Я тихонечко прислонилась к косяку и постаралась полностью расслабиться. Надо попробовать раскрыть сознание, или как там говорят… Легко сказать. Мне полезла в голову всякая белиберда, к примеру: как моя черепушка со скрипом распахивается, словно на петлях, и оттуда вылезаю обнаженная я.
Тряхнув головой чтобы отогнать это видение, я мысленно плюнула, в два шага пересекла кухню и нагло улеглась на край дивана. Сашка напрягся.
— Мне страшно одной, — проворчала я, залезая к нему под одеяло, и устраиваясь поудобнее. Саня издал не поддающийся расшифровке звук, но не шелохнулся. Я помешкала и неожиданно для самой себя, обхватила его плечо. Почувствовав нежное прикосновение его губ к моей ладони, я вздрогнула, и чуть было не отдернула руку, словно от удара током, но замешкалась, прислушалась к себе и внутри меня что-то обмякло. И когда Саша медленно повернулся в меня сторону, стараясь не столкнуть, я первая подалась к нему и закрыла глаза.
* * *
— Сорок девять, пятьдесят! — закончив качать пресс, я устало растянулась на полу.
Перед моими глазами неожиданно возникли ноги в тряпичных тапках в виде зайчиков.
— Господи, Лилечка, тебе что, твоих лошадей не хватает? Еще и дома надо пупок рвать? — раздался голос мамы.
— Ничего, лишнее упражнение не лишнее, — с кряхтением поднялась я.
— Лилечка, деточка, мы с папой уходим в кино!
Я удивленно посмотрела на маму — та просто светилась, поминутно одергивая на себе свое лучшее праздничное платье и поправляя прическу.
— Мама, какая ты красивая! А меня с собой возьмете?
— Лилечка, ты только не обижайся, но мы папой хотели бы наедине побыть, — зашептала мама, посматривая, не идет ли отец. — У меня такое впечатление, что у нас еще один медовый месяц. Которого, кстати, и не было…
— Лолита! — загрохотал папин бас. — Скажи-ка, ты ходила на собеседование? Почему я не слышал твоих рассказов о беседе с редактором? Тебя взяли?
— Папа, не называй меня Лолитой! — сердито отозвалась я. — Сколько можно говорить… И я не хочу работать в журнале мод, терпеть не могу разговоры о тряпках, а уж писать о них, брр…
— Лолита! Я с редактором договорился, чтобы он тебя принял, а ты…
— А буду работать в отделе криминальной хроники и точка! Я уже прошла собеседование, к твоему сведению, и без посторонней помощи!
— У этого, как его… Владимира Павловича? Этот гад маме твоей проходу одно время не давал, пока я ему рыло не начистил…
— Дорогой, оставь девочку в покое, пойдем уже! — вмешалась мама, стоящая на пороге с сумочкой в руке. — Она достаточно взрослая, пусть сама решает, куда ей идти и чем заниматься.
— Она решит… Ей позволили самостоятельность проявить, так она теперь по судам да по СИЗО с милициями будет шляться! Скоро в колонию попрется интервью у убийц брать. Ты посмотри, она же отцу родному хамит — посторонняя помощь, видите ли… А теперь еще под началом твоего бывшего работает… Мало мне этот Федоренко крови попортил. А ты сама-то разве, считаешь ее взрослой? Все Лилечка, деточка… Сахарная вода с сиропом… Тьфу! — не унимался папа. — Ремня ей хорошего не хватает, ремня!
— Ну, ты как всегда, пока ребенка до слез не доведешь, не успокоишься! — сердито сказала мама, закончив переобуваться. — И надо было тебе сейчас этот разговор затевать…
— Да, действительно, — опомнился он, — в самом деле, чего это я… Дочь, ты не обижайся на отца, не хотел я…
— Ладно, — вытирая выступившие слезы, скривилась я. — Идите, а то опоздаете.
— Не расстраивайся дорогая, ты же знаешь — папа тебя очень любит, просто у него характер такой, не может не уколоть на прощание. И не обращай внимания на его слова — Володенька очень хороший, и тебе он не чужой, ты ж не знаешь, давно надо было тебе рассказать… Сама судьба тебя к нему привела. Ой, бежать надо — папа зовет, как вернусь, я тебе все, все расскажу. Пока, пока! — помахала рукой мама, и вышла за дверь, где ее уже дожидался отец.
Хлопнула дверь, и тут же раздался стук.
— Что случилось еще? — спросила я через дверь.
— Лилечка, я совсем забыла, что замок захлопывается! Ты ведь без ключа дверь не откроешь! — закричала через дверь мама.
— Что за новости? Зачем ключ? Я сейчас ручку поверну и все! — говоря это, я одновременно нажала на ручку, но дверь не поддалась.
— Да не все! Папа сегодня новый замок неправильно установил, он изнутри ключом теперь открывается. Ключ в выдвижном шкафчике возьми, а то ты теперь заперта!
— В каком?
— Да в спальне, под полкой с моим бельем, я его зачем-то туда бросила. Ну да это не срочно, пока! Мы ушли!
Я улыбнулась, тут же забыв обиду — наконец-то мама с папой опять вместе! А ведь они чуть было не развелись…
Открыв окно, я посмотрела на идущих под руку родителей. Оставила створку открытой и пошла в сторону кухни, но неожиданно остановилась. Что-то было не так. На душе внезапно стало очень муторно, меня даже затошнило. Воздух показался каким-то разреженным, пустым, я дышала и не могла надышаться. Мгновенно навалилась удушающая тишина, слышался только непрерывный шум в ушах. Я схватилась за голову и внезапно, лавиной хлынули звуки: рев двигателя, глухой удар и чей-то длинный, протяжный визг. Снова рев мотора, громкий, натужный, постепенно затихающий вдали.
Я медленно, с трудом переставляя ноги, подошла к окну выглянула наружу. На тротуаре, не шевелясь, лежали родители, а рядом стояла и кричала, не переставая, какая-то женщина.
Отскочив от окна, я кинулась к двери, не издав ни звука. Попыталась ее открыть, но сразу же вспомнила про ключ и бросилась в родительскую спальню. Как безумная я вытаскивала ящики, переворачивала их, раскидывала белье. Движения мои становились все более медленными, словно я двигалась в воде, а в голове оглушительно звенело…
— Мама! Папа! Не-ет! — все еще задыхаясь, я дернулась, и упала бы на пол, если бы меня не удержала чья-то сильная рука.
— Лиля! Лиля, проснись! Это был сон!
— Ключ! Где ключ?
— Да проснись же! — меня довольно чувствительно тряхнули за плечи.
— А? — с трудом сглотнув, я, наконец, открыла глаза и увидела прямо перед собой встревоженное лицо Сашки. Звон, услышанный мною во сне, не прекращался.
— Что… Что это такое? — еле шевеля сухим языком, удалось выговорить мне.
— Что именно?
— Вот это… звенит…
— А-а-а… Да это будильник, он у меня на ежедневный сигнал поставлен, забыл вчера отключить. Погоди… — продолжая поддерживать меня правой рукой, чтобы я не свалилась, Саня дотянулся до столика, и выключил окаянный аппарат.
Стало тихо, но только не у меня в голове. Я все еще слышала звон, и пронзительный женский крик, звучащий на одной ноте, то повышаясь, то понижаясь, продолжал для меня звучать и звучать, и это сводило с ума. Я закрыла уши руками и глухо застонала.
— Лиль? — осторожно позвал Саша. — Что случилось? Плохой сон, да?
— Если бы это был сон… — еле слышно отозвалась я. — Это был не сон, а… воспоминание… Знаешь, я никак не могла вспомнить того момента, как погибли мои родители. Просто, вдруг пришли из милиции, а я, вроде как, спала… Когда они позвонили в дверь, я сидела на полу, а в руке у меня был зажат ключ от входной двери… — я посмотрела на свою ладонь, словно ожидая увидеть там отпечатки от того самого ключа. Да, отпечатки… Они не сходили с кожи несколько дней, но, сколько не старалась, я никак не могла вспомнить, отчего так вцепилась в этот ключ. А эта проклятая железка впечаталось, видимо, не только в кожу, она еще и в мозгах след оставила…
— Хорошая моя, если не хочешь, лучше ничего не говори, постарайся просто забыть обо всем, — ласково произнес Саня. — Не надо мучить себя, все в прошлом…
— Саш, ну как ты не понимаешь — ничего не в прошлом! Я же… Да я же только сейчас понимать начинаю — с того момента все и началось… Сразу после гибели моих родителей врезался в столб и погиб водитель, который их сбил. Это моя первая жертва…
— Ну, все, тихо, тихо… — зашептал, обняв меня Сашка. — Все прошло, это был просто сон, постарайся забыть, выбрось его из головы и все.
Саня не обратил внимания на мои выводы и решил, что я все еще не проснулась. Я открыла рот, чтобы попытаться еще раз объяснить все ему, но тут он поцеловал меня в губы, и все попросту вылетело из головы. И пусть. Только что сделанное открытие принадлежит только мне. Зачем мне его убеждать в чем-то? Это мое, сокровенное, и потянувшись к своему мужчине, я чувствовала какое-то странное, но приятное облегчение, словно неожиданно вернувшийся кусок памяти тихонько скользнул и стал на свое место.
Пятая глава
Спустя час, я, счастливая, пела песни на кухне и жарила яичницу. Мне было хорошо и спокойно как никогда. О, какое же это счастье — не думать ни о чем, испытывать простое умиротворение, чувствовать себя нужной, любимой, необходимой, желанной… Да уж… Желанной быть как раз не в новинку, но наконец-то, я смогла от этого ощутить радость, а не ужас и отвращение. Когда понимаешь, что ты не просто кусок мяса, а женщина…
Когда Сашка возник на кухне, подошел сзади, обнял меня и поцеловал в затылок, я застыла и, закрыв глаза, прислушалась к музыке зазвучавшей внутри. Это что, и есть оно — счастье? Если да, то мне больше ничего не нужно…
После завтрака я сидела за столом, и рассматривала альбом с фотографиями. Большую часть занимали фотографии с охоты — вот Сашка над кабаном, тут над лосем, а здесь он держит за уши гигантского зайца. Но вскоре альбом был отложен в сторону — мне никогда не нравилось увлечение охотой, я с детства очень любила животных и не понимала этой страсти. Саня, сидевший по другую сторону стола, и с энтузиазмом рассказывающий об очередном трофее, увидев мое изменившееся лицо, спросил:
— Что случилось?
— Да нет, все нормально, — вздохнула я, — просто мне беззащитных животных очень жалко…
— Ну, что ты, — улыбнулся он. — Вот если бы ты встретилась где-нибудь в лесу вплотную с секачом, у которого клыки по двадцать сантиметров, и он на тебя летит как торпеда, тогда, мне кажется, ты бы не задумываясь, в него выстрелила. А иначе — либо станешь инвалидом, либо умрешь. Так что, не такие уж они и беззащитные, как ты думаешь.
— Саш, а он что, тебя около дома подстерегал, этот секач? — вдруг рассердилась я. — Это ведь ты к кабану в лес пришел с ружьем, можно сказать, к нему домой, а не он к тебе со своими клыками явился. Ты же не случайно на него наткнулся, а сознательно искал в лесу! О чем ты говоришь?
— Лиль, ну что ты, в самом-то деле? — ошарашено спросил Саша. — Чего ты так разошлась, а? Ну, говорим и говорим, я ж не иду сейчас в лес на кабана! Кстати, насчет того что он ко мне домой не приходит, здесь ты не права. Голова вон той зверюги, которая тебя так напугала, принадлежит кабану, заявившемся как раз ко мне домой. Ну, не домой, конечно, а сюда, на дачу. Каждый день забор подрывал, пробирался в огород и всю мамой высаженную овощную базу постепенно уничтожал. А ты же знаешь, как она со своим огородом носилась! У нее чуть сердечный приступ от горя не случился. Вот я его и подстерег, несколько ночей не спал, сидел за баней с ружьем. Видишь этот шрам? Это та кабанятина меня тогда, я уже выстрелил, а он никак подыхать не хотел. Носился по двору как бешеный, а я не смог вовремя свалить. Как раз лез на крышу бани, да ногу закинуть не успел, он меня под колено и саданул. Так что, он и за себя постоит, и домой придет. А теперь вот, еще один зверь сюда повадился — постоянно за воротами волк торчит. Вроде и не нападает, просто сидит, рычит, и смотрит. Чего его сюда несет, спрашивается? Ладно бы село, какое, со скотными дворами, птицей там, курами — утками, а то — дачный поселок, тут одна живность на все дома сейчас — собака Николаича… В следующий раз, если не уберется, я его пристрелю.