Мы выгрузились, вертолёт взмыл, шум стал
стихать, но не исчез совсем, военные, как и обещал Сивушов, держались рядом.
Я позвал:
— Костик! Костик!
На ПДА всплыл сигнал, и через несколько минут возник наш терминатор. Оружие было при нем.
— Где ты прятался? И зачем КПК отключил?
— Та навищо? Нехай вийськови гадають, що мене немае. Я сховавсь, и на вас чекав.
— А почему они решили, что при вас нет оружия, Костик? — заинтересовался Вандемейер.
— Зброю я поклав поряд, метрах у трьох. Йихня аппаратура фиксуе окремо мене, окремо — зброю, нибыто я «чистый».
— А если бы они приняли тебя за мутанта и шмальнули?
— Та я ж пид бетоном чекав, — пожал плечами Костик, — тут хиба ракетою мене б узялы… Трымай свою зализяку, я вычыстыв. Эх, казав я: не поважаеш
ты зброю…
Костик вручил мне «Гадюку», а мой «калаш» — Вандемейеру.
— Йдемо, хлопци, — и зевнул.
Тут и я почувствовал, что спать охота, ведь ночью выспаться не удалось, едва пару часов перекемарил. Покосившись на Вандемейера, я сразу
сообразил: нынче никуда не пойдем. Дитрих зевал так, что кажется, вот-вот вывихнет челюсть.
* * *
Поскольку Дитрих выглядел сонным и расслабленным, я счел, что момент для расспросов подходящий.
— Ну, как, Вандемейер, — как можно более равнодушным тоном поинтересовался я, — удалось заснять лабораторию?
Дитрих тут же стряхнул апатию и насторожился.
— Что вы имеете в виду?
— А то я не видел, как вы лоб утираете только перед самыми интересными экспонатиками? Небось камеру включили и все снимали, а?
Хе-хе, я же дальтоник, а не идиот. Зато профессора в лагере — явно не дальтоники! Хе-хе.
— А что здесь такого? Я не делал ничего предосудительного!
— Про що вы тут кажете? — встрял Костик. — Яка камера?
— Костик, хватай шпиона! Наш Вандемейер включил видеозапись, когда ему щедрые хлебосольные профессора демонстрировали успехи отечественной
науки. Или не только видео? Не отпирайтесь, я все видел!
— Ну и что здесь такого? — Рыжий пожал плечами. — Зато теперь у меня достаточно данных, чтобы отчитаться перед руководством. Они все равно
ничего не понимают, а материал я предоставлю, что называется, броский, хоть сейчас в бульварный журнал. Взыскующим понравится. Конечно, это вовсе не
то, за чем меня командировали… это даже лучше! Так что отныне я могу спокойно заниматься собственными исследованиями… и, кстати, заодно удовлетворю
любопытство профессора Головина. Ну и вам помогу в розысках. Вы тоже заинтересованы в том, чтобы у меня были развязаны руки.
И учёный, расправив узкие плечи, победоносно поглядел на меня сверху вниз. Уел, ничего не скажешь.
— Вы сволочь, Вандемейер, — в который раз повторил я. Впрочем, на этот раз моя фраза выражала скорей восхищение.
— Я ж казав, що вин шпыгун. — Я думаю, Костику тоже понравилась предприимчивость Вандемейера.
В этом смысле они — одного поля ягоды.
— Надеюсь, вы не станете меня хватать за шпионаж? — уточнил Дитрих. — Понимаете, мне же не демонстрировали ничего серьезного. Это была именно
что показуха, работа на публику. По-настоящему интересна работа с пси, но мне совали красивые картинки, чтобы отвлечь от важного.
— Зато вы включали свой приборчик и сделали записи… Не спорьте, не надо. Я не настолько патриот, чтобы протестовать и возмущаться… А что это
было — насчет удовлетворения любопытства профессора Головина?
— Как, Слепой, вы не обратили внимания? Ах да, вы как раз отлучались с этим молодым господином…
— С лаборантом. Угу. Так что у вас с профессором?
— Он занимается исчезновением спутникового сигнала. Вообще его тема — пространственные пузыри, и Головин особо заинтересован в определении
«точек привязки». Жалуется, что есть сталкеры, имеющие практический опыт, но он не вправе ссылаться на них в серьезной работе. Ну и кроме того…
Видите ли, для вас все, что связано с артефактами, имеет налет мистики. Сталкеры, умеющие обращаться с этими образованиями Зоны, так называемыми
артефактами, напоминают средневековых алхимиков. То есть для них важен ритуал, имеют значение даже слова, которые произносятся при составлении
«сборки», как заклинания, творимые магами.
— Ну, не все так страшно. «Сборки»-то работают.
— Да, накоплен практический материал. Но нет ни малейшего теоретического обоснования.
— Верно, мы практики. А почему вы сказали «так называемые»? Чем плохо слово «артефакт»?
— Ну-у-у… Слепой, если вы заглянете в словари, там будет сказано, что «артефакт» — это нечто, изготовленное искусственно, нечто сделанное.
Тогда как эти самые образования, которые именуются артефактами, скорей естественного происхождения.
— А как же теория о божественной природе Зоны? Бог создал…
— Тогда и человек — артефакт. По образу и подобию. Слепой, вы артефакт?
— Разумеется. Я создан Зоной.
— Пф!
— Та облыш вже, Слипый, к словам чиплятыся. Що вид вас, Вандемейер, тому профэсору треба?
— Так вот, возвращаясь к теме — Головина интересуют замеры электромагнитных возмущений в зоне «слепого пятна». Здесь как раз никакой мистики и
счисления ангелов — чистая арифметика. Определение координат «точек привязки» по данным моей аппаратуры… ну, вы меня понимаете? Однако официального
разрешения на эти эксперименты профессор не имеет, попросил меня. Я не сталкер, у меня есть официальный статус, ученая степень, на меня можно
сослаться.
— Неужто Головин не может провести собственные замеры? А я думал, он помыкает там всеми…
— Интриги… за ним тоже следят, как ни странно. Тот же Серчев — как вы полагаете, в чем его функции? Чем он занимается при Головине?
— Ну, вам-то он снимать не помешал.
— Он пытался, вы просто не заметили.
— Ну, ладно, ладно…
— Головин мне объяснил: он отправлял сотрудника под охраной двух военнослужащих в этот район, все трое исчезли без следа.