Слышит ли сестра его там, где бы она ни была? Слышит ли она его голос или шаги в своих снах? Слышит ли его, даже бодрствуя, или перестала слышать, как только ушла? Стало ли ей легче вдалеке от нас? Или, может, теперь она слышит мой голос и мои шаги? Надеюсь на это. Надеюсь, я стала ее неотступным призраком.
Глава 2
— Готова присоединиться к миру живых?
Я морщусь. Да и сам Кэри морщится, как только слова слетают с его губ.
— Наверное, — отвечаю я.
Он принес мне одежду из комнаты драмкружка: клетчатую мужскую рубашку и неподходящие по размеру джинсы. Я выгляжу как деревенщина. Пуговицы на поясе впиваются в живот. Я переодеваюсь в маленькой душевой в другом конце медкабинета и когда выхожу, Кэри ждет меня, чтобы спросить, готова ли я.
— Как там? — интересуюсь я. — Ну… снаружи.
— Там бродят несколько мертвых, по большей части — на дороге. К дверям школы они не вернулись, что нам на руку, — рассказывает он. — И мы снова закрыли окна, на всякий случай. Ты нормально себя чувствуешь? Ты была в своего рода отключке, когда мы принесли тебя сюда.
Голова под повязкой чешется. Да и выглядит повязка глупо, но сказать об этом было бы с моей стороны черной неблагодарностью. Одна сторона лица исцарапана и покраснела. На щеке кровоподтек. Всё мое тело за последние двадцать четыре часа зацвело синяками и ссадинами. Я ощущаю себя так, словно попала в автомобильную аварию. Кэри я говорю, что со мной всё в порядке.
— Верю, — отвечает он, после чего мы оба неловко стоим друг перед другом.
Под пристальным, долгим взглядом Кэри я чувствую себя неуютно и меня бросает в жар.
— Что? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Я просто удивился, что ты вызвалась туда пойти.
— Все удивились.
— Да, но пойти, наверное, должен был я.
— С чего бы это?
— С того, что так постоянно твердят Грейс и Трейс. Я не знаю. Теперь Трейс заявляет, что твоя кровь тоже была бы на моих руках.
— Глупость.
Кэри медленно выдыхает.
— Ты правда так думаешь?
— Дело не в тебе, Кэри.
— А в чем?
Я отвожу взгляд, и он говорит:
— Райс рассказал мне.
— Рассказал что?
— О мужчине снаружи. О том, что ты сделала. Райс сказал, что тот был полубезумен и что привести его сюда было рискованно. Теперь он… среди тех бродячих.
Значит, мужчина превратился. Глаза жжет. Но я не хочу говорить об этом с Кэри, поэтому возвращаю разговор к Трейсу с Грейс:
— Они просто печалятся о родителях. Им нужно пережить…
— Все печалятся, — прерывает Кэри меня. — Да весь мир печалится. Единственная разница между ними и нами в том, что их родители пробыли рядом чуть дольше, а единственная причина, по которой они продержались так долго — я, и… — Следующие слова даются ему с трудом: — Я извинился перед ними, а они ни разу не поблагодарили меня за то, что до сих пор живы.
— И вряд ли поблагодарят.
— Не волнуйся, я этого и не жду.
Мы некоторое время молчим, а потом я вроде как лгу. Но это белая ложь. Может быть, благодаря ей ему станет легче:
— Спасибо, — говорю я, глядя ему в глаза.
Однако не получаю ожидаемой реакции. Кэри не становится легче. Наоборот, он кажется еще печальней, чем раньше.
Кэри выдавливает улыбку, но меня ей не обманешь.
— Давай вернемся к остальным, — предлагает он.
Когда мы входим в банкетный зал и все устремляют на меня взгляды, я ощущаю себя почти так же, как в обычный учебный день. Трейс пересекает зал и обнимает меня, прежде чем кто-то успевает хоть что-то сказать. Мне больно. Трейс ничего не говорит, просто держит меня в объятиях, пока Райс не произносит:
— Я тоже туда ходил.
— И заслужил за это дружеское похлопывание по спине. — Трейс отпускает меня и смотрит мне прямо в лицо. В его глазах теплота. — Спасибо за то, что ты сделала для нас, Слоун.
— Забудь. — Я хочу, чтобы все об этом забыли.
— Ты должна знать: для меня очень важно, что ты попыталась. — Он бросает через мое плечо взгляд, в котором уже нет ни капли теплоты. — В отличие от кое-кого.
— Пошел ты, — устало отзывается Кэри.
— Кто займется завтраком? — спрашивает Райс. — Я вчера его делал. Сегодня не буду.
— Я сделаю, — вызывается Трейс.
Удивительно. За всё время, проведенное тут, Трейс ни разу не готовил завтрака. Да и готовить-то нечего. Нужно всего лишь побросать фасованные продукты и напитки на поднос. Трейс подбегает к сцене, поднимается на нее и исчезает за занавеской.
— Кухня в другой стороне, — кричит ему Райс.
Стоит ему это сказать, как снова появляется Трейс — с бутылкой виски в руках.
— Я не совсем это имел в виду, говоря о завтраке.
— Почему мы не распили ее в тот же день, как только нашли? — Трейс спрыгивает со сцены. — И чего нам еще ждать? По-моему, у нас нет времени на то, чтобы ждать.
— Всё, что у нас есть — это время, — возражает Грейс.
— Да. Но кто знает, сколько его у нас осталось? Да хрен с ним, с завтрашним днем, и с послезавтрашним, и с послепослезавтрашним. — Трейс открывает бутылку, поднимает ее, чтобы сделать глоток и останавливается. Он протягивает виски Райсу и мне. — Вы должны быть первыми. За то, что сделали.
— Придурок, — говорит Кэри.
Трейс игнорирует его. Райс берет у него бутылку, подносит ко рту и запросто делает несколько глотков. Затем передает виски мне. Я подражаю ему, но чуть не давлюсь. Алкоголь обжигает горло. Я возвращаю бутылку Трейсу. Выпив, он отдает ее Грейс, которая, глотнув из нее, неохотно протягивает виски Кэри. Мы передаем бутылку по кругу. Харрисон с трудом проглатывает виски и сразу же хватает бутылку сока, чтобы запить. В этот момент он выглядит совсем юным.
— Неженка, — ухмыляется Трейс.
Грейс пихает его локтем:
— Лучше пусть запивает, чем выплевывает.
После ее слов мы внезапно осознаем, что это весь алкоголь, какой у нас есть. Одна бутылка виски. И всё.
Вряд ли тут в школе запрятано еще какое-нибудь спиртное.
Трейс ставит бутылку на пол, и мы пускаемся в сложную дискуссию о том, как нам ее выпить — одним махом или умеренно.
— Мы должны справедливо ее разделить, — говорит Кэри.
— Эй, если бы жизнь была справедливой, то тебя бы тут не было, — отвечает Трейс. Кэри не поддается на провокацию. Мне сегодня его так жаль. — Да и веселье далеко не всегда бывает справедливым.
— Знаешь, мы не собираемся сидеть тут трезвыми и глядеть на то, как ты нажираешься, — отзывается Райс.
— А что, отличная идея! — восклицает Трейс, но убедить нас в этом, как ни старается, не может.
Не знаю, кто первый упоминает об алкогольных играх, но всё заканчивается тем, что мы усаживаемся на пол, чтобы сыграть в «Я никогда». Трейс доволен таким оборотом событий, и это подозрительно: может, он делал абсолютно всё, а может, просто будет врать. В любом случае, начинает он.
— Я никогда не купался нагишом в Пирсон-лейк. — После его слов наступает неловкое молчание, Райс и Кэри выпивают. На лице Трейса появляется легкая улыбка. — Что, одновременно?
— Иди нах. — Райс выхватывает бутылку у Кэри. — Я никогда не списывал на экзамене.
— Брешешь, — отзывается Кэри.
— Я такой умный, что не приходилось.
Выпивают все, кроме Харрисона.
— Я никогда не писал сексуальные смс-ки, — говорит Кэри.
Пьют Трейс и Райс. Трейс обалдевает, когда за бутылкой тянется Грейс.
— С кем? — спрашивает он.
Грейс улыбается, но не успевает ответить.
— Стой, — останавливает ее брат. — Проехали. Не хочу этого знать. Подожди… ты переписывалась с кем-нибудь из моих друзей? О боже, неужели с Робби?
Губы Грейс расплываются в широченной улыбке, и Трейс ворчит:
— Надеюсь, этот сукин сын помер.
— На самом деле обмениваться эротическими смс-ками скучно, — объявляет Райс. — Что случилось с любовными письмами? Прошу прощения — с любовными е-мейлами?
— Теперь уж с любовными письмами, — рассеянно отзываюсь я. — Капут е-мейлам.
— Ты так это говоришь, что у меня мурашки бегут.
Лили показала мне однажды пошленькое смс-сообщение. В нем было написано что-то вроде: « я хочу быть внутри тебя» , только в сокращенном текстовом варианте. Я тогда покраснела, а сестра вела себя так, словно это нормально, что кто-то пишет ей подобные вещи.
— Как там было? — спрашивает Харрисон.
Я не осознаю, о чем он спрашивает, пока не поднимаю взгляда и не вижу, что все смотрят на меня и Райса. Я поспешно опускаю глаза, желая, чтобы на этот вопрос ответил Райс. Он понимает это. Понимает, но всё еще злится на меня, поэтому говорит:
— Не знаю. Что скажешь ты, Слоун?
— И я не знаю, — качаю я головой.
— Знаете, — не отстает Трейс. — Расскажите нам, как там на улице.
Сердце пропускает удар, затем…
— Тихо, — отвечаем мы с Райсом в унисон.
Так странно, что у нас вырывается именно это слово. Я смотрю на него, а он — на меня, и чувствую, что произошедшее связало нас на всё оставшееся нам время.
— Там тихо, — повторяет Райс. — Это трудно описать.
Все переводят взгляды на меня, ожидая подтверждения. Я могу лишь кивнуть.
— А что случилось, когда они напали на вас? — спрашивает Грейс. — Не понимаю, как вам удалось вернуться. Райс сказал, что их было больше, но вы отбились и… — Грейс замолкает, и я знаю, о чем она думает. « С моими родителями было то же самое. Но они не выжили» . — Вас даже не покусали.
— Я едва этого избежала, — замечаю я.
— Едва избежала, — тихо повторяет Кэри.
— Знаете… они не очень-то сообразительные, — объясняет Райс. — Они… не действовали сообща. Вели себя как тупые животные. Дрались и мешали друг другу, чтобы добраться до Слоун. Я воспользовался тем, что они все отвлеклись на нее. Там что нам повезло.
— А девчонка была настойчивой, — добавляю я, и ее образ тут же рисуется у меня в голове. Ее глаза смотрят в мои. Я помню в них голод, но помню и кое-что другое: тоску… Нет, я себе это навоображала. Я снова представляю себе девчонку и в этот раз вижу только голод. Только его, и ничего больше. Вот так всё просто. Так просто, что почти прекрасно, как бы ужасно это не звучало.
— Тебе было страшно? — спрашивает меня Грейс.
Я не могу ей лгать.
— Нет. Ну, то есть… когда ты знаешь, что это вот-вот произойдет… что сейчас ты умрешь… часть тебя принимает это, потому что ничего другого не остается.
— Тебе так показалось, потому что ты была в полубессознательном состоянии, — говорит Райс. — Уверен, ты чувствовала бы себя иначе, не стукнись головой.
— Думаешь? Сомневаюсь.
Трейс восхищенно присвистывает.
— А я бы не смогла принять такое, — признается Грейс.
— Как по-вашему… — начинает Харрисон и замолкает. — У них есть душа?
— Твою ж мать, — кривится Кэри. — Было гораздо веселее играть в «Я никогда».
Долгое время все хранят молчание, а потом Грейс тянется к бутылке.
— Я никогда не крала у родителей.
— Правда? — спрашивает Трейс.
Он выпивает. Я выпиваю. Кэри выпивает. Райс выпивает. Даже Харрисон выпивает. Это такая ерунда — красть у родителей. Деньги постоянно исчезали из отцовского бумажника, а он об этом так и не узнал. Это был мой единственный способ что-то скопить, потому что отец не позволял мне работать до восемнадцатилетия. Лили разрешал, мне — нет. Вот такой вот деспотизм. Я же не могла позволить Лили собирать для нас деньги в одиночку. Я касаюсь повязки на голове, запускаю под нее палец и чувствую жжение. Если бы отец поймал меня за воровством, если бы заметил, что в бумажнике не хватает купюр, мне бы не поздоровилось. Лили повторяла мне это каждый раз, как я протягивала ей банкноты, но всё равно брала деньги, потому что они нужны были нам для побега. Для нашего побега. Нашего . Совместного. Побега.