С Гоблином Рольф скорешился на раз.
Мишка сидит в любимой ВДВ-шной майке, немец — в чёрной. Но Рольф всего лишь капитан, а Гоблин целый старшина, пенделем выгнанный из "Войск Дяди Васи" за мордобойство какого-то старлея. Изгнанный прямиком в братки, а куда б он ещё пошёл с такими данными и умениями? Правда, потом Сомов остепенился, занялся художественной керамикой, в смысле, санфаянсом, — унитазами начал торговать, магазин завёл. А теперь вот, опять в душегубцы обратился.
У обоих есть партаки. У Мишки на сгибе локтя надпись: "Крови нет, один чифир". Немец попросил уточнить, что есть "чифир"? Чаю в Германии нет, пьём наш, из судовых запасов, берлинцы им никак напиться не могут. Так что, чифир изобразить не можем, расточительно.
Рольф продемонстрировал свою интернациональную татуировку: "Killing is not Murder" — умерщвление не есть убийство, типа… А чё, философия. Но Гоблин не сдался и показал ещё одну, сделанную на загривке: "А тебе дорога вышла — бедовать со мною, повернешь обратно дышло — пулей рот закрою". Тут мне с поясняющим переводом пришлось потрудиться.
Время идёт, а решения Ставки нет.
Потому что нет связи с Замком. То ли грозы, всю ночь колотившие мистическими молниями по германскому "шпреефельду", то ли в принципе проходимость никакая, а, может, предел дальности радиостанции оказался меньше заявленного и ожидаемого. На "штырь" мы донжон не взяли, теперь вот так пробовать будем.
Вот и опять за окном бабахнуло, по серым стенам зала блики проскочили, а ведь только что показалось, что в небесах затихает. Ну, всё, даже смысла пробовать нет, ещё подождём, должна же эта гроза прекратиться. Вот только Новый Берлин ждать не может. Точнее, может, конечно, если оставить всё по старому, жили ведь они без нас. Но мы намерены стратегическую ситуацию вокруг германского анклава изменить — радикально, и прямо сегодня.
В принципе, в однозначном решении Сотникова мы с Гобом не сомневаемся, поэтому постановили главное сделать самовольно.
— Ладно, камрады, — объявил Гоблин, подвигая стул ближе к столу и подтягивая к себе брезентовые мешки и сумки, притащенные нами с парохода. — Давай начнём делиться по-людски…
В огромной комнате, почти такой же, как у Сотникова, кроме нас с Мишкой, сидят четверо немцев: бургомистр — глава немецкой общины, капитан-армеец, радист-любитель, как я понял, и инженер-смотритель — что-то вроде нашего главного инженера. Бургомистр тоже шпарит по-нашему, весьма сносно, но с ними две женщины-переводчицы. Русский язык последние знают хорошо, но лексику Гоблина осилить не могут, периодически выступаю в роли сопереводчика.
После того, как я объяснил соседям, что и генератор, и рацию мы оставим им, как коммутационный комплект, бургомистр посчитал нужным честно предупредить гостей:
— Господа, сразу вынужден сказать, что в ближайшее время заплатить за это мы не сможем, просто нечем.
Гоблин, было, сразу взвился со своими "понятиями", но я его удачно притушил жестом и отреагировал вполне дипломатично, как мне показалось:
— Нам не хочется употреблять словосочетание "гуманитарная помощь", тем более, что, и в этом мы не сомневаемся, со стороны администрации русского анклава, в случае необходимости, будет оказана и помощь военная… Посчитайте это просто даром братского народа, желающего, как и ваш, идти цивилизационным путём, а не бандитствовать по рекам и лесам.
Нормально сказал?
А Сомова в таких ситуациях лучше сразу же задвигать за спину.
Сразу учудил, не успели мы и шкуру отряхнуть после схода на причал. На каменной площадке нас встречала целая делегация, а со стен все жители замка смотрели на прибывших. Ну, вышли, поприветствовали, представились, кто, зачем и почему. Кратко предъявили словесную "визиточку" нашего анклава — всё давно отработано, регламентировано.
Сам бургомистр стоял в центре, он и произнёс первое ответное приветствие, кратко посетовав, что берлинцы не могут встретить русских так, как положено добропорядочным бюргерам — обстоятельства не позволяют, трудности быта. Трудности мы заметили ещё при встрече звена охотников, да и в пути успели кое-что услышать.
Ну, а так как я, оглядываясь по сторонам, откровенно упустил момент, то вперёд вылез Гоблин и прекраснодушно заявил, по-лобовому, без всякого, мать его, политеса:
— Камрады, да нафига ж так мучить людей? Присоединяйтесь к нам, вместе будем преодолевать, союзно! К нам в анклав уже и белорусы влились, и словенцы, словаки, сербы, чехи есть. И даже французский венгр имеется! — гордо финишировал Сомов, подняв палец вверх так, будто в Замке Россия поселился сам Саркози.
Я ему тут же легонько, но чтоб спазмик-то пробил, вмазал по правой почке, чтобы это безобразие прекратить. Вот паразит! Кто тебя просит тут полномочным диппредставителем выступать, да с такими резкими движухами? Напугать людей хочешь? Ну, падла, я тебе дам наедине… Ну и что, что мы тысячу раз обсуждали, как хорош был бы русско-немецкий союз и какого толстого анкерного болта можно такой бригадой ввинтить в самый пуп этой планеты? Ты кто таков, чтоб такие предложения кидать?
Бургомистр пристально посмотрел на этого урода и спокойно спросил:
— Это официальное предложение вашего руководства?
Гоблин косяк прорубил и тут же заёрзал:
— Ну, это я…
Но добазарить до окончательно глупого Коломийцев ему не дал. Он буквально сдернул его со сцены и на прекрасном немецком заявил:
— Наш друг в эмоциях, и по-человечески полон желания помочь. Сейчас, как мы понимаем, не до политики, надо решать самые насущные проблемы. И мы готовы содействовать вам.
На большом "сотниковском" столе еда двух видов: наша и местная. Вот такой русско-немецкий стол. Вернее, его жалкие остатки, тут у Штаба завтрак был, корпоративный. Пока мы рассказывали немцам об этом мире и способах жизни в нём — они мало что знали — почти всё и умяли.
Немцы выставили жареное мясо косули, копчёную рыбку, какие-то солёные травки и морс. Косуля с вертела, как мы прибыли, так её и насадили. Жаренье на вертеле — целая наука, чтобы тушу пропечь, но не спалить, опыт требуется, терпение и многие часы контроля. Мясо рублено крупными кусками. Так и хочется, в духе антуража, грызть и бросать разбитые обухом крепкого ножа кости на пол, радуя господских охотничьих псов. Но собак у немцев нет, и кошек нет. И птиц нет, ни курочек, ни гусочек. Ни "бе-бе", ни "му-му".
Однако они сразу, и с чистой душой, предложили нам зарезать и зажарить молодого поросёнка. От такого предложения мы с Мишкой чуть сознание не потеряли! У них есть свиньи! Давай расспрашивать, что да как — точно, три свиньи и восемь поросят.
Как их можно есть? Может, это последние свиньи на Земле-5.
С нашей стороны — картоха, сгушёнка, колёса "пражской" колбасы, квашеная капуста, хлеб, чай, сахар и кофе. И красненький блок гордеевской "Примы". В итоге из шести берлинцев не курят лишь двое — остальные периодически дымят у бойниц, выходящих на реку, с непередаваемым кайфом. Оказывается, немцы всё ещё курят!
Вот молодцы они… Увидели наши запасы провианта, и никакой алчности во взглядах, достойно держатся, это дорогого стоит. Но я, заметив блеск в усталых женских глазах, сказал: "Извините-ка, мужики…" и сразу подвинул сгущёнку им. Еще три банки ушли к оставшимся в Берлине детям.
Встретили нас… Не знаю, как вам и сказать, ребята.
Нет, не как братьев, это слишком банально и слишком неполно. Знаете, как будто к матушке в гости приехал, в маленькую деревню, где ты вырос и где, по-мудачески, не был года три, исправно находя оправдания. Вот вся деревня и бегает теперь из дома в дом, радуется, вкусненькое несёт. Вот уж действительно, как к родным. Такое всегда чувствуешь, эту ауру искусственно не сотворишь.
В зал постоянно входят мальчишки-посыльные, но тяжёлые дубовые двери ни разу не грохотнули, а все распоряжения бургомистр отдаёт не свистящим громким шёпотом с матами и переспросами, а в письменном виде, отрывая листочек за листочком из маленькой записной книжки. Только глядя на эту щедрость и понимая, каков дефицит бумаги в этом мире, можно понять всю экстраординарность визита русского флота на Шпрее.
— Мужики, вы поймите нас правильно, многого не дадим, — не стесняясь, завёл отчасти гниловатый базар Гоблин, никто такие минуты не любит. — Что можем, отсыпаем без жабы и затирок с Главным, потом ответ держать будем, как сумеем, "огнестрел" в этом мире посчитан и легко не даётся.
— Геноссе Миша, мы всё понимаем, — кивнул Рольф Холландер. — И будем рады даже одному гладкоствольному ружью, а уж двум…
С оружием у них швах. Полный.
Единственный ствол имеется у капитана, страсть как странный девайс, не то двуствольный пистолет 12-го калибра, не то обрез, однако же, "обрез фабричной сборки". Он его носит в кожаном чехле, за спиной, как в кино. Мы полюбопытствовали, прочитали надпись "Hudson".
— Этот "хаудах", — пояснил Рольф, — сделан после выхода фильма "Мэд Макс", игрушка бешеного Мела Гибсона.
Диковинный трофей боевой капитан снял с бездыханного "зусула", зарезанного им собственноручно ещё в первый месяц попаданства — так, несколько абстрактно, называли "страшных африканских бойцов" в одной старой юмористической телепередаче. Сериал про танк "Железный Капут". Я один раз сказал, Гоблин посмеялся, да так и прижилось. А что, сколько их там бегает, всяких-разных, кто знает, а называть как-то надо. Негры — скучно и неточно. Для меня с советских времён негры это те, кого надо кормить, жалеть и защищать от американцев. В нашем мире такие перевелись, остались зусулы.
К короткому обрезу у немца имеются три красных картечных патрона, уже потёртых, от частой смены мест дислокации. Рольф бережёт их, на случай возникновения самой страшной ситуации — прорыва врагов в крепость. На этом современный "технологичный" арсенал германцев и заканчивается, остальное вооружение немцев — луки.
Не позавидуешь.
— Не, ну мы же в понятиях, нужды людские видим, так что, без байды, — сложно ответствовал Мишка. — Короче.
Он вытащил из мешка два полуавтомата "Браунинг голд фьюжн", добавил к стволам несколько пачек патронов: картечь и "бреннеке". Это трофеи, "арабские", часть вооружения экипажа "Дункана".
Взяв и осмотрев ружья, Рольф что-то быстро пояснил бургомистру, тот кивнул, громко щёлкнул пальцами и в комнате, немыслимым способом передвижения Джима Керри материализовался чернявенький пацанчик, схватил записочку и исчез. Капитан ничего не стал комментировать и благодарить, выдержанно ждал дальнейшего.
— Так… Пистолет вот есть, французский "MAS М 1935А", всего один, старина далёкая. Но вполне работает, проверен, — Гоблин звякнул по столу пестиком. — Ну, и два "нагана", классика, вечная тема. Тут ведь особенности у нас, современного оружия практически не найти, снабжаемся довоенными образцами, или времён Второй Мировой… Ну, и маслят к ним, сколько можем.
Патронов оказалось немного, с чего бы мы много к короткостволу таскали.
Вот сейчас Холландеру стало уже тяжело скрывать эмоции.
Что такое военному, присягой, личностным выбором, сердцем, привычками и понятиями нацеленному на защиту своего народа, оставшись без оружия, вдруг обрести таковое? А с ним и новые возможности, не доступные ранее способы ведения боевых действий, уверенность в боеспособности подразделения… Это как с переформирования вернуться. Как в наступление пойти, после долгих лет безнадёжного сидения в окопах. Как родиться заново, и опять — воином.