую я сумела рассмотреть в видении? Да ну на фиг… Незаметно все равно из дома не выйти, а если и выйду, еще провалюсь куда-нибудь, с меня станется.