Он поднял тост за то, чтобы Аркадию везде сопутствовал успех, а удача пускай ищет косоруких неумех. Тост был встречен с пониманием и энтузиазмом. Неожиданно появилась гитара, которой завладел один из сотрудников лаборатории, в которой трудился Аркадий. Мужчину звали Геннадием.
– Чего изволите? – пробежавшись пальцами по струнам, спросил он.
Все стали что-то выкрикивать. Молот, сидевший напротив, тихо попросил:
– Осенние дожди знаешь?
– Визбор? – спросил Гена. Увидев утвердительный кивок Молота, покачал головой. – Знаю, но не буду, вещь уж больно грустная. Зачем людям праздник портить? Народ расползётся. Потом обязательно сыграю, специально для тебя.
– Ловлю на слове, – улыбнулся Мечислав. Ему нравился этот простой мужик, носящий титул академика, одного из самых молодых в РАН. Всего тридцать шесть лет. Эту информацию ему выдала Ангелина, томно дыша в ухо. А Гена уже вовсю пел «Чайф»:
Эй, я уезжаю
Я это знаю, я тебя провожаю
Эй, мне уже 17 лет
Ну и что, куда ты тянешь меня в буфет
Эй, выглядишь молодцом
Бутерброд в дорогу с огурцом
Эй, вот тебе мой совет
Дорожным бутербродам – нет, нет, нет
Песенка пришлась кстати, в каком-то смысле все обитатели ковчега находились в дороге. У всех была беспокойная профессия, многие часто ездили с места на место и не понаслышке знали о дорожных общепитах, вокзальных буфетах и кормежкё в самолётах.
Майору это было близко, так как он несколько раз травился шаурмой на Ярославском вокзале. Да и песенка была жизненная, задорная, заставляющая с юмором взглянуть на различные дорожные коллизии.
Все дружно подпевали, и только Молот сидел задумчивый и глядящий в стену за плечом гитариста. Весёлая песня вскрыла в душе майора то, чего он хотел забыть: пыльный южный город, выщербленные пулями стены домов, разлагающиеся под стенами горотдела трупы боевиков, маленькая комната на третьем этаже, пробитая осколком дребезжащая гитара, молодой лейтенант с красивым голосом звучно выводит:
Эй, эй, эй, под кроватью старый таз
Пробит насквозь голубой унитаз
Как гордый линкор, побывавший на войне
Мачты сбиты, пробоина в дне
Пуля, влетевшая в амбразуру, попала парню в шею. Он умирал долго, хрипя, пытаясь зажать рану, через которую хлестала кровь.
Майор тряхнул головой, отгоняя видение. Геннадий по-прежнему наяривал песню, все смеялись и пели. Кто-то уже вспоминал о том, что с ним случилось в дороге. Никто не заметил, что с бывшим майором что-то произошло. Хотя почему бывшим? Русский офицер бывшим не бывает.
Майор натянул на себя прежнюю радостную маску, но настроение было испорченно.
А Геннадий всё пел:
Эй, я куплю журнал «здоровье»
Это вредно для здоровья
Даже если нечего читать
Гораздо безопасней на верхней полке спать
Эй, как тебе глаза напротив
Ты удивишься, но я снова против
В дорожных знакомствах, какой толк
А вдруг её встретит на перроне боксёр
Эй, эй, эй, под кроватью старый таз
Пробит насквозь голубой унитаз
Как гордый линкор, побывавший на войне
Мачты сбиты, пробоина в дне
Эй, так ведь я же уезжаю
Я это знаю, я тебя провожаю
Эй, убирайся к чертям
Мне надоели твой советы, доберусь сам!
Эй, ну ты и гад
А ещё называется младший брат
Желаю тебе купить журнал «Здоровье»
Съесть тухлый бутерброд и получить по морде
Песня кончилась, и Молот вздохнул с облегчением. Народ пел песни, изредка прерываясь на тосты, никто не говорил о работе, и даже Майор сумел вернуть утраченное настроение.
Около полуночи почти все расползлись. Инна капитулировала перед более опытной Ангелиной и удалилась одной из первых. В баре остались Аркаша с Галей, Гена со своей пассией, которую вроде бы звали Наташей. А может и Олей, Мечислав не запомнил. И он с Ангелиной.
– Ну что, майор, обещанные «Дожди»? – спросил Гена.
Молот кивнул.
Учёный улыбнулся и ударил по струнам. Красивый голос разорвал сонную тишину бара.
Видно, нечего нам больше скрывать,
Всё нам вспомнится на Страшном суде.
Эта ночь легла, как тот перевал,
За которым исполненье надежд.
Видно, прожитое – прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Видишь, падают дожди октября,
Видишь, старый дом стоит средь лесов.
Вот теперь майор окончательно понял свою ошибку. Нельзя было просить спеть именно эту песню. Да, она любимая, да, с ней связано много хорошего, но сейчас это похоронный марш для шести миллиардов людей. Песня о тех, кто спасся с земли, песня про них. От этого стало страшно. Но майор мужественно слушал. Это была его Голгофа.
Мы затопим в доме печь, в доме печь,
Мы гитару позовём со стены,
Всё, что было, мы не будем беречь,
Ведь за нами все мосты сожжены,
Все мосты, все перекрёстки дорог,
Все прошёптанные клятвы в ночи.
Каждый предал всё, что мог, всё, что мог,
Мы немножечко о том помолчим.
Этот куплет причинил ему особенную боль. Он рвал на куски душу. Этот куплет был написан про ковчег и этот вечер. Про тот вечер, когда самолёт оторвался от бетонки военной базы. И только малая часть сидящих в самолёте знала, что люди вокруг обречены. Что они чувствовали тогда? Считали ли себя предателями? Радовались ли спасению? Или тихо плакали в душе? Майор не знал, но он чувствовал всё это, слушая Гену.
И слуга войдёт с оплывшей свечой,
Стукнет ставня на ветру, на ветру.
О, как я тебя люблю горячо —
Это годы не сотрут, не сотрут.
Всех друзей мы позовём, позовём,
Мы набьём картошкой старый рюкзак.
Спросят люди: «Что за шум, что за гром?»
Мы ответим: «Просто так, просто так!».
Просто нечего нам больше скрывать,
Всё нам вспомнится на Страшном суде.
Эта ночь легла, как тот перевал,
За которым исполненье надежд.
Видно, прожитое – прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Видишь, падают дожди октября,
Видишь, старый дом стоит средь лесов.
– Просто прожитое – прожито зря, – тихо повторил майор. – Всё зря. Ладно, товарищи, я, пожалуй, откланяюсь. Завтра тренировка, с утра пораньше нужно быть в форме. Ангелина, тебя проводить?
Женщина изящно встала и протянула майору руку.
– Конечно. Мне было бы очень приятно.
«Будет», – пообещал майор мысленно. Попрощавшись с оставшимися, они вышли в коридор. Они начали целоваться ещё в прихожей её квартиры, платье улетело в одну сторону, китель Молота – в другую. Страстные поцелуи прекращались только для нового глотка воздуха.
Утром майор ушёл, стараясь не будить партнёршу. Он знал, что она не обидится: каждый получил то, что хотел. Никаких обид и сожалений, никаких претензий. Это была их ночь. И он, и она знали, что она будет единственной.
Ковчег нёсся в пространстве к призрачной цели. Всё впереди. Да и обязанностей у майора прибавилось. Теперь, как отвечающий за подготовку личного состава боевого отряда, Мечислав был обязан присутствовать на совещаниях, проводимых Ольгой. К счастью, Железная леди делала это довольно редко, предпочитая решать вопросы быстро, и собирала общее совещание всего несколько раз, и то в ознакомительных относительно ситуации целях.
Но это не было похоже на остальные. Здесь собрались все ведущие специалисты ковчега: Артём, Мечислав, начальник технической службы, учёные, медики. Некоторых Молот видел впервые. В конференц-зале ощущалась напряжённость. Прошло два месяца, а ковчег так и не вышел из потока. Это невозможно скрыть. Поэтому нужно быстро решить, что делать и что говорить людям, и выслушать хотя бы примерные предположения учёных.
– Начнём, – войдя в помещение, произнесла куратор.
Её шаг был быстрым и решительным. Два месяца эта удивительная женщина держала в железном кулаке весь бункер. её решения были правильными, и она предпочитала не лезть туда, где ничего не понимала, например, к Мечиславу и его солдатам. К новости, что он им всё рассказал, отнеслась вполне спокойна, только спросила, не проболтаются ли? Мечислав мотнул головой, и вопрос был закрыт.
– Добрый день, – садясь во главе большого овального стола, поприветствовала куратор присутствующих. – Я думаю, вы уже знаете, по какому вопросу я собрала вас. На сегодняшний день это проблема является приоритетной. Мы всё также остаёмся в потоке, хотя по нашим расчётам должны были покинуть его три дня назад. Уже то, что мы находимся здесь больше двух месяцев, то есть вдвое дольше заявленного срока, нервирует людей. Пока обстановка стабильная, люди продолжают заниматься своими делами. Все центры ковчега функционируют нормально. Но уже идут разговоры в барах и столовых. Людей беспокоит сложившаяся ситуация. Нужно решить: что сказать людям? Начнём, пожалуй, с научного отдела. Ваши теории?
– Разрешите? – поднявшись, произнёс глава сотрудников, занимающихся генератором потока.
Он был невысок, слегка за пятьдесят, голова абсолютно лысая, и даже те, кто с ним проработал тридцать лет бок о бок, не видели его с волосами. Поговаривали даже, что он лыс везде, и якобы это последствия неудачного эксперимента с высокой радиацией.
Поправив очки и покрутив в руках лазерную указку, он выжидающе посмотрел на куратора. Ольга кивнула.
– Начнём с технического вопроса: генератор работает исправно. Проблема заключается не в оборудовании. Все компьютеры сходятся в одном: мы не достигли заданной точки пространства. Возможно, причина в большой массе объекта. Признайте, что ковчег гораздо крупнее обычного грузового автомобиля, на котором проводили испытания. Именно основываясь на этом эксперименте, мы вычисляли, сколько времени займёт перемещение. Но, видимо, в расчёты вкралась ошибка. Возможно, причина, как я уже сказал, в огромной массе. Видимо, для перемещения требуется гораздо больше времени. Может быть, мы двигаемся по коридору слишком медленно. Поскольку отсутствуют ориентиры, мы не можем высчитать скорость. Может, мы находимся рядом с целью, возможно, лишь недалеко отошли от Земли. Так что всё относительно. Есть ещё теория о том, что мы промахнулись, и уже пролетели заданную точку или вообще уходим от неё в противоположенную сторону. Но, честно говоря, я не очень верю в эту теорию. А может, не хочу верить. Если она верна, мы обречены стать странниками. Возможно, навечно, возможно, нет. Я ответа на этот вопрос не знаю. У меня всё.
– Что ж, ваша позиция ясна, – задумчиво произнесла куратор. – Теперь мне хотелось узнать мнение медицинской группы, в составе которой психологи. Какова вероятность проявления открытого недовольства?
– Вы спрашиваете, возможен ли мятеж? – поднимаясь, поинтересовалась крашеная блондинка с очень яркой и броской внешностью. Строгая белая униформа, в которой работали врачи ковчега, ей очень шла. Карие глаза излучали тепло и заботу. Она следила за собой и оставалась в свои сорок три такой же привлекательной, как и в двадцать.
Майор улыбнулся уголками губ. Марина Владимировна делала ему прозрачные намёки, что не против углубить знакомство, а не ограничиваться перевязкой серьёзно вывихнутой руки.
Молот вежливо ушёл от скользкой темы, наговорив кучу комплиментов. Просто не мог он встречаться с женщиной, которая старше него. Словно блокировка стояла. Хотя доктор была приятна во всех отношениях.
– Психологи считают, что опасаться массового недовольства не следует. Обитатели ковчега понимали, на что шли, и их больше пугает неизвестность. Наши мозгоправы считают, что если сказать людям правду, это не вызовет катастрофических последствий. Тесты показывают, что те, кто в курсе происходящего, например, подчинённые майора Молотова, легче переносят путешествие. Хотя здесь сказывается, что все они профессиональные военные, то есть люди, привыкшие к различным внештатным и неопределённым ситуациям. Они более устойчивы к стрессу. Но тесты остальных внутренних сотрудников, знающих ситуацию, не сильно отличаются от тестов военных.