— Ты в порядке? — спрашивает меня Райс.
Я киваю, опустив руку. Он некоторое время сидит, уставившись в бутылку, а потом говорит:
— Я никогда не был влюблен.
Печально. И что еще хуже, единственные, кто выпивают — Грейс и Трейс. Кэри избегает моего взгляда, и до меня не сразу доходит почему: он занимался сексом с Лили, но не любил ее. Не знаю, имеет ли это сейчас хоть какое-то значение.
Кэри забирает бутылку у Грейс, стоит ей сделать глоток.
— Мы по очереди играем или как? — в замешательстве спрашиваю я. Кэри начинал игру, и до него очередь еще не дошла.
— Какая разница, кто следующим скажет «Я никогда»? Мы просто делимся друг с другом, что делали, а что — нет. Вот и всё.
— В таком случае, — Харрисон прочищает горло, — я никогда не занимался сексом.
Я знаю, что если не выпью, то останусь на пару с Харрисоном, поэтому беру у Райса бутылку и делаю несколько долгих глотков, словно я давно уже не девственница. После чего передаю виски Грейс. Она смачно отпивает из горла.
— Осталась только ты, Слоун, — указывает Райс. — Чего ты никогда не делала?
Бутылка снова оказывается в моих руках. Я не знаю, что сказать, чем поделиться. Забавно, как мало я в действительности делала из того, что должно иметь значение — я не целовалась, не занималась сексом, не употребляла наркотики. Но я убила человека. Вот что я сделала. Я закрываю глаза, и мозги, кажется, плавятся. Противное ощущение. Однако спиртное притупило боль, и мне это нравится. Обмен равноценен.
— Я никогда… — я пялюсь на этикетку. — Никогда…
— Ты слишком долго думаешь об этом, — торопит Трейс.
— Я никогда не сбегала из дома.
Кэри выпивает. Когда ему было пять лет, — объясняет он. — Ему не хотелось убирать комнату.
Виски снова и снова идет по кругу, вопросы становятся всё более извращенными и дурацкими. Бутылка кажется бездонной, и мне сонливо и жарко, и я часто вру, потому что мне, видимо, не всё равно, что они обо мне думают, хотя я не знаю, почему мне на это не плевать.
Когда Харрисон передает бутылку в черт знает какой уже раз, Трейс впивается в него взглядом.
— Чувак, да что с тобой такое? — вопрошает он. — Ты пьешь, когда не должен бы, и не пьешь, когда должен. Тебе нужно как-то менять свою… — Упс. Это не то предложение, которое стоило бы заканчивать, но, тем не менее, Трейс продолжает: — Жизнь.
— А ты, можно подумать, в четырнадцать был уже во всем искушен, — замечает Райс.
— Ну, я же не говорю, что он уже должен был трахнуть кого-нибудь, — великодушно отвечает Трейс. Его уже развезло. — Я о том, что… Харрисон, ты хотя бы знаешь, что такое поцелуй? Может, кому-то тут нужно объяснить тебе, что это такое, просто на случай, если поцелуй с тобой уже случился, а ты этого даже не понял?
— Господи, Трейс, — вздыхает Кэри.
Из всех нас он самый пьяный. Или самый опытный. Он сидит с поникшими плечами и время от времени клонится вперед, будто потерял равновесие несмотря на сидячее положение.
— Заткнись на хер.
— Я знаю, что такое поцелуй, — шепчет Харрисон.
— Ему четырнадцать, — говорит Грейс, глядя на подавленного парня. — Не доставай его, Трейс.
— Мне пятнадцать, — признается несчастный Харрисон.
— Не бери в голову. — Кэри хватает бутылку. — Подумаешь, поцелуй. Не так уж это и важно.
— Важно. Я никогда… никогда не делал ничего такого. И со мной никогда не делали ничего такого…
— Конец игре, — громко объявляет Кэри. Он набирает виски в рот, перегоняет из стороны в сторону, смакуя, и только потом глотает. — Давайте перейдем на новый уровень и будем просто пить.
Харрисон сжимает губы и упирается ладонями в пол. Он не смотрит на нас, и я впервые вижу, как он действительно, по-настоящему, старается сдержать слезы — его тело подрагивает от усилий. Даже Трейс притих, видя это. Он пытается всё исправить, когда уже слишком поздно:
— Харрисон, я просто прикалывался.
— Нет. Так и есть. Я думал, она наладится, ну, постепенно. — Он наконец смотрит на нас. — Моя жизнь. Я думал… и остался ни с чем.
— Заткнись, пожалуйста, а, — стонет Кэри.
— Но я по-прежнему хочу, чтобы она наладилась, — не слушает его Харрисон. По его щеке течет одинокая слеза. — Глупо, да? Теперь уже слишком поздно менять в ней что-либо.
Кэри опускает лицо в ладони. Долгое время никто ничего не говорит, а затем Грейс пододвигается к Харрисону. Ее нос и щеки покраснели от виски. Она обнимает его одной рукой, и он начинает рыдать.
— Не плачь, — успокаивает его она. — У тебя полным-полно времени.
— У меня его нет.
— Есть.
— Нет.
— Есть! Правда, есть. Смотри…
И она делает нечто невероятно самоотверженное и противное. Она поднимает подбородок Харрисона и нежно накрывает его губы своими. Поцелуй длится достаточно долго для того, чтобы Харрисон прочувствовал и ответил на него. Трейс с гордостью взирает на свою сестру. Когда поцелуй заканчивается, Харрисон ошарашенно таращится на Грейс, но плакать перестает.
Она такая милая.
Кэри брезгливо фыркает и пытается встать. Его качает.
— Что ж, всё было зашибись, пока Харрисон не начал плакать. Хотя чего я удивляюсь, он ведь только что и делает — плачет. Спасибо тебе, Харрисон.
Его слова приводят Харрисона в чувство:
— Я не…
— Ты, да , Харрисон. Всё время ноешь.
— Какого хрена ты прицепился к нему? — злится Трейс. — Пусть себе плачет.
— Да он только и ревет! Я не хочу расклеиваться и плакать. — Кэри трет глаза. — Я так устал. Хотел просто напиться и…
— И напился, — замечает Райс.
— Он просто поделился с нами своими мыслями и чувствами, — говорю я. — Это всё, что он сделал.
— Да, но не … — Кэри машет рукой в сторону Харрисона и теряет равновесие. На секунду его опасно кренит, но он выпрямляется. — Не так же. Зачем нам было всё это выслушивать? Я не хочу этого слушать. Это так чертовски жалко…
— Прости, — извиняется Харрисон. — Я не хотел…
— Он может рыдать сколько ему влезет, если ему того хочется, — говорит Трейс. — И я никогда не видел, чтобы тыплакал.
— О, дай угадаю, — вскидывается Кэри, — дальше ты скажешь что-нибудь о своих мертвых родителях и о том, что я убийца, потому что убил их.
— Да, что-то в таком духе. А точнее — именно это и скажу.
Они смотрят друг другу в глаза. Я наблюдаю за Трейсом. Он выдерживает взгляд Кэри, не моргая. Кэри первым уступает, и таким образом, какого я не ожидала, какого никто из нас не ожидал. Он прижимает ко лбу кулак и говорит:
— Вы думаете, что я этого хотел.
— Кэри, не начинай, — просит Грейс.
— Нет, послушайте. Вы думаете, что я этого хотел, — повторяет он. — Вы на самом деле считаете, что я хотел остаться с вами без них? — Он смеется. — Считаете, я этого хотел? Правда? — Кэри делает шаг назад. — Нет. Я этого не хотел. Мне нравилось то… то, что они с нами. — Он опускает руку. — Это не должны были быть они. Это должен был быть…
Он смотрит на нас, потерянный, а я жду, что он закончит предложение, прекрасно осознавая, что он никогда этого не сделает. « Это должен был быть я». В эту секунду Кэри для меня становится мной. Из парня, офигенно успешного по части выживания, он превращается в парня, считающего, что он должен был умереть.
Он становится тем, кого я наконец-то понимаю.
Кэри качает головой и, шатаясь, выходит из зала. Его достали мы, достало всё. Мне хочется пойти за ним, сказать ему, что он такой не один.
Хочется спросить его, как мы можем помочь друг другу.
Грейс ловит мой взгляд. Открывает рот, закрывает его и смотрит в сторону. Она больше не выглядит радостной. Я чувствую, что кто-то должен хоть что-нибудь сделать. Наверное, это должна быть я.
— Я найду его, — встаю я, и мир качается перед глазами.
— Не нужно, — говорит Трейс. — Пусть помучается.
— Я пойду с тобой, — поднимается Райс.
Мне не нужна его компания, но, похоже, никуда от нее не деться. Райс ровнее держится на ногах, чем я, поэтому, выйдя из зала, я плетусь позади него. Он, кажется, знает, где искать Кэри. В библиотеке. Тот сгорбился за одним из столов, положив голову на руки.
— Оставьте меня в покое, — невнятно просит он. — Пожалуйста.
— Давай мы поможем тебе вернуться и уложим на мат, — говорит Райс.
— На мат. У меня даже кровати больше нет. Ни у кого из нас ее нет. Вы это осознаете? Мы не можем пойти домой. У нас больше нет кроватей. — Он поднимает голову и смотрит на нас. У него остекленевший взгляд. — Мы не можем пойти домой, Слоун.
— Меня это устраивает.
— Почему? Тебе что, лучше здесь ?
— Ладно. Хватит. — Райс встает позади Кэри и поднимает его на ноги.
— Я не вернусь в зал, — отталкивает его тот.
— Тогда пошли в медицинский кабинет, — предлагает Райс.
Мы ведем его туда. Кэри приходится обхватить нас с двух сторон руками, чтобы не распластаться по дороге. Приняв на себя его вес, мы идем медленнее. Его ноги не слушаются, подгибаются, и когда мы проходим мимо одного из классов, он заходит внутрь, блюет в мусорную корзину и сплевывает.
— Уже лучше, — бормочет он.
И, действительно, ему легчает. Он говорит, что хочет просто поскорее вырубиться. Мы доходим до медкабинета, и он плюхается на кушетку, а Райс снимает с него ботинки.
— Я убийца, — говорит Кэри. — Я. Убийца.
— Нет, ты пьян. Проспись.
Я не хочу, чтобы Кэри замолкал. Хочу, чтобы он закончил то, что собирался сказать в зале. Хочу услышать, что кто-то еще махнул на себя рукой. Мне нужно это услышать.
— Это должен был быть ты, да?
— Слоун, — бросает на меня взгляд Райс.
— Что? Нет, — моргает Кэри. — Это должен был быть Харрисон.
— Вот привязался к нему, — ворчит Райс.
— Мы даже не знали его… — Кэри с трудом садится. — Райс, помнишь, как мы его нашли? Мы его совсем не знали, а оказалось, что он учится в нашей долбаной школе. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, насколько он никчемен. Всех остальных… всех остальных мы знали… — Он наклоняется вперед и опускает голову между коленями. — Это должен был быть Харрисон.
— Если бы это был он, ты бы чувствовал себя сейчас так же отвратно.
— Но никто бы меня не обвинял, если бы это был Харрисон.
Кэри тяжело дышит, и я уже думаю, что он сидя заснул, но затем его плечи начинают трястись. Он плачет.
Я поворачиваюсь к Райсу, который в шоке смотрит на Кэри. Он тоже поворачивается ко мне и глазами умоляет что-нибудь сделать. Мол, я же девочка и должна знать, как в таких случаях поступать. Я робко шагаю к Кэри, но не знаю, что делать. Наверное, мне нужно быть пьянее, чтобы придумать, что сказать или чем помочь. Кэри поднимает голову. На его лице печаль.
— На аллее были мертвые, — шепчет он.
Мое сердце слышит это, переваривает и понимает быстрее, чем мозг. Я отступаю на два шага.
— Я знал, что там мертвые.
— Кэри, заткнись, — говорит Райс.
— Это был единственный путь к школе, и никто из нас не знал Харрисона. Наживка.
— Кэри…
— Но Касперы настаивали, помните? Они так настаивали. Они не хотели ждать и я… я не мог сознаться в том, что солгал. Но это не должны… не должны были быть они. Это должен был быть Харрисон. Я всё продумал, это должен был быть… Харрисон.